Однажды Браниен шутки ради напросился на поединок с Вороной. Бран - мускулистый и крепкий гигант – считал, что без труда расправится с хилым братцем, но не тут-то было. Гайто Раван не зря получал большие деньги и ел хлеб графа - он успел изрядно «натаскать» обоих учеников, и хотя упор преимущественно делался на обучение Романа – в конце концов именно за это Гайто платили - но и о Вороне наставник не забывал. Динас, презрительно ухмыляясь, повалил Брана на землю с первых трёх ударов.

- Подобный слизняк будет управлять замком? - спросил Ворона насмешливо и сплюнул, – Впрочем, братец, фермер из тебя получился превосходный, в отличие от солдата.

После этого случая между братьями пролегла льдистая тень вражды. Роман тщетно пытался помирить, но выходило только хуже - Динас истекал ядом, а Бран кипел от тихой ненависти. Заставить Ворону успокоиться и перестать клевать брата могли три человека: отца он боялся, мать уважал, а Романа любил всем сердцем.

Все в замке знали: скорее небо упадёт на землю, чем Динас ди Валь сознательно обидит Романа. Трепетность, с которой мрачный и нелюдимый Ворона относился к младшему брату, смягчала многие обиженные (и было за что) сердца.

- Гляди-ка... даже в злобном выродке существует человеческое, - не раз шептали служанки, глядя как один брат таскает второго на плечах.

***

- Почему судьба несправедлива к нам, Роман? - порой Динас говорил непонятные вещи.

Роману исполнилось двенадцать. Он был смышлёным мальчиком, но иногда речи брата становились туманными, полными скрытого смысла, намёков.

- Браниен получает всё, а мы сами по себе. Разве честно? Довольствоваться малой частью, когда можно всё разделить поровну, например. Ромейн достанется Брану, а куда податься мне? Ты станешь магом, сможешь сам себе заработать на жизнь, а я? Быть нахлебником в замке брата? Вряд ли он позволит мне остаться. Не сомневаюсь, я вылечу за ворота раньше, чем отец отойдёт в мир иной. Да и не желаю я сидеть на чужой шее. Управляй я Ромейном, многое бы переменилось.

- Законы такие, - замечал Роман, стараясь не подать виду, что ему неприятны подобные речи. Неприятна зависть Динаса, озлобленность. Он любил своего брата, и многое прощал, оправдывая и стараясь в худшем увидеть лучшее.

Роман сложил ладони лодочкой и раскрыл, выпуская на свободу разноцветную бабочку. Облетев круг, иллюзия села на нос Динасу. Парень хмуро смахнул рукавом, и она рассыпалась золотистыми искорками, превращаясь в дым.

- Всё дурачишься?

Они сидели в домашней библиотеке и занимались, пока Ворона, устав от книг, не решил размять ноги. Гуляя, он подошёл к окну - во дворе Бран распоряжался слугами, отдавая приказания по поводу завтрашней охоты. Малого хватило завести очередной непонятный разговор.

- А что ещё делать на каникулах? – Роман, ухмыльнувшись, пожал плечами и, сладко потянувшись, легкомысленно закинул руки за голову, откидываясь в кресло.

Он придумывал чем подбодрить Динаса, но вдруг ощутил, как руки брата обиваются вокруг его пояса:

- Почему ты такой светлый и чистый, Роман? - с тоской спросил Динас, устраиваясь на полу и кладя голову брату на колени, - Мы оба смотрим на мир двумя глазами. Я вижу плохое, а ты хорошее.

- Мы друг друга дополняем, - Роман осторожно потыкал пальцем в его щеку, - Динас, ты странный в последнее время.

Ворона вскинул глаза: неистовые, гипнотизирующие, похожие на пылающие зелёные угольки:

- Я всегда странный, Рома, – тихо сказал он и продолжил, разговаривая, - Только ты не замечаешь, а может и правильно, что не замечаешь. Я сам себя боюсь. Знал бы ты, брат, что со мной, но я и сам не знаю. Собственных мыслей страшусь.

Он, приподнявшись, вытянул руку и коснулся груди Романа, повиснув пальцем на шнуровке рубахи:

- Ты - единственное моё спасение, чистый лучик. Рядом с тобой тьма отступает. Рома, меня преследует проклятие. Вот что ты улыбаешься? - вздохнул он, заметив невольную реакцию Романа. - Ты даже не понимаешь, что я говорю. Услышал слово, а уже смешно. А ты вдумайся в его смысл. Может правда... что душу человека определяют где-то наверху. Кому-то достаются добродетели - человек рождается со стремлением к добру, и чтобы жить и делать хорошие вещи, не прилагает усилий. А моя душа родилась стать скопищем дурного.

Я сам над собой не властен, Рома, и это страшно. Будто кто-то другой за меня говорит, делает, а я могу лишь смотреть наблюдателем в собственном теле. Поверишь ли, что подобное бывает? Только рядом с тобой мне становится легче. Легче и больнее, Рома. Моя дурная натура мучает меня, заставляя ненавидеть людей и желать невозможного. Я сам себе отвратителен, Рома, когда думаю о том, что доставляет мне удовольствие. Кто придумал мир с его дурацкими законами? Почему их нельзя обойти... Почему мы не можем получить то, что желаем? Не можем любить тех, кого любим? Почему между тобой и мной - вечная пропасть, называемая тем, что ты мой брат. Неужели мы с тобой не сможем её преодолеть?

- Что ты делаешь? - испуганно спросил Роман, когда пальцы брата, расправившись со шнуровкой, внезапно выдернули рубашку из его брюк и замерли на обнажённом животе. Он ни слова из его речи не понял, кроме того, что рядом с ним Динасу легче, и он пытается преодолеть какую-то пропасть, и почему-то не очень доволен тем, что Роман его брат.

- Ничего! - Динас стремительно выпрямился и оттолкнулся от Романа, - Поди прочь. Не хочу сейчас разговаривать. Уходи быстрее, пока я ещё в силах... Нет! Постой! – передумал Динас, простонал почти с мукой, хватая брата за запястье и задерживая, когда совершенно растерянный Роман поднялся и, заправляясь, двинулся к выходу.

- Постой, - прошептал он, почти судорожно, прижимая Романа к себе спиной и зарываясь носом в его волосы. - Постой со мной вот так, милый брат. Ещё немного. Хочу тобой дышать. Так хорошо...

- Дин, что ты делаешь? Что с тобой? - спросил Роман, испуганный низким хриплым шёпотом, чувствуя, как от мерзкой слабости подгибаются колени, а по телу бежит липкая противная дрожь страха.

Словно происходит что-то... Неправильное.

- Роман, обещай мне, - потребовал Динас, больно сжимая плечи и шепча в затылок раскалённой сухостью губ, - Обещай, что всегда будешь на моей стороне.

- Я всегда на твоей стороне! - возмутился Роман, тщетно пытаясь выдраться из цепких объятий, - Отпусти меня.

- Не могу! - простонал Динас, обнимая двумя руками, сгребая к себе, - Роман, если правда меня любишь... Если любишь... - губы взъерошили волосы на виске - Динас тёрся о него лицом.

Роман задохнулся от испуга:

- Что ты...

Но Динас не дал сказать. Развернул к себе и поцеловал сухими воспалёнными губами, стискивая, сжимая, давая волю жадным разгулявшимся рукам.

- ДИНАС!!!

Резкий окрик. Роман не успел понять толком. Неведомая сила вырвала его из рук брата, и он внезапно осознал, что висит под мышкой Брана, как дохлая мышь, свесившая лапки. Лицо наследника Ромейна сделалось поистине страшным, чёрным. А в глазах пылало такое гадливое омерзение и столь стылая, лютая злоба, что Роман со страхом понял – случится убийство.