ОБЪЯСНЕНИЕ
Вначале он решил заехать в коммунальное логово: проверить, все ли на месте, кто звонил, - “сосед” - Ванька Лямзин за пятьдесят долларов в месяц исправно выспрашивал у абонентов, кто есть кто, получая, естественно, имена-пароли: Иваном Ивановичем мог быть Петр Петрович; однако дело он делал, а как уж распорядиться информацией, Матерый знал.
По дороге от дачи к городу он тщательно проверился: нет ли "хвоста"? Вдруг... Напряженно всматривался в постовых: не сообщают ли, долго глядя вслед его машине, указания иным постам по рациям или же телефонам из своих прозрачных будочек? Впрочем, не спасешься ведь, если до такого дошло, не спасешься...
В дверь позвонил, как условлено, четыре раза. Дверь открылась, оказавшись предусмотрительно замкнутой на цепочку, - Ваня был человеком опытным, к тому же в квартире находились “левые” меха в товарном количестве, так что излишняя осторожность ему не мешала.
После приветствий и пустых вопросов типа: как жизнь, как дела? - услужливо передал Матерому листок абонентов: имя-отчество, день, час.
Матерый молча вытащил из бумажника две зеленые бумажки.
- Спасибо, - кивнул коротко. - Сразу - за текущий и за последующий месяцы.
- Советую, - Ваня поднял палец, - облегчиться еще на одну бумажку. За идею, бумажку определенно окупающую.
- Уточни.
- Излагаю, - невозмутимо продолжил вымогатель. - Я, простите, многие превратности на себе испытал, так что с понятием, хотя в чужие вопросы не суюсь... Итак. Представляем: приходят вдруг... Нет, дел я ваших не знаю, не сочтите за грязные намеки...
- Ну, валяй-валяй, - сказал Матерый.
- Ну а вдруг в натуре?! - повторил Ваня с вызовом. - Приходят люди в шинелях и в штатском барахле и, что характерно, - к вам... Я, естественно, могу пострадать за шкуры ценных животных...
- По кумполу желаешь, темнила? - миролюбиво спросил Матерый.
- Буду конкретнее, - покорно согласился собеседник. - У вас - шмон, ко мне - вопросы; я, конечно, что вообще знаю, кроме таблицы умножения?.. Ась? Когда будет? Не докладывал... Ну и так далее. Ушли посторонние лица, а я... тоже вслед за ними. И когда из двери подъезда выходить буду... Впрочем, - Ваня задумался, - может, и не ушли... понимаете? Но я-то - личность свободная, надеюсь?
- Надейся, - сказал Матерый. Надежда умирает последней.
- Во-от. Беру я мелок и, выходя из подъезда, закрывая дверь, так сказать, чирк им по двери этой... Вертикальную полоску под самой ручкой... Незаметно. Если наружка сечет, все равно не увидит, точно рассчитано... И - в магазин за кефиром... После обратно, гостей потчевать. Не желаете молочно-кислых продуктов? А вы на машинке мимо проезжаете и... на дверцу подъезда рассеянный такой взглядик, между прочим...
- На, конспиратор, - Матерый протянул деньги. - Заработал. - И, открыв дверь своей комнаты, тут же захлопнул ее перед Ваниным носом.
Осмотрелся... Все “секретки” на месте, не входили сюда.
Ванька, сволочь проворная, конечно, влезть может, сукин сын, но крепится - боится, видать, стукачок... Хозяин его выставил в осведомители, наверняка... А почему? Эх, прост вопрос. Тоже обезопаситься желает, тоже за шкуру трясется, тоже не уверен... И винить тут некого, закон таков. Сказать ему, может, что раскусил я фокус с Ваней, с комнатухой этой, с истинными целями благотворительности - мол, сюда не придут, дублирующий вариант... Нет, не стоит. Неприятно обоим будет, вот и все. В принципе лучше ведь такую нору иметь, чем дачу под удар подставлять... Так что спасибо, Хозяин. И тебе выгода, и мне. Твой принцип, всегда я его одобрял...
Матерый с тоской оглядел пыль и грязь на свертках и коробках, заполонивших комнату. Все это надо переправить Маше, это антиквариат, капитал. Раньше оттягивал с отправкой, лень одолевала, теперь необходимо поторопиться, время не ждет... Да и свои ребята на таможне покуда готовы подсобить без излишних вопросов... Сейчас загружайся, немедленно. Сколько увезешь, но загрузи.
Коробки к машине таскали вместе с Ваней, выклянчившим попутно пару дисков для компьютерных игр - основного его увлечения.
С грузом Матерый поехал к Хозяину. Жил тот в аристократическом районе - на широком и гладеньком Кутузовском проспекте, в доме с высокими потолками и длинными коридорами - квартира эта досталась ему в наследство от некогда высокопоставленного тестя, ничего, впрочем, ничего иного, кроме квартиры, потомкам своим не оставившего. За исключением разве всякого модного в былые эпохи барахла... Да и что он мог оставить еще после себя?
Встретила гостя жена Хозяина - Вероника.
Точно и мило разыграли ритуал встречи: комплимент даме, улыбка, передача пакета с вином и рыбой, общие вопросы с необходимой толикой юмора, наконец рукопожатие с Хозяином, твердые, доброжелательные взгляды - глаза в глаза, все - фальшивое!!!
Посидели у телевизора, ругая штампы массовой культуры Запада и восхищаясь тонким вкусом вина, принесенного непьющим гостем; посудачили о последних новостях внутренней и внешней обстановки, прошлись насчет экологической угрозы; затем Вероника, сославшись на суетный завтрашний день, отправилась спать, и мужчины остались наедине.
Целуя на прощание руку хозяйке дома, Матерый внезапно постиг суть здешней атмосферы; понимание это возникло, как некий обвал, копившийся долгой чередой прошлых встреч, разговоров и реплик...
Это уже была не семья, нет; их, мужа и жену, удерживало вместе лишь прожитое, но не настоящее, и не в том заключалась беда, будто Вероника, воспитанная в определенных традициях, желала мужа обязательно при должности и с общественным весом, нет; она просто хотела и привыкла видеть рядом с собой человека цельного, увлеченного и занятого делом - пусть простым, но благословленным официально, принимаемым всеми без исключений. Муженек же, мало что ей объясняя, непонятно где вертелся-крутился, водил в дом всякую сытую шпану типа его, Матерого, жил не по средствам, а значит, нечестно, дурно, и блага, привносимые им в быт, хотя и завораживали Веронику блеском своим, все равно отталкивали сущностью, правда, год от года слабее. Но Матерый уверен был: хотелось ей какой-то большой правды в устремлениях мужа, а тот постоянно разменивался.
По старой привычке сели на кухне, располагавшей к разговору тихому и доверительному.
- Чувствую, с проблемами гость явился, - улыбнулся Хозяин, заваривая чай. - И с крупными. Такое вино... как в последний раз...
- Точно, - согласился Матерый. - Оставь чайники, присядь и слушай, что я натворил. Внимательно.
Он рассказал все. О кражах на железной дороге, об уголовничках-подручных, об оружии, некогда найденном в тайнике партизан, о Леве, попытавшемся обрезать концы, о “гаишниках”, о том, наконец, как обманывал его, Хозяина, обосновывая всякий раз легальную добычу криминального товара.
Хозяин откровенно нервничал, однако не перебивал. Изредка позволял себе отвлечься: варенье из холодильника достать, чашки, конфеты. У Матерого порой возникало ощущение, будто тот слушает магнитофон - знакомую, хотя и полузабытую, запись, но отнюдь не собеседника. И еще странное ощущение возникло у Матерого: исчезни он, замолчи, все равно Хозяин не встрепенется, не удивится, а также будет конфетки в вазочку ссыпать, кипяток доливать в заварку...
Нет, в чем-то не прав был он, Матерый, об отношениях в здешней семье рассуждая... Не только вещами да деньгами привязал к себе Веронику человек этот, а еще и силой, сутью какой-то глубинной... И его привязал! Потому и сидит он сейчас тут, и повествует обо всем без утайки, и ждет спасения - ведь так, спасения! - веря в мудрого Хозяина, надеясь: есть у того козыри, способные спутать игру охотников и все в ней переиначить; прощения ждет себе и понимания... А чем привязал его когда-то Хозяин? Тем, что всегда знал, какое дело делать, как делать и ради чего. И это “ради чего” не шкурным было, жаль, исполнители хапугами оказались... Но да ведь взять идею коммунизма: немало у нее приверженцев из тех, что сумели этот коммунизм построить, правда, исключительно для себя.
