Роман плохо помнил, что дальше было. Помнил лишь, что братья застыли друг напротив друга в поединке воли и ненависти. Обоих трясло, но они не произносили ни слова. Ворона стоял перед братом оцепеневшим кроликом перед пастью беспощадного удава, но встряхнулся, весь набычился, заняв оборонительную позицию, полную отчаянной решимости человека, которому больше нечего терять.

Он выпрямился, а на скулах у обоих ходили желваки, и если Бран желал убить, Динас держался с достоинством, словно любовник, застигнутый на месте преступления: без штанов, но со шпагой в руке, готовый защищаться до последнего перед заставшим адюльтер супругом. Ум Романа не мог охватить произошедшего, он был наивен и неискушён, в силу отсутствия жизненного опыта не подозревая о существовании множества вещей. Он смутно помнил, что Бран попросил его уйти, сообщив, что они с Дином желают говорить наедине, а Дин подтвердил: да, это действительно так.

Роману стоит уйти. Он не должен всё это слышать. В этом братья были полностью солидарны. Бран вытолкнул Романа за дверь.

- Динас!!! Объяснись!

Роман не стал подслушивать - ускорил шаг, не желая слышать, как братья в очередной раз ссорятся. Что-то случилось, что-то ужасное, связанное с ним, Романом, что-то произошло из-за него. Он смутно понимал, что именно. Динас и раньше целовал его, но никогда не целовал, пытаясь запихать язык в рот. Мужчины, нередко обнимая друг друга после долгой разлуки или желая высказать благодарность, могли расцеловаться в щёки или губы, и вот впервые в этом знании открылось что-то новое... показавшееся невероятно мерзким и противным, что-то похожее на темноту в спальне по углам, которую не может прогнать ночник.

В темноте таилось нечто неизвестное, пугающее, в ней могли жить чудовища, но Динас множество раз проверял спальню брата, водя Рому за руку и показывая шкаф, заглядывая вместе с ним под кровать, чтобы убедить: видишь, никаких монстров нет. Ложись спать, а если боишься... Динас вручил ему кинжал: вот, что сможет тебя защитить.

А если самые страшные монстры живут вовсе не в темноте? Что, если они прячутся при свете дня, что, если... самый главный монстр всегда находился с ним в одной комнате? Фальшиво держал за руку и уверял, что монстров нет.

- Он что-нибудь делал с тобой? Трогал тебя? - мрачно спросил Браниен, придя в его комнату и усаживаясь на кровать.

Роман не понимал, чего Бран добивается? С чего завёл подобные разговоры? Что значит, Динас трогал его? Динас сегда его трогает, точно так же как Бран, родители, Арлесса и множество других людей в замке, с которыми Роман общался и контактировал. Со слов Брана выходило, что возможно Ворона пытался трогать Романа по-особенному, например, в каких-то срамных местах. От этого допроса Роману стало очень мерзко и противно, не по себе.

Темнота снова надвинулась и зашептала липкими шепотками страха из углов комнаты. С похожими вопросами приставала мама, мягко выясняя, насколько далеко зашли отношения братьев, но быстро успокоилась, сообразив, что ничего страшного не произошло. А по мнению Романа, ничего страшного и не могло произойти. Брата заносило порой, но он никогда бы не сделал с ним ничего дурного, не пожелал причинить Роману боль.

Монстров нет. Монстров не существует. Он верил Динасу, Динас не стал бы ему лгать. Но замок словно наполнился гнетущим молчанием. Все вели себя странно, неестественно и пугающе, как на похоронах, когда вместе собирается множество чужих людей, что играют роли, изображая фальшивую скорбь, высказывая лицемерное сочувствие, пытаясь поддержать, совершая множество бессмысленных жестов, вроде расправить цветы, положить салфетки на стол, поговорить о том, что необходимо после. Ведутся бесчисленные разговоры, люди поминают покойного, но если задать вопрос, для чего они здесь собрались, насколько им небезразличен сам покойный, они лишь разведут руками, сообщив, что так положено, заведено, они были знакомы и обязаны высказать уважение, проводить в последний путь.

Но истинную суть происходящего, скорбь и глубину боли понимает и испытывает лишь потерявший близкого. А остальные приходят играть отведённые жизнью и обществом роли. Множество неестественных ролей, но нигде так остро не ощущается искусственность происходящего, как на похоронах. Людям неловко. Они не знают, куда себя деть, потому что касаются не вещей, но собственных затаённых страхов. Смерти неприятно касаться, о ней не принято говорить, а ты стоишь и слушаешь, как в соседней комнате надрывается человек, и его горе трогает крылом, заставляя слёзы невольно течь по щекам, но соболезнуют не покойнику - соболезнуют тому, кто скорбит о нём.

Роману не приходилось хоронить близких, но он понимал, насколько всё это тяжело для людей, видел и то, что люди скрывают. А сейчас Роман Артани ди Валь оказался на похоронах. Человека не убили, но зарыли в землю собственного равнодушия, закрыли сердце, запретили думать и упоминать имя. Человек не умер физически, он был убит душами, отвергнувшими его право на существование в роду Артани ди Валей.

Мама плакала, не переставая, а в глазах Арлессы царапался затаённый страх и насмешка, сменяющаяся сочувствием, омерзением и новой волной страха, как если бы Роман внезапно сделал что-то очень непристойное, но был не виноват. И они закрыли на это глаза - вынуждены были закрыть, отводить взор, прятать взгляды. А может быть это они сделали что-то плохое и ощущали себя виноватыми?

Отец распорядился перенести спальню Романа на женскую половину, поближе к комнате матери. Роман не понимал, но никто не пожелал ему объяснить. Просто все в его присутствии начинали болтать преувеличенно весело, как у постели больного, желая подбодрить. Внезапно выяснилось, что он достаточно взрослый, чтобы взять его на охоту с остальными взрослыми, да и вообще пора Роману стать настоящим мужчиной.

- А Динас тоже поедет? - напряжённо спросил Роман, пытаясь получить ответ или утвердиться в собственных догадках - что случилось с Динасом, куда он пропал? Но стоило спросить, и снова наступила многозначительная пауза, мерзкая, пугающая призраками тишина.

Арлесса вдруг разбила бокал и расплакалась, как дура, показывая, что всадила стекло в палец. Вот же неловкая какая. Все моментально забыли о Романе и дружно принялись суетиться вокруг сестры, решив, что ей непременно надо оказать помощь.

Окружающим было неловко, и они под любым предлогом желали улизнуть от Романа, лишь бы не смотреть на него, не объяснять то, что невозможно объяснить ребёнку. Он не поймёт, расценит неверно или сделает собственные неправильные выводы. Детей надо беречь от грязи жизни. Подрастут – окунутся сами.

Лишь на второй день Роман узнал, что Динас навсегда покинул замок. Брат не вернётся, и таким было его собственное желание. Родители отказывались объяснять произошедшее. Поначалу было неестественно, что имя Динаса отныне не употребляется за столом.

Отец отказал среднему сыну во всех правах на землю, лишил титула и наследства, впрочем, переведя на имя Динаса Артани внушительную сумму, чтобы сыну – он всё таки был его кровью – не пришлось побираться и испытывать нужду в деньгах.

Динасу Артани запретили появляться в Ромейне, навсегда изгнав из родного края. Мать и сестра плакали в голос, но быстро утешились. В этом доме Ворона ни у кого не вызывал любви и привязанности, и когда брата не стало, многие вздохнули со скрытым облегчением.