Согласно другой версии, вина за террор, а также за то, что Сталин оставался в неведении, лежала на неких таинственных антикоммунистических силах, занимавших высокие посты. В опубликованных после смерти Сталина мемуарах человек, командовавший в те дни военным округом, вспоминает о разговоре с комиссаром стрелковой дивизии, который сказал: «Что творится?.. Я не верю, что в партии столько врагов. Не верю. Может быть, в каком-то высоком звене партии, в органах безопасности сидят не наши люди? Похоже, что партийные кадры уничтожают сознательно. Я даю голову на отсечение, что Иосиф Виссарионович не знает об этом. Сигналы, жалобы, протесты перехватываются и до него не доходят. Надо добиться, чтобы Сталин узнал об этом. Иначе — гибель. Завтра возьмут тебя, а за тобой и меня. Молчать нельзя»1 Г
С этой концепцией тайной контрреволюции соглашались некоторые заключенные в лагерях. Они утверждали, что к рычагам власти пробрались фашисты12. Ставшие теперь известными факты свидетельствуют, что подобного рода взгляды были результатом хитросплетений Сталина, а также нежелания многих людей примириться с мыслью, что движущей силой кампании, все явственней принимавшей форму уничтожения ленинского режима, был именно он.
Генеральным режиссером кампании террора был притаившийся за кулисами Сталин. Его кремлевский кабинет превратился в ее командный пункт. Те же, кто, подобно Вышинскому или Ульриху, исполняли на публике ведущие роли, были лишь сталинскими марионетками. Ежов, который в 1937 г. получил ранг кандидата в члены Политбюро, человек, давший свое имя этой эпохе, оставался на всем ее протяжении подчиненной Сталину мелкой пешкой. Он ежедневно являлся к Сталину с толстой папкой документов, совещался с ним по три-четыре часа, получал от него указания13.
Ежов передавал Сталину на утверждение списки будущих жертв с предложениями о приговорах, которые им следовало вынести. На протяжении 1937 и 1938 гг. Сталин одобрил 383 таких списка на 44 тыс. партийных, комсомольских, военных и других ответственных работников, а также деятелей культуры14.
Сталин активно руководил кампанией террора, подготовкой к третьему московскому процессу, отдавал по собственной инициативе приказы об арестах, вникал в детали ведущегося следствия, порой определял, каким пыткам подвергнуть ту или иную партийную жертву, выговаривал сотрудникам НКВД, если они не могли получить необходимые признания, и даже проводил в своем кабинете очные ставки между обвиненными руководителями и теми, кого под пытками сделали их обвинителями15. После уничтожения группы Тухачевского Сталин лично вмешался и организовал в вооруженных силах кровавую бойню,-в августе 1937 г. он присутствовал на секретном совещании политработников и потребовал искоренить врагов, якобы действующих в армейской среде. Когда один участник совещания спросил: «Можем ли мы говорить полным голосом о врагах народа?», ответ Сталина был утвердительным16. После совещания Ворошилов и Ежов подписали приказ, в котором утверждалось, что в вооруженных силах действует разветвленная шпионская сеть, и потребовали разоблачения причастных к ней, после чего в конце 1937 г. НКВД организовал в Красной Армии массовые репрессии17.
Послушному Ежову и другим прислужникам было трудно выполнять ничем не ограниченные требования Сталина. На протокол с признаниями одного арестованного Сталин наложил резолюцию: «Т. Ежову. Лиц, отмеченных мною в тексте буквами «ар», следует арестовать, если они уже не арестованы». На представленном Ежовым документе со списками лиц, уже арестованных, и данными на тех, кто «проверяется» для ареста, Сталин написал: «Не проверять, а арестовать нужно»18.
И это были не единичные случаи, Во время посещения канцелярии Мехлиса, который в то время был начальником Главного политуправления вооруженных сил, сотруднику «Правды» журналисту Кольцову показали толстую папку, содержавшую признания недавно арестованного редактора «Известий» Таля, На папке было написанное красным карандашом лаконичное указание Сталина Мехлису и Ежову арестовать всех упоминающихся в документе лиц19. Желания Сталина не мог порой предугадать даже его доверенный помощник по проведению чистки, заместитель Ежова Шкирятов. Когда Сталин поручил ему разобраться с обвинениями, выдвинутыми комсомольским функционером Ольгой Мишаковой против тогдашнего руководителя комсомола А.В. Косарева, Шкирятов предложил ограничиться вынесением ему выговора. Он добавил, что если в этом предложении что-то неверно, то Сталин его поправит20. И Сталин «поправил» Шкирятова. В результате Косарев был арестован, а все руководство комсомола уничтожено. В редких случаях, исходя из личных соображений, Сталин даровал жизнь. Так, обсуждая с Ежовым вопрос о судьбе Лили Брик, он сказал, что не следует трогать «жену Маяковского»21. По неподтвержденным слухам, в списке заранее им приговоренных Сталин рядом с именем Пастернака написал резолюцию: «Не трогать этого небожителя».
Как удалось Сталину подвергнуть террору 1б5-миллионную страну? Ему помогли в этом воспитанная историей пассивность народа перед лицом господствующей власти, а также присущая членам партии дисциплина. Большую роль сыграло тщательное планирование заговора. Еще один фактор — непонимание того, что же происходит, Кольцов, ставший знаменитым благодаря своим репортажам из Испании, которые публиковались в «Правде», и «Испанским дневникам», часто встречался со Сталиным. Однажды, меряя шагами комнату своего брата, он заметил:
«Думаю, думаю... И ничего не могу понять. Что происходит? Каким образом у нас вдруг оказалось столько врагов? Ведь это же люди, которых мы знали годами, с которыми мы жили рядом. Командармы, герои гражданской войны, старые партийцы! А почему-то, едва попав за решетку, они мгновенно признаются в том, что они враги народа, агенты иностранных разведок... В чем дело?.. Я чувствую, что схожу с ума»22.
Даже для хорошо осведомленных людей образ мыслей и мотивы, а следовательно, и поступки Сталина оставались тайной за семью печатями. Не понимая его натуру, они не могли осознать и значения развязанного им террора. Это также играло на руку Сталину. пщ.-К’о и
Заслуживают внимания и те величайшие хитрость и двуличие, которыми характеризовалось отношение Сталина к людям, мысленно уже приговоренным им к уничтожению. Он убедительно заверял их в том, что им нечего беспокоиться. Так, Сталин провозгласил тост за вскоре арестованного героя Гражданской войны Д.Ф. Сердича и предложил ему выпить на брудершафт. Он принял и успокоил историка Юрия Стеклова, который, опасаясь ареста, добивался с ним встречи. Стеклов был арестован в ту же ночь. Сталин тепло беседовал с маршалом Блюхером за несколько дней до того, как он был взят под стражу. Заместитель наркома тяжелой промышленности А. Серебровский был арестован в больнице через два дня после того, как Сталин позвонил его жене и, выразив обеспокоенность тем, что она вынуждена ходить пешком, пообещал выделить ей кремлевский автомобиль23.
Столь же двуличными были и помощники Сталина. Однажды, находясь в кабинете Кольцова в редакции «Правды», Мехлис предупредил его, что пользующийся доверием давний сотрудник газеты Август — замаскировавшийся враг. Кольцов ответил, что Август — честнейший большевик, старый политкаторжанин. На это Мехлис заметил, что царская охранка вербовала провокаторов именно из числа таких «честнейших» людей, Тут вошел в кабинет Август, который принес Кольцову на подпись газетные полосы. Мехлис преобразился. «А-а!.. Товарищ Август! Рад вас видеть! Как поживаете, дорогой? Как здоровье?» — воскликнул он. Не догадывавшийся, что он уже приговорен, Август был глубоко тронут заботой Мехлиса24.
Примерно в это же время у Кольцова состоялась трехчасовая беседа со Сталиным. Сталин расспрашивал его об Испании, вежливо обращаясь к нему: «дон Мигель». Во время этого разговора произошел один странный эпизод. Когда Кольцов уже направлялся к двери, Сталин окликнул его и спросил: «У вас есть револьвер, товарищ Кольцов?». Удивленный Кольцов ответил утвердительно. Тогда Сталин задал еще один вопрос: «Но вы не собираетесь из него застрелиться?». Получив заверения Кольцова, что у него таких намерений нет, Сталин сказал: «Ну вот и отлично! Еще раз спасибо, тов. Кольцов. До свидания, дон Мигель!»25, Вскоре после этого разговора Кольцов был арестован.
