В 20-е годы многие районы, входившие в состав союзных республик и населенные небольшими по численности национальными меньшинствами, получили статус автономных областей и республик, в которых изучали, наряду с русским, местные языки и пользовались ими. Теперь и их элиты пали жертвой обвинений в шпионаже и вредительстве, замешанных на буржуазном национализме. Так, руководители Карельской автономной республики, расположенной вдоль границы РСФСР с Финляндией, якобы хотели уступить Карелию «финским фашистам». Другой пример — основанная в начале 30-х годов Еврейская автономная область (Биробиджан). Расположена она в суровом регионе советского Дальнего Востока на границе с Маньчжурией. В 1936 г. в ней проживало 64 тыс. человек, в том числе 19 тыс. евреев. Официальным языком вместе с русским был идиш. В 1937 г. в ряду многих жертвами террора стали председатель облисполкома Йозеф Либерберг и секретарь областной партийной организации М. Хавкин. Их обвинили в том, что они или «замаскировавшиеся троцкистские националисты», или «японские шпионы». В числе рядовых жертв оказались многие из тех 1400 евреев, которые приехали из-за рубежа, чтобы помочь освоить отвергнувшую сионизм родину советских евреев17.
По давнему определению Сталина, культуры советских народов были пролетарскими или социалистическими по содержанию и национальными по форме18. Главным элементом «национальной по форме» культуры было право национальных меньшинств пользоваться в школах, судах и других учреждениях своим родным языком. Теперь насаждаемый Сталиным централизм поставил на повестку дня культурную и языковую русификацию. Украинских «националистов» обвинили в опубликовании в 1937 г. нового русско-украинского словаря, в котором предпринималась попытка «очистить» украинский язык от широко бытовавших в стране русских терминов. «Буржуазно-националистических врагов» таджикского народа обвиняли в отрыве таджикских детей при обучении в школе от русской культуры и русского языка19 Якобы желавшие уступить Карелию финским фашистам карельские руководители, как сообщалось, ввели в школах изучение финского языка и игнорировали русский — «язык социалистической революции»20.
Русификация распространилась и на отсталые народности, которые в 20-е годы обрели письменность, основанную на латинице. В 1937 г. их алфавиты были заменены на кириллицу. В учебнике истории Шестакова, изданном для школ на языках национальных меньшинств, история России стала национальным прошлым всех советских детей. В результате советская идентичность стала советско-русской.
В период, предшествовавший революции 1917 г., одним из слагаемых элементов великорусского национализма в имперской России был антисемитизм. Теперь, с возрождением первого, возродился и второй. Они совмещались в мышлении Сталина, самоидентификация которого как русского сочеталась с антисемитизмом. Это проявилось, например, в его резко отрицательном отношении к женитьбе сына Якова в 1936 г. на еврейке21. До этого многие евреи воспользовались возможностями ассимиляции и продвижения по социальной лестнице, которые открыла для них революция 1917 г. Они делали карьеру в партии и правительстве, в свободных профессиях. Этим и объясняется довольно значительное число евреев среди жертв чистки. Есть мнение о том, что евреи сильно пострадали не как особо выделенная для репрессий категория. Дескать, евреев было непропорционально много среди групп населения, испытавших на себе особенно тяжкие удары. То есть среди интеллигенции и в партийно-государственном аппарате; внутри того слоя — среди членов партии, а в последней категории — среди членов партии с большим стажем22.
Подобной аргументации, однако, не противоречит тот факт, что антисемитизм обрел новое дыхание именно во время Большой чистки и благодаря ей. В Советском Союзе 1937 г. Морис Хиндус уловил нарастание враждебности к евреям. Он объяснил это чрезмерно большим числом коммунистов-евреев среди жертв чистки23. Еврейская культура оказалась под ударом в 1936-1938 гг., когда закрылись школы с преподаванием на идиш, а также отделы идиш в академических учреждениях в Белоруссии и на Украине, т. е. в тех республиках, где концентрация еврейского населения была особенно велика и отдельные районы которых в царской России входили в черту оседлости.
В Белоруссии, где евреи составляли 41% городского населения и были широко представлены в партийном и государственном руководстве, террор выкосил их всех подчистую. В реорганизованном после 1938 г. белорусском руководстве не осталось ни одного еврея, а в избранном в 1938 г. Верховном Совете Украины из 304 депутатов евреев было только два24. Несколько евреев сохранили посты на всесоюзном уровне: прежде всего Каганович и его брат — нарком оборонной промышленности М.М. Каганович, главный редактор «Правды» Мехлис и нарком иностранных дел Литвинов. Но дни последнего в этой должности были сочтены, равно как и других лиц, чьи фотографии были опубликованы в 1938 г. в нацистской книге, сообщавшей о большом числе евреев в советском руководстве25. К моменту появления в свет эта книга устарела — сказались результаты чистки, — а вскоре и другие названные в ней большевики-евреи стали жертвами новых репрессий.
Террор, конечно, не щадил и этнических русских. Однако, насколько известно, никого из них не обвинили в русском национализме. В 1923 г. Сталин на XII партсъезде под сильным нажимом со стороны больного Ленина заявил, что, хотя местный национализм и представляет собой серьезную опасность, еще более опасно возрождение великорусского шовинизма, старающегося «стереть все нерусское, собрать все нити управления вокруг русского начала и придавить нерусское»26. Теперь, далеко выйдя за рамки уклона, такой великорусский шовинизм прочно укрепился во главе с царем-самодержцем Иосифом Грозным.
Кульминационный процесс
Этот процесс назвали делом «антисоветского право-троцкистского блока»27 Список из двадцати одного обвиняемого возглавляли Бухарин и Рыков. В числе других были: некогда видный левый оппозиционер Раковский; советский посол в Германии с 1921 по 1930 г. и заместитель наркома иностранных дел в
1930- 1937 гг. Крестинский, который был членом возглавлявшегося Лениным Политбюро, в 1919-1920 гг. — секретарем Центрального Комитета, в начале 20-х годов сторонник Троцкого; советник советского посольства в Берлине в
1931- 1937 гг. Бессонов-, недавний нарком внутренних дел Ягода; наркомы внешней торговли — Розенгольц, финансов — Гринько, сельского хозяйства — Чернов и лесной промышленности — Иванов; руководитель потребительской кооперации Зеленский; узбекские лидеры Ходжаев и Икрамов; первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Шарангович; врачи Кремлевской больницы Левин, Плетнев и Казаков; личный секретарь Ягоды Буланов; секретарь Горького Крючков; секретарь Куйбышева Максимов-Диковский; сельскохозяйственный чиновник среднего ранга Зубарев. Девять обвиняемых из 29 — Бухарин, Рыков, Чернов, Иванов, Зеленский, Гринько, Розенгольц, Икрамов и Ягода — на XVII партсъезде были избраны членами Центрального Комитета.
Это был лишь формально «процесс 21-го». В обвинительном заключении и показаниях, данных в суде, множество раз назывались имена осужденных на двух предыдущих московских процессах, а также, к примеру, Мдивани и Окуджава, которых судили в Грузии, покойный Томский, группа Тухачевского, упомянутая теперь в открытом судебном процессе (уже после того, как все ее члены были расстреляны) в качестве «военной конспиративной организации», которая якобы была связана с более широким заговорщическим «блоком», и т. д. Включение в один «блок» лидеров правой оппозиции и представителей левой означало значительное расширение круга обвиняемых, к которым теперь можно было присовокупить кого угодно, даже членов бывшей сталинской фракции, работавших в советском правительстве, возглавляемом до 1930 г. Рыковым.
