Несмотря на возникший из-за Чехословакии кризис, Сталин не свернул дела с Германией. Согласно информации, полученной в июне 1938 г. американским посольством в Москве из немецкого посольства, в апреле в Берлине состоялась беседа с руководителем советской торговой делегации. Немцы проявили интерес к получению марганцевой руды, а русские добивались поставок современного военного снаряжения.
Перед отъездом в Берлин новый советский посол в Германии А.Ф. Мерекалов сказал послу Шуленбургу, что Москва заинтересована в развитии с Германией торговых отношений. Еще дальше пошел В.П. Потемкин, сменивший Крестин-ского на посту заместителя наркома иностранных дел. Он заявил Шуленбургу: «А несчастью, единственный позитивный элемент в советско-германских отношениях в настоящее время — развитие торговых отношений»79 В начале лета 1938 г. в европейских столицах распространились упорные слухи, будто намечается советско-германское сближение.
Пятого июня 1938 г. состоялась неожиданная встреча покидавшего Россию посла Соединенных Штатов Дэвиса со Сталиным, первая встреча советского лидера с иностранным послом. Дэвис прибыл в Кремль к председателю СНК Молотову с визитом вежливости. Не успел он переступить порог его кабинета, как через ту же дверь вошел Сталин, что позволило послу увидеть его близко. Сталин оказался ниже ростом, чем ожидал Дэвис. «В его осанке было что-то от пожилого человека, — замечает посол. — Он держит себя доброжелательно, а его манеры чуть ли не обескураживающе просты. Дают о себе знать его индивидуальность, скрытая сила и уравновешенность».
На первые, полные восхищения слова Дэвиса, выразившего убеждение, что Сталин войдет в историю «более великим созидателем, чем Петр Первый и Екатерина», благодаря достигнутым под его руководством успехам в индустриализации страны, Сталин ответил, что все заслуги принадлежат Ленину, а также трем тысячам способных плановиков и «русскому народу». Особое внимание в беседе было уделено двум проблемам, на которых сконцентрировал внимание Сталин, понимая возможности Дэвиса как канала связи с президентом Рузвельтом. Речь шла, во-первых, о предполагаемом контракте с американской фирмой на постройку для Советского Союза линкора и, во-вторых, об американских кредитах Москве, за счет которых можно было бы погасить все еще не оплаченные долги правительства Керенского Соединенным Штатам.
Дэвис не упустил возможности прозондировать почву в отношении европейской ситуации, которая в мае приобрела зловещий оборот. Сталин весьма пессимистично оценил перспективы сохранения мира в Европе. Однако показательно, что британскую политику он критиковал острее, чем Гитлера. Не упомянув о коллективной безопасности, необходимости помешать Гитлеру захватить Чехословакию, обязательствах Франции и России защитить эту страну, Сталин сказал, что правительство Чемберлена стремится усилить Германию, а тем самым зависимость Франции от Великобритании и укрепить позиции Германии в ее противостоянии России. Советский Союз, однако, уверен, заметил он, что сумеет защитить себя80. Следует отметить, что Дэвис расценил особый интерес Сталина к приобретению линкора, постройка которого заняла бы три-четыре года, как свидетельство того, что советское участие в большой войне отнюдь не вопрос ближайшего будущего81.
В июле Шуленбург сообщил в Берлин о позиции советского правительства во время разразившегося в конце мая немецко-чехословацкого кризиса. Посол отметил, что в статьях, опубликованных в то время в советской прессе, не упоминались советские договорные обязательства, что в Париже, Лондоне и Праге советские дипломаты, несомненно, рекомендовали проявить твердость в отношении Германии и что Литвинов постоянно напоминал, что выполнение Советским Союзом договорных обязательств зависит от выполнения аналогичных обязательств другими державами. Шуленбург высказал мнение, что в силу ситуации внутри страны, а также страха перед войной на два фронта советское правительство будет держаться в стороне от военных акций и вряд ли допустит, чтобы Красная Армия выступила в защиту буржуазного правительства, хотя и попытается подтолкнуть к этому другие державы82.
В конце июля 1938 г. личный секретарь Шуленбурга Херварт получил разрешение совершить поездку на автомобиле, с просьбой о которой он обратился еще в мае. В сопровождении шофера Херварт на машине проехал по Украине и достиг Одессы. По дороге он не обнаружил каких-либо признаков передвижения советских войск. На это стоит обратить особое внимание, поскольку, покидая Москву, Херварт предупредил ехавших у него «на хвосте» сотрудников НКВД о своем желании сделать по пути в память о поездке туристские фотоснимки. А так как он, Херварт, не хочет ставить их в затруднительное положение, сказал он, то был бы благодарен им, если бы они сигналили ему двумя гудками всякий раз при въезде в район военного значения, дабы он мог воздержаться от фотографирования, а затем давали бы знать, что съемки разрешаются83. Они согласились выполнить его просьбу.
Нет никаких оснований заподозрить проявивших готовность помочь ему сотрудников контрразведки НКВД в чрезмерной глупости. Можно поэтому сделать вывод, что высокие московские инстанции хотели, чтобы немецкое посольство само убедилось бы, и иноформировало об этом Берлин, в отсутствии переброски советских войск в направлении Чехословакии в момент, когда наступил решающий этап. Херварт сообщает, что в немецком посольстве никто тогда не допускал мысли, что Россия вступит в войну из-за Чехословакии или что она в состоянии предпринять такой шаг.
Берлин бомбардировал свое посольство в Москве запросами насчет внушавшего опасение укрепления Советским Союзом военно-воздушных сил Чехословакии. Генерал Кестринг, однако, полагал что все ограничится переброской туда нескольких учебных самолетов84. В конце августа Херварт переслал в Берлин доклад итальянского посольства, в котором сообщалось о перелете через Польшу в Чехословакию на большой высоте 40 советских самолетов85. Согласно доступной информации, летом 1938 г. русские перебросили в Чехословакию небольшое число средних бомбардировщиков, чтобы частично расплатиться за заказанное Москвой в январе-июле 1938 г. чехословацкое специальное пехотное оружие и тяжелую артиллерию, а также за обучение нескольких десятков советских инженеров на оружейных заводах фирмы «Шкода» в Пильзене86.
Когда в конце августа и сентябре кризис вступил в заключительную фазу, заинтересованные правительства проявили лихорадочную деятельность. Англичане, французы и немцы попытались выяснить позицию советского правительства. Оно же от ответа уклонялось.
Двадцать второго августа Шуленбург беседовал с Литвиновым. Тот высказал мнение, что Германия стремится уничтожить Чехословакию. Если Берлин, добиваясь этого, развяжет войну, то Франция, сказал он, объявит мобилизацию, Великобритания перестанет отступать, а Советский Союз выполнит свои обещания и поможет Чехословакии. Несмотря на неоднократные попытки Шу-ленбурга выяснить, какие формы примет такая поддержка, Литвинов ответить отказался.
Обсудив проблему со своими военными и военно-морскими атташе, Шуленбург информировал Берлин, что, по его мнению, Москва пытается нажать на Францию и Великобританию для того, чтобы они выступили с инициативой, направленной против Германии. Сам же Советский Союз проявит сдержанность, сделав, однако, все возможное для поставки Чехословакии оружия, особенно самолетов. Перебросить туда свои войска ему будет трудно, хотя специалистов направить он сможет. В дипломатическом корпусе в Москве, указал в заключение Шуленбург, господствует мнение, что, коль скоро дело дойдет до вооруженного столкновения с Чехословакией, Франция выступит против Германии, Великобритания окажется на стороне Парижа, а Советский Союз приложит «по возможности минимум усилий, желая иметь в конце войны в своем распоряжении незадействованную армию»87.
Семнадцатого августа британский министр иностранных дел лорд Галифакс пригласил к себе советского посла в Лондоне Майского. Он поинтересовался мнением посла о положении в Центральной Европе. Майский сказал, что судьба Чехословакии зависит прежде всего от того, займут ли Великобритания и Франция в этот критический час твердую позицию против агрессии. Двадцать девятого августа главный советник британского правительства Роберт Вансит-тарт пригласил Майского на неофициальный завтрак, во время которого подчеркнул, что Чехословакия — «ключ ко всему будущему Европы», что в случае ее падения сложится ситуация, в одинаковой степени опасная как для Великобритании, так и для России, и что поэтому наступила пора действовать. Однако Советский Союз хранит молчание, и ни Лондон, ни Париж не знают, что он намерен предпринять в Центральной Европе. Майский отвечал уклончиво. Он сказал, что было бы трудно заранее определить, какие шаги предпримет Советский Союз, если произойдет предполагаемое событие, о котором говорит Ванситгарт. Но Советский Союз, заметил посол, выполнит принятые на себя обязательства. Разве Лондон и Париж, спросил он, информируют Москву о своих намерениях и акциях88 в Центральной Европе? Почему же Москва должна поступать по-иному?
