Увлечённый едой, Роман не заметил, как жутко исказилось лицо брата после рассказа о том, что пытался сотворить с ним настоятель. Что именно он пытался сотворить, Роман не особо понял, но смутно догадывался, и совершенно не подумал связать действия брата и настоятеля воедино, а ведь они происходили из одного корня похоти.

Оставив Романа спать в гостинице, Динас ушёл на несколько часов. Неизвестно, где он был и пропадал, но когда вернулся, приказал заложить карету, непреклонно сообщив Роману о том, что домой он его возвращать не намерен. Они уезжают из Ромейна.

Стоило ли говорить, что Роман безумно обрадовался? Путешествовать вместе с Динасом, открывать для себя удивительный мир, полный приключений... Возможно, он станет магом - самым лучшим магом. Они положат к своим ногам весь мир.

О чём могут мечтать четырнадцатилетние мальчишки? Мечты отличаются от реальности тем, что в мечтах нет сложных последствий, нет долгого промежуточного пути достижения собственной цели, а есть лишь конечный результат под названием «и жили они долго и счастливо». Но что конкретно составляет счастье, на что и как они будут жить - об этом порой и взрослые люди не задумываются. Стоит ли в легкомыслии упрекать ребёнка?

Карета неслась, увозя Романа навстречу новой жизни, и Роман, восторжённо открыв рот, смотрел на проплывающие окрестности, совершенно не замечая, каким странным взглядом на него смотрит улыбающийся Динас.

Через три дня они планировали отплыть в Итанию, где с недавних пор Динас приобрёл дом и некоторые полезные связи.

- Я сделал всё, что хотел, братишка. Всего добился сам! - блестя глазами, возбуждённо рассказывал Динас, и Роман не уставал изумляться приятным переменам.

Расставание с домом пошло брату на пользу. Он показался удивительно живым, разговорчивым и не скрывал дружелюбия:

- Высочайшие персоны поручили мне одну миссию. Я не могу рассказать, но если всё пройдёт удачно, мне будут выделены личные земли и право изменить фамилию. Не желаю больше быть ди Валем. Станем ди Вальдо. Что скажешь? Бросим вызов обществу. Видит бог, Рома, я брошу его всему миру!

Он без конца улыбался и подливал Роману вино.

- Ты тоже сменишь фамилию, Рома.

Он говорил уверенно, приняв решение за двоих, и оно не подлежало ни малейшему сомнению.

- Семья отказалась от нас, и будет правильно, если и мы откажемся от подобной семьи. Я никогда не брошу тебя. Мы всегда будем вместе. Мы должны быть вместе. Ты и я. Я всегда этого хотел. О, боги, Рома, милый, ты не представляешь, как я счастлив сейчас, я так долго мечтал об этом. Оказаться рядом с тобой, вот так наедине. Говорить открыто о собственных чувствах.

Он обнимал Романа за плечи, подливал вино, не замечая, что Роман не пьёт, и постоянно лохматил пушистые волосы. Роман заметил неладное, лишь когда оно стало совершенно откровенным. Поначалу он пропускал лёгкие поцелуи брата, сочтя, что Динас чрезмерно выпил и от радости не понимает, что творит. Насколько далеко заходила чужая радость, он осознал лишь в процессе. Когда жаркие губы, невзначай щекочущие виски и лоб Романа, переместились на лицо и шею, а ненавязчивые случайные ласки стали более откровенными, постепенно переходя грань от невозможно и «что ты делаешь, хам!» к «да, детка, сделай это!» (Прим: простите, автор не удержался от стёба.)

Динас деликатно избавлял брата от одежды, отвлекая внимания от происходящего.

- Всё это время, милый, я думал только о тебе! - Динас бормотал, опаляя лицо пьяным дыханием, шептал сбивчивые признания заплетающимся языком.

- Я не пьян, Рома. Нет, не пьян! Мой хмель - страсть, а она порой ударяет в голову! - Динас рассмеялся безумным каркающим смехом, сделавшись похожим на ворону.

- Я так давно хотел тебя, Рома... боже мой, Рома! Я сейчас испытываю трепет. Браниен пытался меня остановить. Ха-Ха! Ублюдок мстительный. Не смог мне просить своего поражения и решил избавиться. Но если я чего-то желаю, меня невозможно остановить. Я ещё тогда сказал ему: ты будешь принадлежать мне. Станешь моим. Ты и Ромейн. Я собираюсь получить всё. Всё, что мне причитается, Рома. Всё, что нам с тобой причитается, малыш. Нет, не бойся меня, малыш. Не бойся. Убери ручки, не зажимайся, старший братик никогда не сделает тебе больно. Боже, Рома, какой же ты у меня красивый.

Роман сам не понимал, как его не вырвало на месте? Он весь оцепенел от ужаса, безвольно глядя на происходящее, а Динас залез к нему в штаны в тщетной попытке возбудить чужое естество, не понимая, что естество Романа содрогается от ужаса, омерзения и гадливости, а Динас словно копошащаяся личинка...

Они отрыли деревянную сырую балку, а на ней было полно белых опарышей - извивающихся, противных, скользких, и сейчас Роман видел перед собой одного из них. Стало не просто противно - невыносимо тошно от происходящего, от самого себя. От осознания, что кумир оказался столь жалок и ничтожен, ничем не отличающимся от жирного настоятеля, пытающегося сделать, очевидно, всё тоже самое.

Они были удивительно похожи в эту секунду. Жирный краснолицый настоятель и тощий, с блестящими маслеными глазами Динас. Романа затрясло, а Динас, приняв происходящее за страх, принялся уговаривать и успокаивать, обещая, что он готов подождать и не сделает ничего плохого, если брат не готов прямо сейчас. Динас только погладит и поласкает немного. Они могут поласкать друг друга вместе, ведь несомненно, Роман тоже желает этого. Он ведь любит своего братика.

У Артани ди Валя мутился разум, в самом прямом смысле мутился от происходящего, от гадливости. Он начал бороться с братом, сопротивляясь, но они с Динасом занимались у одного учителя - Гайто Равана. Динас - не дряблый настоятель, а физически сильный, развитый парень, худой как щепка, но стальные мыщцы вились крепкими жилами канатов, и Раван не раз отмечал, что именно худые люди при всей их кажущейся невозможности набрать мышечную массу, на самом деле более выносливы, чем здоровяки.

Окажи он настоящее сопротивление, а не жалкую возню стесняющейся девочки, которую назойливый мальчик лапает за коленку, а она всё никак не может решиться позволить большее - кто знает, чем закончилась бы эта сцена. Его сопротивление могло разозлить и взбесить Динаса, а взбешенный Ворона становился по-настоящему жесток, с удовольствием мучая животных, оказавшихся в его власти.

Пока брат находился в благодушном настроении, считая, что легко может уговорить Романа, Роман понимал, что сейчас будет кровь, случится убийство, он, не задумываясь, порвёт родного брата или родной брат порвёт его, потому что Роман не позволит осуществить задуманное. Скорее откусит собственный язык.

Но на его счастье Динаса срочно вызвали куда-то... Появился слуга, принёс пакет. Динас, с проклятьями открыв дверь, помрачнел и засобирался срочно, отвесив брату воздушный поцелуй и кокетливо пообещав, что Роману не придётся долго скучать - он непременно вернётся.

Артани выглядел застывшей, вывернутой душой наизнанку кошкой, которую медленно гладят против шерсти. Он не знал, как смог сдержаться, удержать подступивший к горлу комок, ощущая исходящие от брата безумие и опасность, каждой клеточкой кожи понимая, что если Ворона поймёт – он никуда не поедет, или поедет, но Роман не отделается легко. В лучшем случае, младший Артани окажется связанным по рукам и ногам – Ворона безумен и никуда не отпустит брата, сумев заполучить в когти. Динас неверно расценил его реакцию и уехал с лёгким сердцем, а Романа – стоило двери закрыться – мучительно вырвало на ковёр. Он блевал, а мозги вставали на место.