Террор против иностранцев развернулся не только на советской территории, но и за ее пределами — в Испании. Дело в том, что за 2 тыс. советских летчиков, офицеров-танкистов, штабных командиров, инженеров и техников, которые принимали участие в боевых действиях в Испании, внимательно наблюдало множество сотрудников НКВД. Под руководством офицера НКВД

Александра Орлова, впоследствии ставшего невозвращенцем, они расправлялись с теми, кто сражался на стороне республиканцев, если они относились критически к Сталину или просто независимо мыслили. Операции по «чистке» заканчивались после принуждения к признанию немедленно приводимыми в исполнение расстрелами. От террора пострадали некоторые бойцы Интернациональной бригады (несоветские иностранные коммунисты и другие добровольцы), которой командовал советский военный по имени Штерн, известный в Испании как генерал Эмиль Клебер. В соответствии с политическими целями Сталина, испанских коммунистов настраивали против анархистов, синдикалистов и социалистов, располагавших большим влиянием в Каталонии. Подобные действия наносили такой ущерб военным усилиям, что бывший начальник советской военной разведки генерал Ян Берзин, командированный в Испанию для сплочения испанцев на войну не на жизнь, а на смерть, вынужден был пожаловаться Ворошилову.

Поддерживавший связи с советскими военными лидерами, Берзин вскоре после их уничтожения в июне 1937 г. был отозван в Москву и исчез, равно как и Артур Сташевский, советский коммунист, уроженец Польши, занимавший пост советского торгового представителя в Барселоне. Он, как и Берзин, критически относился к действиям НКВД в Республиканской Испании⁶⁵.

Почему же нацеленная на иностранцев кампания террора нанесла особенно сильные удары по компартиям соседних стран и Германии? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к единственному за весь 1938 г. публичному высказыванию Сталина по внешнеполитическим вопросам. Это ответ на письмо Ивана Филипповича Иванова, скромного штатного комсомольского пропагандиста в деревне в центральной России. Два комсомольских чиновника обвинили его в троцкистской ереси: на пропагандистском семинаре Иванов, сославшись на ранние сталинские труды, заявил, что победу социализма в Советском Союзе пока нельзя считать окончательной. Шефы Иванова, в том числе первый секретарь Курского обкома комсомола, приказали ему закрыть том работ Сталина, из которого он зачитывал соответствующую цитату, и заявили: «Тов. Сталин говорил это в 1926 г., а мы уже имеем 1938 г., и нам теперь думать об интервенции и реставрации никак не следует; мы теперь имеем окончательную победу социализма и имеем полную гарантию от интервенции и реставрации капитализма».

Иванов просил Сталина стать арбитром в споре. Сталин в своем ответном письме решительно занял сторону Иванова. Он сослался на полностью сохраняющий силу аргумент, приведенный им в «Вопросах ленинизма» (1926), суть которого в том, что непременным условием окончательной победы социализма в СССР и полной гарантии от попыток интервенции и капиталистической реставрации является победа революции «хотя бы в нескольких странах». И далее: эта «проблема пока не разрешена, и ее придется еще разрешить». Она может быть разрешена лишь на путях «соединения серьезных усилий международного пролетариата с еще более серьезными усилиями всего нашего советского народа»⁶⁶.

Нарочито туманная фразеология Сталина могла быть понята лишь теми, чьи мысли звучали в унисон с присущим ему мышлением, в котором отождествлялись большевизм и русский национализм. (Подобный образ мышления отнюдь не был понятен дипломатическому корпусу в Москве.) Сталин вновь подтвердил правомерность своего прежнего утверждения, что обеспечить безопасность русской революции можно, лишь распространив ее на «несколько стран». Как уже отмечалось, он имел в виду соседние страны. Его русский национал-боль-

»

шевизм ставил знак равенства между распространением коммунистической революции и ростом могущества Советской России на международной арене.

Сталин мог представить себе два варианта для реализации таких планов. Первый он обрисовал в тогда все еще засекреченной речи, которую произнес в январе 1925 г. Согласно этому сценарию, Советский Союз сохраняет нейтралитет в схватке, обескровливающей, как это было во время Первой мировой войны, обе коалиции противоборствующих европейских держав. А затем, выбрав удобный для достижения своих целей момент, Советский Союз вмешается в конфликт.

Второй вариант, в известной мере совпадавший с первым, предусматривал соглашение с гитлеровским режимом, которое развязало бы Сталину руки для экспансии в Восточной Европе, а Гитлеру — возможность вести войну на Западе. Такая экспансия означала бы возвращение СССР территорий, которые прежде входили в Российскую империю и были потеряны в ходе революции, т. е. Восточной Польши, прибалтийских государств, Финляндии и Бессарабии. Сталин, должно быть, отдавал предпочтение второму варианту. Если этот вариант будет иметь место в ближайшем будущем, он сулит перспективу легкого, возможно, бескровного продвижения на Запад как раз в ситуации, когда вооруженные силы Сталина — пусть даже большая чистка к тому времени прекратится — будут все еще далеки от преодоления последствий опустошения, причиненных этой чисткой, и не смогут добиться успеха в крупномасштабной войне. Позже, однако, за время длительной войны на Западе в советские вооруженные силы придет хорошо обученный новый офицерский корпус, и сталинский режим будет полностью готов вторгнуться в остальную часть Польши, на Балканы, а возможно, и в глубь Европы.

Именно в таком контексте становится понятным политический смысл решений Сталина, относящихся к Коминтерну, и особенно к коммунистическим партиям и их руководству в соседних странах. Новый раздел Польши — на этот раз между сталинской Россией и гитлеровской Германией — не мог бы быть приемлем для польской компартии, мышление руководства, которое было сформировано еще в эпоху Ленина. Отсюда и решительные меры по роспуску этой партии при одновременной ликвидации компартий Западной Украины и Западной Белоруссии.

Что касается компартий в государствах Прибалтики, то их руководство, состоящее из коммунистов старой закалки, обладавших независимым мышлением и способностью к самостоятельным суждениям, было неподходящим орудием для того Сталина, который замышлял включить эти страны в расширяющуюся Советскую Россию. В качестве руководителей партий на расположенных в пределах досягаемости России территориях гораздо предпочтительней было видеть покорных функционеров без заметных коммунистических заслуг.

С другой стороны, политический смысл обретала масштабная чистка проживавших в России финнов в сочетании с сохранением партии как таковой и разрешением ее генеральному секретарю Туоминену обосноваться начиная с 1938 г. в Стокгольме, а советскому коммунисту финского происхождения Куусинену остаться в Москве для наблюдения за финскими делами. Таким образом, имея членов и в самой Финляндии, такая партия могла быть мобилизована в случае столкновения СССР с Финляндией в недалеком будущем. И наконец, лишь в контексте замышляемого договора с гитлеровской Германией становится политически понятным уничтожение Сталиным находившихся в России лидеров и активистов немецкого коммунистического движения⁶⁷

Несмотря на отсутствие со стороны Гитлера обнадеживающей реакции на недавно предпринятые через Канделаки шаги, Сталин сохранял готовность к возможному сотрудничеству с Берлином. Он знал, что у него на руках козырная карта: Гитлеру нужно было обеспечить мир на Востоке, что позволило бы ему приступить к осуществлению давно задуманной стратегии нанесения первого удара по Франции. Но путь к соглашению был тернист. Он пролегал через Мюнхен.

1 '.>:■;Ц^-?! >V11ПОГ

Москва и Мюнхен

После германской аннексии Австрии в марте 1938 г. первое место в военных планах Гитлера заняла Чехословакия. Теперь третий рейх окружал более трети чехословацкой территории, включая ее надежно укрепленный гористый район, населенный судето-немецким меньшинством, чьи претензии Гитлер использовал через свою марионетку — судетского лидера Генлейна в качестве предлога для угроз Праге. Однако, как это оценила «Правда», боеспособная чехословацкая армия, численность которой в случае всеобщей мобилизации достигла бы полутора миллионов человек, была отлично вооружена благодаря первоклассной военной промышленности. В отличие от Австрии, Чехословакия не была полностью изолирована, а ее народ был готов сражаться за независимость страны⁶⁸.