Период, последовавший за ошеломляющими успехами Гитлера в Европе, сопровождался усилением международной напряженности. Англия и Германия оставались в состоянии войны. При этом Лондон опирался на возраставшую поддержку Соединенных Штатов. Британские острова были не защищены от немецкого вторжения с моря. Исполненный страха Сталин, надеясь упрочить советско-германские связи и тем самым поощрить Гитлера на продолжение войны на Западе, лишив его стремления отдать предпочтение агрессии против России, попытался успокоить его и в официальных заявлениях занял антибри-танскую и антифранцузскую позицию.
Пятого июля 1940 г. «Правда» опубликовала пространное изложение немецких «Белых книг», содержавших захваченные французские официальные документы. В их число вошла секретная англо-французская штабная переписка начала 1940 г., касающаяся предварительных планов военных действий против России в поддержку обороняющейся Финляндии. В опубликованной в том же номере исполненной негодования редакционной статье «Документы, разоблачающие англо-французских организаторов войны» газета утверждала, что британские и французские правящие круги уже давно готовили идущую в это время вторую империалистическую войну. Как указывалось в статье, документы свидетельствуют, что организаторы войны сделали все для втягивания в свои планы Бельгии и Нидерландов, а вторжение Германии в эти страны представляло собой просто превентивную меру с целью предотвратить их использование в качестве базы для нападения на Германию. «И только мудрая сталинская политика Советского правительства своевременно разгадала подлые замыслы поджигателей войны и предотвратила готовившееся англо-французами нападение на нашу страну».
Первого августа советская пресса сообщила о только что состоявшемся пленуме Центрального Комитета, который заслушал и одобрил доклад о внешней политике правительства. Этим информация о докладе исчерпывалась. Однако 2 августа в «Правде» появился его отредактированный для публикации вариант, принявший форму доклада Молотова, который был сделан днем раньше в Верховном Совете.
Молотов дал обзор развития международных отношений в минувшем году, отметив сначала быстрое поражение и капитуляцию Франции. Советско-германские отношения, сказал он, полностью соответствуют новому курсу, зафиксированному в подписанном двумя правительствами год назад соглашении. «Это соглашение, которого строго придерживается наше правительство, — продолжал Молотов, — устранило возможность трений в советско-германских отношениях при проведении советских мероприятий вдоль нашей западной границы и, вместе с тем, обеспечило Германии спокойную уверенность на Востоке». Молотов мог бы подтвердить свой важнейший тезис, добавив, что, обеспечив советское невмешательство на основе заключенных в августе и сентябре 1939 г. соглашений, Гитлер в мае 1940 г. смог бросить 1 Зб дивизий, т. е. основную часть своих вооруженных сил, против западных демократий, оставив на новой советско-германской границе лишь четыре пехотных дивизии и еще шесть для охраны тыла79.
Именно Молотов, должно быть, был докладчиком по внешней политике и на уже упоминавшемся нами пленуме Центрального Комитета. На этом заседании, где Литвинов был выведен из состава Центрального Комитета, разыгралась драматичная сцена. После того как Молотов обрушился в гневе на бывшего наркома иностранных дел, обвинив его наряду с другим в «англофильстве», Литвинов нарушил мертвое молчание, заявив, что нападение Германии на Советский Союз неминуемо. Затем он сказал, что не понимает, почему его сняли с поста наркома и почему остается в партии так много людей типа Вышинского. Наконец, обратившись непосредственно к Сталину, он спросил: «Так что же, вы меня считаете врагом народа?». Сталин, ходивший взад и вперед позади стола президиума, указал на Литвинова и медленно произнес: «Папашу не считаем врагом народа. Папаша — честный революционер». (Под именем «Папаша» Литвинова издавна знали в большевистском движении.) И тем не менее подготовка к суду над «врагом народа Литвиновым» продолжалась и после пленума. Берия и Кобулов пытались заставить Гйедина и других подчиненных Литвинова дать на него показания. Согласно данным советских источников, этот процесс не состоялся в силу того, что Сталин решил сохранить Литвинова «на всякий случай» про запас80.
Осенью 1940 г. имел место эпизод, свидетельствовавший о большом желании Сталина сохранить добрые отношения с Гитлером и о страхе как бы не спровоцировать «фюрера». В то время советский историк Аркадий Ерусалимс-кий подготовил издание на русском языке мемуаров канцлера Бисмарка «Мысли и воспоминания», сопроводив их 14-страничным предисловием, в котором немецкий государственный деятель XIX в. изображался поборником мира с Россией. Ерусалимский утверждал, что Бисмарк создал Германскую империю «революцией сверху», осуществленной посредством войн за рубежом, но что во всей своей деятельности, направленной на создание империи, он руководствовался принципом ни в коем случае не допустить войны с Россией. Это стремление было столь велико, что молодой кайзер Вильгельм, в годы правления которого Бисмарк ушел в отставку, считал его «русофилом». Несомненно, что именно тема поощряемых Бисмарком дружеских отношений между двумя странами и была причиной того, почему Молотов оказал личное содействие опубликованию такой весьма необычной для советского профессора книги. Трудно сказать, привлекло ли немецкое посольство в Москве внимание Риббентропа к изданной в 1940 г. книге, но так или иначе последний в своих мемуарах утверждал, что на протяжении зимы и весны 1941 г. он напоминал Гйтлеру о русской политике Бисмарка81.
1 Гранки вступительной статьи Ерусалимского были направлены Сталину до издания книги. После Второй мировой войны Ерусалимский передал эти гранки со сделанными карандашом на их полях заметками и замечаниями Сталина своему молодому коллеге Михаилу Гефтеру. Следуя старой привычке человека, некогда помогавшего редактировать «Правду», Сталин внес стилистические исправления. Но были замечания и по существу. Сталину, например, не понравились звучавшие предупреждением финальные абзацы статьи Ерусалимского. Он полностью снял звучную фразу, в которой говорилось, что Бисмарк «всегда высоко оценивал моральные качества русской армии и что в мыслях немецкого канцлера всегда присутствовал образ простого русского солдата, готового во имя выполнения приказа замерзнуть в снежную бурю на перевале Шипка, но без приказа не оставить свой пост». Сталин также заметил, что неуместно («не то», — написал он) неоднократное упоминание в заключительном пассаже предисловия предупреждений Бисмарка не вступать в войну с Россией. Первого ноября 1940 г. Ерусалимский удостоился личной встречи со Сталиным, на которой присутствовали Молотов и Жданов. Когда Ерусалимский робко попытался отстоять свой финальный абзац, напирая на его актуальность, Сталин заметил: «А зачем вы их пугаете? Пусть попробуют...»82.
Пока Сталин размышлял обо всем этом, Гитлера занимали совсем иные мысли. Теперь, когда Франция была разгромлена, немецкие генералы разрабатывали план предстоящего вскоре вторжения на Британские острова, которому было присвоено кодовое название «Морской лев». Однако в конце июля 1940 г. Гитлер секретно уведомил руководителей вермахта о том, что он решил отложить вторжение в Англию и сначала свести счеты с Россией. В своем дневнике Гальдер писал: «Россия должна была быть разгромлена весной 1941 г. Чем скорее мы сокрушим Россию, тем лучше»85. Приготовления к операции «Морской лев» были полностью прекращены в первой половине октября. Произошло именно то, что, как отчаянно надеялся Сталин, не должно было случиться. Разведывательная информация об этом поступила в Москву84, но Сталин на такие донесения внимания не обращал.
В течение лета и осени, когда готовилось вторжение в Россию, Гитлер хотел ввести Сталина в заблуждение относительно своих агрессивных намерений.
С этой целью он предпринял шаги, направленные на упрочение веры в возможность дальнейшего улучшения советско-германских отношений. В летние месяцы в переписке с Москвой немцы убеждали советское правительство направить в Берлин делегацию высокого уровня для проведения нового раунда переговоров, которые должны были бы учесть изменения в международной обстановке после визитов Риббентропа в Москву в 1939 г.
