Сталин, конечно, не смог бы организовать чудовищные массовые репрессии 1937-1938 гг., если бы не опирался на армию приспешников — от членов Политбюро и других высших руководителей до тысяч следователей в разбросанных по всему Советскому Союзу тюрьмах, надзирателей и охранников в разбухавших от непрерывного притока заключенных лагерях, сотрудников НКВД в спецотделах, секретных осведомителей во всех сферах общества, журналистов, поносивших «врагов народа», а также рядовых партийцев и «беспартийных большевиков», вносивших свою лепту в кампанию разоблачений.

Как же Сталину удалось мобилизовать всю эту армию? Частично ответ кроется в том, что он превращал окружавших его людей в соучастников террора. Те же, кого он не смог принудить к этому, или опасался, что не сможет, Сталин уничтожал. Так, кандидат в члены Политбюро, член Центрального Комитета Рудзутак был арестован в мае 1937 г. на своей подмосковной даче, когда он принимал там гостей, а затем казнен²⁶. К этому времени Сталин уже игнорировал положение, согласно которому для ареста члена Центрального Комитета требовалась санкция пленума ЦК. Жертвами пали члены и кандидаты в члены Политбюро Косиор, Чубарь и Постышев. Г.И. Петровский, после того как арестовали и расстреляли его сына, превратился в немощного старика. После устранения Кирова, Куйбышева и Орджоникидзе из пятнадцати членов и кандидатов в члены Политбюро, избранных после XVII съезда, в живых остались только

Андреев, Каганович, Ворошилов, Микоян. К ним присоединился Ежов, а после его исчезновения в конце 1938 г. — Берия и Шверник. Они все выжили благодаря тому, что стали активными сообщниками Сталина.

Каким-то исключением из правил был Калинин, занимавший лишенный всякого значения пост Председателя Президиума Верховного Совета. Когда в 1937 г. был арестован Иван Акулов, работавший под его началом в руководящем парламентском органе, слабый, но движимый добрыми намерениями Калинин попытался вступиться за этого видного старого большевика, своего очень близкого друга. Сталин прекратил беседу на эту тему, заметив: «Ты, Михаил Иванович, всегда был либералом». И дабы убедить Калинина в бесплодности новых подобных попыток, была арестована и долгие годы провела в заключении его жена Екатерина²⁷.

Все это время номинальный советский президент заседал в Политбюро бок о бок со Сталиным, без приказа которого никто бы не посмел арестовать его жену. Она была освобождена в 1946 г., незадолго до смерти уже очень больного Калинина, но затем, вскоре после его смерти, опять сослана. Другим помощником Сталина, с которым он обошелся аналогичным образом, был Отто Куусинен, видный деятель Коминтерна, жена и сын которого были арестованы. Когда Сталин спросил Куусинена, почему он не пытается добиться освобождения сына, последний смиренно ответил: «По-видимому, для ареста были серьезные причины». После этого Сталин приказал освободить его сына, но не жену²⁸.

Бывали случаи, когда Сталин утверждал смертные приговоры совместно с конкретным сообщником. Один из подобных документов, поступивших от Ежова, содержал четыре списка лиц, дела которых передавались в Военную коллегию, автоматически штамповавшую приказы Сталина: общий список, список военных, список сотрудников НКВД и список «жен врагов народа». «Прошу санкции осудить всех, — писал Ежов, — по первой категории». («Первая категория» означала смертный приговор.) Под каждым списком под словом «за» стояла подпись Сталина, а ниже — «В. Молотов»²⁹.

Сталин держал своих сообщников в узде и тем, что на всякий случай на них заводились досье. Когда с января 1938 г. Хрущева направили в Киев, где он должен был возглавить Компартию Украины, он намеревался взять с собой компетентного сотрудника, некоего Лукашева, пригласив его занять пост руководителя республиканского Наркомата внешней торговли, Лукашев, однако, был арестован. После своего освобождения он рассказал Хрущеву, как его пытали, добиваясь показаний об участии последнего в заговоре³⁰.

Рассказывая о 1937-1938 гг., Надежда Мандельштам пишет: «Мы все пошли на мировую: молчали, надеясь, что убыот не нас, а соседа»³¹. В целом такое обобщение правильно, хотя известны и исключения. Действуя в одиночку и часто расплачиваясь за такие поступки жизнью, некоторые люди имели, однако, храбрость противостоять террору или сопротивляться ему. В 1937 г. в прокуратуре помощником Вышинского работал Арон Сольц, видный старый большевик, известный в среде своих друзей, революционеров, как «совесть партии». В 1912 г. он после побега Сталина из сибирской ссылки делил с ним ночлег в Петербурге. Сольц стал добиваться доказательства вины арестованных «врагов». Он имел нелицеприятный разговор с Вышинским по поводу ареста старого большевика и ветерана Гражданской войны Валентина Трифонова, потребовал, чтобы ему дали материалы по делу, и заявил, что не верит во вражескую деятельность Трифонова. Вышинский сказал ему: «Если органы взяли, значит, враг». — «Врешь! — воскликнул Сольц. — Я знаю Трифонова тридцать лет, а тебя знаю как меньшевика!». Будучи переведенным в Свердловск, Сольц в октябре

1937 г. с трибуны партийного собрания предложил создать комиссию для расследования деятельности Вышинского. Его прогнали с трибуны, выставили из прокуратуры, не дали возможности встретиться со Сталиным, на чем он настаивал. Сольц объявил голодовку. Его поместили в психиатрическую лечебницу, откуда он был выписан в состоянии помешательства и умер в годы Второй мировой войны³².

Еще одним протестовавшим был И.М. Варейкис, большевик с 1913 г., с 1937 г. член Центрального Комитета и первый секретарь Дальневосточного крайкома партии. В 1937 г. он позвонил из Хабаровска Сталину и спросил о причинах арестов ряда коммунистов. На вопрос жены: «Что ответил Сталин?» — Варейкис сказал: «Страшно даже сказать. Я вначале подумал, что у телефона не Сталин, а кто-то другой. Но это был он. Да, он. Сталин крикнул: “Не твоего ума дело. Не вмешивайся, куда не следует, НКВД знает, что делает”. Потом он заявил, что защищать Тухачевского и других может только враг Советской власти, и бросил трубку». Несколькими днями позже Варейкиса срочно вызвали в Москву. Девятого октября на маленькой железнодорожной станции по дороге в Москву его арестовали. Четырьмя днями спустя была арестована и его жена, мать троих детей, сама член партии с 1919 г. Варейкиса расстреляли в 1939 г. Его участь разделила и жена³³.

Известны случаи сопротивления и среди военных. После казни Якира в Киевском военном округе были арестованы старшие командиры и политработники. В августе 1937 г. служившего в этом округе комдива А.В. Горбатова вызвали на совещание, где было заявлено, что его бывший начальник комкор Петр Григорьев, в то время уже арестованный, «оказался» «врагом народа». Когда Горбатова попросили высказаться, он заявил, что знает Григорьева более четырнадцати лет, что тот никогда не отклонялся от линии партии и был одним из лучших командиров во всей армии. Начальник политотдела обвинил Горбатова в «либерализме». Его вскоре исключили из партии за «связи с врагами народа», перевели в другой округ, а в 1938 г. арестовали³⁴. Известно, что со смелым письмом к Сталину об опасной ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке в результате уничтожения офицерского корпуса, обратился комкор Георгий Штерн, направленный на Дальний Восток после ареста маршала Блюхера и сыгравший в

1938 г. выдающуюся роль в командовании частями Красной Армии в сражении против японцев на реке Халхин-Гол. По дороге в Москву, куда он был переведен на новое место службы после нападения Гитлера на Россию в 1941 г., Штерна, еврея по национальности, арестовали, а затем расстреляли как «немецкого шпиона»³⁵.

Отказывались участвовать в резне даже некоторые энкавэдэшники. Был арестован и расстрелян — по слухам, за противодействие массовым репрессиям против партийных и государственных должностных лиц — Т. Д. Дерибас, в 1937 г. возглавлявший дальневосточное управление НКВД, За отказ применять «новые методы» (иными словами, пытки) арестовали и расстреляли наркома внутренних дел Белоруссии И.М. Леплевского. Не пожелав выполнять приказы, покончили самоубийством начальник НКВД Горьковской области М.С. Погре-бинский и несколько других старых чекистов. Один из них, Михаил Летвин, в предсмертной записке написал, что больше не может принимать участие в массовых убийствах невинных людей и фабрикации заведомо ложных дел³⁶.