Согласно этой концепции — назовем ее концепцией сталинской идеальной партии, — настоящими большевиками были те, кто видел Сталина таким, каким он сам видел себя, и соответственно выражали ему безграничную преданность. Такая партия стала своего рода политическим семейством, в котором Сталин был предметом культового поклонения. Здесь следует заметить, что он практически не знал отца. Став взрослым, он почти не общался со своей религиозной матерью-грузинкой и даже не присутствовал на ее похоронах, когда она скончалась в Тбилиси в 1938 г. Его первая жена, грузинка, родившая ему сына Якова, не занималась и не интересовалась политикой, и виделись они крайне редко, поскольку Сталин был поглощен партийными делами, а потом оказался в ссылке. Его вторая жена, Надежда Аллилуева, на двадцать лет моложе его, была товарищем по партии и хозяйкой дома, в котором собирался ограниченный круг людей — члены семьи и партийцы, дружески расположенные к Сталину.
Всегда тяготевший к одиночеству, Сталин никогда по-настоящему не оставался одиноким. Партия была ему обществом, кругом тех, кто для него имел значение. Порой Сталин характеризовал партию такими словами, которые и в голову не могли прийти какому-нибудь другому большевику. В незаконченной работе, датированной 1921 г., появляется такой пассаж: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность»7. Здесь он подразумевает грозный военно-религиозный Ливонский орден, против которого Россия сражалась начиная с XIII в., когда князь Александр Невский нанес ему сокрушительное поражение на льду Чудского озера, и вплоть до Ливонских войн за контроль над Балтийским побережьем в XV и XVI вв. Кто среди большевиков, кроме Сталина, мог бы прибегнуть к подобному сравнению применительно к коммунистической партии?
Идеальному образу Сталина должна была соответствовать идеальная партия в форме братства большевиков, признающих его величие, принявших его своим вождем и готовых идти за ним на революционные подвиги, идти в огонь и йоду. И теперь, когда его публично провозгласили законным преемником Ленина, он не мог не ждать, что к нему будут относиться как к «Ленину сегодня».
Однако для этого Сталину было необходимо на деле проявить себя Лениным сегодня. Как же он мог достичь этого? Поскольку среди большевиков считалось аксиомой, что высшей заслугой Ленина перед историей стал Октябрь, а Октябрь знаменует собой революционный переход к новому строго, перед Сталиным неизбежно встала следующая грандиозная задача в повестке дня большевизма — строительство социализма в Советской России революционными методами. Сталин поэтому задумал и предвкушал свой собственный Октябрь. Исторически это был самый важный и претенциозный из всех его героических сценариев. Он должен осуществить скачок в мировой истории, сравнимый по значимости с ленинским Октябрем, а стать таковым могло только построение революционными методами социализма в одной отдельно взятой стране.
Свидетельства того, что мысли Сталина приняли такое направление уже в середине 20-х годов, очевидны. Седьмого ноября 1925 г., в восьмую годовщину Октября, он опубликовал в «Правде» статью, где провел параллель между текущим моментом и ситуацией, сложившейся в канун Октября 1917 г. Оба периода были переломными, утверждал он. Тогда переход был совершен путем восстания; теперь сложились благоприятные условия для превращения нэповской России в социалистическое государство. И так же, как восемь лет назад, партия одержала победу благодаря проявленной «ленинской твердости» перед лицом невыразимых трудностей в своих рядах, она и теперь одолеет капиталистически е элементы в экономике, проявив «старую ленинскую твердость» перед лицом трудностей и возможных колебаний в определенных партийных кругах. Год спустя Сталин вновь обратился к подобному сравнению текущего момента с предоктябрьским периодом, опять ссылаясь на «колебания», проявляемые Зиновьевым и Каменевым8.
То, как лидеры обозначают проблемы их партий или стран, может прояснить, какой вероятный политический курс они пропишут для их преодоления9. Так, оценка Лениным ситуации России в апреле 1917 г. как революционной обусловила его указание партии большевиков выступить против Временного правительства под лозунгом «Вся власть Советам». Теперь, в разгар нэпа в 1925 и 1926 гг., Сталин определил обстановку в Советской России как предреволюционную, подразумевая, что в скором времени может потребоваться переход к революционной внутренней политике.
В то время весь скрытый смысл этого понят не был — во всяком случае, в полной мере. Коллективный разум партии настолько привык к мысли о том, что строительство социализма будет процессом эволюционным, а политическая атмосфера в стране настолько не предвещала никакой революционной грозы, что товарищи Сталина по партии, очевидно, так и не разгадали, что же на самом деле подразумевал апостол построения социализма в одной отдельно взятой стране в своей юбилейной статье и последующем повторении ее основного тезиса. Но оба этих заявления стали предзнаменованием грядущих событий. Захватив к концу 1927 г. командные позиции в партийной олигархии, Сталин предпринял в 1928 г. целый ряд манипуляций, чтобы создать впечатление, будто Советская Россия оказалась в чрезвычайном международном и внутриполитическом положении, что требовало революционного прорыва в строительстве социализма, для которого была необходима стремительная коллективизация крестьянства. И тем самым вверг страну в революцию сверху.
В 1931 г. среди последовавшего за этим смятения Сталин выступил с речью перед советскими хозяйственниками, в которой разъяснил, почему недопустимо снижать взятые к тому времени головокружительные темпы развития.
«Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно. Помните слова дореволюционного поэта: ‘Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь” Эти слова старого поэта хорошо заучили эти господа.
Они били и приговаривали: “ты убогая, бессильная” — стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно. Таков уж закон эксплуататоров — бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб — значит ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. Вот почему нельзя нам больше отставать».
В прошлом, продолжал Сталин, у нас на было Отечества, но теперь оно есть, и мы будем отстаивать его независимость. Хотите ли вы, чтобы наше Отечество было битым и потеряло свою независимость? «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет, — заключил он. — Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»10.
Этот знаменитый пассаж был не только страстным обращением к советско-русскому патриотизму, он также раскрывал внутренний мир оратора. Тут предстал Сталин, чей большевизм был замешен на русском национализме, Сталин, строящий из себя героя и пытающийся осуществить свой героический сценарий, увлекая партию и страну в революцию строительства социализма и спасая тем самым матушку-Русь от злосчастной судьбы оказаться вновь битой иноземцами.
■ • «•*•. яг. -• .жп
а: :■ л,г Примечания гы"ч
1 Сталин И.В. Соч.Т. 1-1}. М., 1946-1952. Т. б. С. 4б. Дополнительные три тома вышли в США — т. 14-1б (ред. Р. Макнил). Стэнфорд, 1967 В дальнейшем — Сталин И.В. Соч.
