Работавший при Дзержинском и Менжинском А.К. Артузов был арестован после того, как в 1939 г. на собрании протестовал против «фельдфебельского» стиля руководства, укоренившегося после смерти Менжинского. На стене камеры он перед расстрелом написал: «Долг честного человека — убить Сталина»³⁷

Тщетность попыток Крупской вступиться за отдельных жертв символизировала бесплодность сопротивления политике террора на этой его заключительной стадии. Самым отважным поступком Крупской можно считать ее речь на пленуме Центрального Комитета в июне 1937 г. в защиту члена ЦК И.А. Пятницкого, большевика с 1898 г., близкого соратника Ленина, бывшего секретаря Исполкома Коминтерна. Накануне пленума он с несколькими другими старыми большевиками обсуждал на частной квартире за чашкой чая зловещую ситуацию в партии и шаги, которые можно было бы в связи с этим предпринять. Один из присутствовавших при беседе оказался осведомителем. На пленуме Пятницкого обвинили в том, что он был старым агентом царской охранки³⁸. Вмешательство Крупской не спасло его от немедленного ареста, а затем — ужасных пыток и казни в 1939 г,

Когда в январе 1937 г. во время ежегодного заседания, посвященного памяти Ленина, Крупская спросила Ежова о судьбе некоторых арестованных старых большевиков, тот просто-напросто отвернулся от нее. Она не смогла предотвратить арест и казнь наркома просвещения Андрея Бубнова и других известных деятелей в этой области, В разгар террора Крупская получала ежедневно более 400 писем, многие из которых были, несомненно, от людей, просивших заступиться за арестованных родственников или друзей³⁹. Известен лишь один случай, когда ей удалось добиться успеха: из тюрьмы был освобожден некий И.Д. Чегурин, вручивший Ленину в 1917 г. партийный билет. Все это время, как мы увидим позже, Крупская оставалась объектом затаенной враждебности Сталина.

1 .. .НДС Г П Г* »-.ч. ”ПГ'м рГ;.!

Доносительство ,. *,п ^ о*,, <

--(Г >Г.ч\'Г7.'. П'>ЧЛ (■". чО

Традиции передавать информацию о людях, и особенно доносительства на них какна предателей, уходят в глубь российской истории. Совершенствуя практику, возникшую при первых правителях Московии, Иван Грозный требовал от своих опричников клятвы, что они будут доносить ему обо всем таком увиденном и услышанном ими, что может «нанести царю зло». Деятельность осведомителей продолжалась при преемниках Грозного, и к середине XVII столетия «москови-тяне любого ранга и положения были обязаны по закону быть политическими информаторами друг о друге, сообщать все, что они узнают или услышат о нелояльных поступках или даже мыслях своих сограждан, — шпионить или умереть»'¹⁰, В XIX столетии эту функцию стала выполнять созданная Николаем I жандармерия, офицеры которой действовали по всей стране, сообщая непосредственно царю обо всем, что, по их мнению, ему следовало знать. В результате «опрометчивое слово или глупая шутка в адрес правительства слишком часто преувеличивались, приобретая характер государственной измены»⁴¹.

С доносительством не было покончено и в первые годы большевистского правления. Ленин был настолько обеспокоен ложными доносами, что в декабре 1918г. подготовил проект постановления, в соответствии с которым ложный донос карался расстрелом, Его предложение, однако, принято не было⁴². В годы нэпа Совнарком издал за подписью Ленина указ, предусматривающий, что преднамеренно ложный донос или ложные показания в суде влекли за собой осуждение на год тюрьмы. К двухлетнему заключению приговаривали в тех случаях, когда донос был связан с обвинением в серьезном преступлении, сделан из своекорыстных побуждений или основывался на сфабрикованных доказательствах⁴³. ^

В сталинские 30-е годы в России вернулись к старой традиции доносительства и осведомительства по принуждению. Поощрение правительством доносительства — будь то обоснованного или нет — особенно усилилось во время коллективизации. Крестьянам предлагали сообщать о «кулаках» и «подкулачниках», отказывавшихся выполнять обязательства по государственным поставкам. За доносительство официально прославили мальчика Павлика Морозова. Проведенные позже биографические исследования выявили, что реальный Павлик родился в 1918 г. в уральской деревне Герасимовка, что его отец Трофим Морозов — бедный крестьянин, ставший после революции председателем сельсовета. В 1932 г. Трофим попал под суд по обвинению во взяточничестве, а Павлик выступил в суде свидетелем и подтвердил, что его отец присвоил конфискованную у кулаков собственность. Взбешенные дед Павлика Сергей и двоюродный брат Данила зарезали Павлика и его маленького брата в лесу⁴⁴. Однако во времена Сталина дело излагалось так, что отец Павлика тайно продавал кулакам фальшивые документы, а Павлик донес на него в суд как на предателя, что позже он изобличил деревенских кулаков в том, что те скрывали и гноили зерно, а они устроили на него засаду в лесу и убили. За это их приговорили к смертной казни. Такова была легенда, рассказываемая в сталинские времена. Доносительство Павлика внедрялось в сознание детей и взрослых как достойный подражания пример.

Доносительство превратилось в один из основных механизмов кампании террора, чем и можно объяснить ее колоссальный размах. Директивным стало закрытое письмо сталинского Центрального Комитета от 29 июля 193бг., в котором неотъемлемым качеством большевика в современных условиях провозглашалось умение распознать врагов партии, как бы они ни маскировались. Распознавать и разоблачать замаскировавшегося врага — эти кодовые слова, означающие призыв считать доносительство своим долгом, стали постоянным рефреном. Так, «Правда», обращаясь к своей охватывающей всю страну аудитории, декларировала, что «преступление против партии, преступление против народа совершает тот коммунист, который вовремя не разглядел врага, кто не разоблачил его, хотя бы в малом, ибо за малым может скрываться и более крупное вражеское действие»⁴⁵.

Однако обязанность следить за другими и доносить на них возлагалась не только на коммунистов. Этого требовали и от «беспартийных большевиков». «Правда» назвала их людьми, преданными делу защиты Отечества, и констатировала: «Защищать Родину и значит быть бдительным! Защищает Родину тот, кто умеет вовремя и до конца разоблачить врага, как бы он ни маскировался»⁴⁶. А затем партийный орган объявлял подобные разоблачения «священным долгом каждого большевика, партийного и беспартийного»⁴⁷ Возглавил эту кампанию лично Сталин, похвалив доносчицу Николенко и многих других подобных ей «маленьких людей», которых он назвал героями и героинями бдительности.

Овладение большевизмом, к чему Сталин призвал на февральско-мартовском пленуме, по сути означало овладение умением следить за другими людьми и разоблачать замаскировавшихся врагов. Два первых показательных процесса стали уроками по теме такого «партийного просвещения», поскольку продемонстрировали множество примеров того, как могут действовать замаскировавшиеся враги. Ради конкретизации уроков в конце 1937 г. были проведены меньшие по масштабам показательные процессы в республиках, областях и районах, материалы которых публиковались в местной прессе. На скамье подсудимых оказались местные партийные и государственные должностные лица⁴⁸.

Во второй половине 1937 г. на страну обрушился поток литературы с описанием методов, используемых врагами внутри Союза ССР и за его рубежами. Большой вклад в эту кампанию внес Вышинский своей пространной статьей «Методы вредительско-диверсионной работы троцкистско-фашистских разведчиков», выпущенной как брошюра массовым тиражом. Фактически это был комментарий к двум речам, произнесенным Сталиным на пленуме. Аналогичное руководство, написанное неким С. Урановым, было опубликовано в «Правде» под заголовком «О некоторых коварных приемах вербовки иностранными разведывательными службами», а затем издано в форме брошюры тиражом 650 тыс. экземпляров. Известный своей жестокостью начальник ленинградского НКВД Леонид Заковский в 1937 г. опубликовал в газете «Ленинградская правда» статью, где давались советы, как должен вести себя «советский человек». Так, если, например, он заметит, что его сосед живет не по средствам, то должен сообщить об этом в органы НКВД. Заковский сослался на случай, когда работавшая бухгалтером дочь священника «оказалась врагом» и выяснилось это после сигнала заподозрившего ее рабочего. Отсутствие фактических доказательств, писал Заковский, не должно мешать сообщению о подобных подозрениях: органы найдут способы проверить их основательность⁴⁹.