Нахимов преисполнен гордости за своего командира и делится впечатлениями с другом: «Надо послу шатъ, любезный Миша, как все относятся о капитане, как все его любят. Право, такого капитана рус ский флот не имел, и ты на будущий год без всяких оговорок изволь переходить в наш экипаж, и тогда с удовольствием моим ничего не в состоянии будет сравниться».
Прелюдия закончилась, «Азов» готовился к походу к берегам далекой Эллады на боевую службу, вызволить греков от турецкого ига.
В начале июня 1827 года эскадра под флагом адмирала Сенявина тронулась в путь. Головным флагманом шел «Азов». Умудренный опытом, адмирал Сеня-вин, гордость моряков в прошлом, присматривался не только к состоянию и выучке экипажа «Азова», но и заведенным порядкам. По приходе в Портсмут, подводя итоги, он издал приказ:
«...Замечено мною, что гг. офицеры употребляют весьма часто во время работы на корабле вовсе неприличные слова, также и то, что на многих кораблях служители употребляют между собою ругательства. Видя, что таковые гнусные изречения нисколько не уменьшаются, для отвращения сего предписываю t: командирам кораблей, фрегатов и прочих судов прикатить всемерное старание, дабы искоренить тако-1Ы<‘ дурные обыкновения и, в случае неисполнения сего Запрещения, взыскивать и наказывать строго.
('верх того, дошло до сведения моего, что гг. офице-pi.i корабля «Азов», хотя часто и по усердию к службе, ait переступают меры наказания, дозволяя себе, сверх того, в минуту запальчивости ударять людей во вре-м и работы своими руками. Поставляя сие на замечание капитану корабля «Азов», предписываю ему арестовать на три дня капитан-лейтенанта Кутыгина, лейтенанта Нахимова и мичмана Розенберга, сделав им строгий выговор, дабы впредь остерегались подобии! х поступков».
Приказ адмирала произвел сильное впечатление на офицеров, особенно на молодых. Среди наказанных щ усердие был Нахимов. Прежние его взгляды на службу, на матросов, от которых требовали прежде исего беспрекословного повиновения, казались незыблемыми. Упрек боевого адмирала прозвучал властно, шставил задуматься и пересмотреть многое.
8 августа эскадра с попутным ветром направилась и Средиземное море. Миновали Гибралтар, не доходя 11алермо, корабли попали в сильный шторм. На «Азо-не» в один из шквалистых порывов упал за борт матрос, крепивший паруса. В кают-компании мичман А.А. Домашенко услышал крик матроса за кормой. Не раздумывая, через окно сиганул за борт, схватил брошенный в воду кем-то стул, подплыл к матросу и отдал ему стул. К ним уже приближалась спущенная С корабля шлюпка, но в этот момент водяной вал накрыл моряков, и они оба скрылись в пучине.
Всех офицеров, матросов «Азова» глубоко взволновал благородный поступок Домашенко: «...какой великодушный поступок! Какая готовность жертвовать собой для пользы ближнего! Жаль, очень жаль, если этот поступок не будет помещен в историю нашего флота...» — сообщает другу Нахимов.
Спустя месяц русские корабли встретились с английской и французской эскадрами. Они уже крейсировали несколько недель неподалеку от Наваринской бухты, где был сосредоточен турецко-египетский флот.
В полдень 8 октября 1827 года эскадры союзников вошли в бухту Наварина и вскоре начался бой. «Азов» шел головным в русской эскадре, и на него обрушилась лавина огня турок.
На шканцах «Азова» рухнул, весь в пламени, обломок грот-реи. Черный от пороховой копоти, с расстегнутым сюртуком, перебегая от орудия к орудию, лихо командовал батареей лейтенант Бутенев. Только что он вместе с Нахимовым, командиром баковой батареи и его матросами погасили пожар. Лазарев окинул взглядом мачты. Переломилась фор-стеньга, в щепы разнесло реи на фок- и бизань-мачтах, перебит такелаж, — турки явно метили в рангоут, чтобы лишить корабль хода.
— Передать на бак Нахимову: «С отдачей якоря завести шпринг!» — Лазарев решил атаковать флагманский корабль египтян.
Не прекращая огня, «Азов» подошел на пистолетный выстрел к кораблю египтян, отдал оба якоря и, развернувшись бортом, стал на шпринг. Удачным выстрелом баковой батареи пережил шпринг у египтян, и их корабль развернулся кормой к «Азову».
— Молодец Нахимов! Продольный огонь левым бортом! — передал Лазарев приказание на все батарейные палубы.
Спустя полчаса корма египетского флагмана была разбита вдребезги, огонь перекинулся в констапельскую каюту, и минуту спустя флагман взлетел на воздух.
Едва «Азов» перенес огонь на корабль флагмана турок, как тот, обрубив якорные канаты, метнулся к берегу. Теперь почти все турецкие корабли прекратили огонь по англичанам и с яростью обрушили его на «Азов» и другие корабли русской эскадры.
Па верхней палубе «Азова» не успевали убирать Уб m i.ix и раненых, кое-где зияли в бортах пробоины, горящий рангоут воспламенял все вокруг. Рядом с комп иди ром баковой батареи, лейтенантом Нахимовым, мпорвался брандскугель, и вокруг орудия заполыхала I Пи дуба. Вместе с матросами Павел Нахимов самоот-иерженно бросился в огонь и, потушив палубу, вновь нетал к орудиям. Мимо уха Лазарева просвистело ядро. Рядом на шканцах вскрикнул Бутенев. Раздробленный, оторванный по локоть обрубок правой руки беспомощно повис на коже, во все стороны хлестала кровь. Подбежавший матрос сорвал с себя рубаху, замотал культю. Подбежали еще два матроса. Бутенев от<"гранил их здоровой рукой.
— К орудиям, братцы, наводи! Пали!
Матросы чуть не силой увели Бутенева в лазарет.
Бой продолжался до вечера, и его окончание по све-жим следам описал Нахимов:
«В 6 часов кончилось сражение совершенным истреблением всего турецкого и египетского флота. В продолжение сражения взорвано на воздух до 15 судов, не включая 7 брандеров. И я не понимаю, как ни одно судно из соединенного флота не сгорело во время сражения. До 6 судов было взято в плен. Остальные, будучи совершенно разбиты, все рубили канаты, кидались на берег и там в продолжение ночи и следующего дня себя сжигали. Ночь была ужаснее самого сражения. В беспрестанном ожидании новых нападений всю ночь стояли по пушкам, беспрерывно видели горящие и взрывающиеся на воздух суда так близко, что, стоявши наверху, чувствуешь довольно сильный жар...»
И тут же в письме Рейнеке восхищался Лазаревым: «О, любезный друг, я до сих пор не знал цены нашему капитану. Надобно было на него смотреть во время сражения, с каким благоразумием, с каким хладнокровием он везде распоряжался. Но у меня недостанет слов описать все его похвальные дела, и я смело уверен, что русский флот не имел подобного ка питана».
С честью прошел испытания в боевом крещении Павел Нахимов. В декабре поступило известие о производстве его в капитан-лейтенанты, и он был удостоен первой боевой награды и ордена Святого Георгия IV степени.
Эскадра продолжала боевую службу в Средиземноморье, началась война с Турцией. В кампанию 1828 года пленили турецкий корвет «Нассаби саббах». Этот корвет оказался отличным судном, недавно построенным из дуба. Корвет переименовали в «Наварин», и по настоянию Лазарева командиром назначили Нахимова.
После небольшого ремонта под присмотром Нахимова корвет «Наварин» стал образцовым судном на эскадре. Нелегко далось это Нахимову. «Павел Степанович служит 24 часа в сутки», — отзывались о нем в ту пору сослуживцы.
Весной 1830 года, после возвращения эскадры на Балтику, Лазарев аттестует Нахимова: «Отличный и совершенно знающий свое дело морской капитан.» За образцовое состояние «Наварина» ее командир удостаивается ордена Святой Анны II степени. Но рутинная служба в Кронштадте тяготит молодого, полного энергии моряка. В конце 1831 года его переводят командиром строящегося фрегата «Паллада». Царь хотел видеть в этом судне образец новейшего кораблестроения. И Нахимов, «тонкий мастер морского дела», оправдывает доверие, делает «Палладу» примером для всей Балтики. Но Нахимов не только знаток корабельного устройства, а и отменный командир.
