- Я не хочу тебя обижать, - сказал Хозяин, нарушив долгое молчание, воцарившееся после последних слов Матерого. - Но... Твоя трагедия заключается в том, что всю жизнь был ты, во-первых, романтиком, а во-вторых, мелким жуликом - жалким и недалеким. И пытался одурачить тех, вернее, того, кто желал тебе добра, желал верить тебе, трудиться с тобой, строить какое-то будущее, искать перспективы для нас же обоих... Я безуспешно и глупо стремился перевоспитать бандита. Вижу: педагог из меня - никакой... Кое-что, однако, мне удалось: ранее для полного счастья и умиротворения ты мечтал красть в день, скажем, по четвертному, затем - сотню, две, три. Из жулика мелкого стал жуликом средненьким. Вот результаты роста личности и плоды, увы, всей воспитательной работы. Наглядный примерчик перехода количе... Виноват: никакого перехода количества в качество не состоялось. Одни лишь голые расценки... Рвач и разбойник так и остался рвачом и разбойником.
- Давай без ярлыков и поучений, - сказал Матерый уныло.
- Давай, - безучастно согласился Хозяин. - Ну, что ты хочешь услышать? Оправдания воровской натуре русского лукавого человека? Которого хоть в коммунизм помещай, хоть в империализм - он без изменений останется... Или - что-либо конкретно-оптимистичное? Нет, ситуация плохая, неуправляемая и, уверен, безнадежная. Следствие идет, на него давят сверху, воспрепятствовать ему нереально. На этом Леве висели большие деньги серьезных ребят. Вывод из этого прост и неутешителен. Одно скажу: попить чаек спокойно мы сегодня еще в состоянии. Механизм, вступивший в противодействие нам, - ржавый, неважно оснащенный технически, с провалами в организационной структуре, однако, поверь, хорошо информированный! Это у них поставлено. Вообще-то, - покривился, - беседа с тобой удовольствия мне не доставляет. Ты ведь под крах меня подвел... Ну да ладно, истина такова: мы - две главные крысы на тонущем судне, я - умная, ты - хоть и сильная, но дурная, взбалмошная.
- Мы же договорились... насчет ярлыков, - привстал Матерый.
- Это аллегории, - отмахнулся Ярославцев. - И не корчи, прошу, оскорбленной физиономии. Вспомни лучше эволюцию своего бизнеса: сначала<N><197> грабежи в духе вестернов, затем<N><197> шантаж жизнью-смертью богатых жуликов; после, когда уяснил, что себе дороже такое занятие, перешел в авторыночные кидалы с одновременным открытием школ карате. А когда шуганули твоих сэнсэев и дурачков под их началом, начал девок заезжей публике выставлять. Хороша карьерка!
- А куда мне еще было? С биографией такой? - зло спросил Матерый.
- Дело с наркотиками налаживать, - сказал Ярославцев. - Логически оправданный, последний этап. Губить души, грести сказочные барыши, становиться исчадием ада. И самое страшное - получилось бы у тебя... Хорошо, я удержал. Для людей хорошо, не для меня. Я ведь, прости за наивность, стремился научить тебя жить и поступать честно. Может, порой и вразрез с формальностями юридическими, но честно по внутренней сути. Чтобы и сам зарабатывал, и другим заработать давал, но, главное, чтобы способствовал процветанию - не побоюсь обобщить - общества в целом. Но тебя не устраивал ограниченный, хотя и приличный заработок. Ты хотел хапнуть побольше. А я, дурак, тебе верил... Не скажу, чтобы очень, но на поводу у тебя шел... Внимал легендам и мифам об обреченных на гниение фондированных материалах, о контейнерах, якобы потерявшихся и запоздало, когда уже списаны, обнаружившихся... Многому другому. Врал ты искусно, доказательства приводил идеальные, аргументы конъюнктурные, хотя, начни я оправдываться ими перед коллегией по уголовным делам, был бы выставлен, как жалкий лгун, оскорбляющий интеллект судей... Короче. Ныне со всеми благими намерениями я очутился коренным в одной упряжке с уголовным сбродом. А в общем-то... - добавил тихо, - признание твое - не открытие. Фактура любопытна и в чем-то внезапна... Но да что она решает? Тем более под сенью начинаний наших много тебе подобных. Грешат они самодеятельностью и так же сводят между собой счеты. Так что не со новостью ты явился, а с подтверждением известного вывода: надо бежать... Об этом мы уже как-то деликатно друг другу намекали.
- Я отдам тебе деньги. Всю твою долю, - сказал Матерый.
- Все зажуленное? - перевел Ярославцев. - Леша, да разве это главное? Жизнь мы с тобой профукали, а ее не компенсировать. Ты как убить-то смог? Ужель и не дрогнул?..
- А просто это, - Матерый поднял на него большие, искренние глаза. Это в первый раз: то в жар, то в озноб... Да и чего оставалось? Не я, так они...
- А почему бы и меня заодно не...
- Думал. - Матерый опустил голову. - Но не ты ко мне ведешь, а я к тебе... Несправедливо.
- Гляди, а жизнь-то... страшненькая штука... Быт то есть, - сказал Ярославцев. - Ну да все равно - спасибо. И тебе я благодарен. Не смалодушничал, не смылся, а пришел и рассказал. Пусть страх тобой двигал, поддержки ты искал, совета, как глубже в ил зарыться, но все же... Совет, кстати, я тебе когда-то дал. В шутку, но ее ты, по-моему, воспринял всерьез... Как, стоит уже домик на морском берегу? - Хмыкнул.
- Не пахнет там морем, - отрезал Матерый.
- Да? Ну, как бы там ни было, туда не спеши. Паниковать не стоит. Нам надо завершить массу дел.
- То есть ты считаешь, не все еще...
- Погоди. - Хозяин встал, прошел в коридор, настороженно прислушался. -Тише, жена спит... Я считаю, в бега подаваться рано. Худо-бедно, но превентивные меры всяк по-своему мы продумали. Их надо попросту укрепить тем, что диктует ситуация. Спросишь, почему именно так рассуждаю? Потому что бежать - стыдно. Мы ведь феномен политический, хотя и с уголовным оттенком... А знаешь, в чем ошибка наша? Не верили мы в перемены, лгали себе: приближаем их, а сами отодвигали... А наступили перемены, мы, как символ всех прошлых заблуждений, и выявились. Лично же моя ошибка - не с теми дело начал, не то дело и не так. Теперь - реалии: есть бандиты - ты да я, пытающиеся избежать возмездия. Каким образом? Надо методично сжигать за собой мосты... Все не скроешь, но хотя бы истинные масштабы...
- Сжигать! Огня не хватит! - вырвалось у Матерого.
- Да, - кивнул Ярославцев. - За каждым из нас тянется шлейф, сотканный из забытых нами мелочей, которым мы и внимания не уделяли. А Лев... знал тех, с кем мы встречались каждодневно. То есть умный следователь выйдет на нас обязательно. Но ошибки бывают и у умных. И счастье бывает у дураков... Улыбнется оно - езжай в свой секретный домик спокойно и чинно, а я тоже что-нибудь себе придумаю. Новое, скажем, занятие. Но сначала закроем все точки, где Лева как-то фигурировал...
- Известные нам точки, - поправил Матерый.
- Через Леву, - продолжал Ярославцев, - должны выйти на тебя. Наверняка без хитростей: пожалуют на место постоянной прописки...
- Сосед предупредит... И на другом месте жительства Ваня твой тебе стукнет, - усмехнулся Матерый.
- Вот и чудесно. А на даче как? Чисто?
- О даче знаешь только ты.
- Значит, будет с кого спросить... - Ярославцев рассмеялся - нервно, принужденно: щека еще долго подергивалась, словно в болезненном тике.
- Ну а закрыть точки? - спросил Матерый. - Как? Подъехать и распорядиться об окончании всех дел?
- Надо пустить машину хотя бы на холостые обороты... - убежденно сказал Ярославцев. - Ясно?
- Теория, идеализм, - покривился Матерый. - Ну да иного не дано. Скажи, - спросил, - а чего ты за привычное цепляешься? Семьей дорожишь? У тебя же все... прожитое, в золу обращенное. И семья и работа. Тебе все заново надо. Это мне - на покой. А тебе - заново. Потому что есть еще порох... И другой вопрос: ты ж как поп был, проповедуя еще в затхлые коммунистические времена идейность мероприятий наших... Неужто и впрямь в нее верил? Или просто утвердиться хотел, когда за бортом оказался и в одиночку за кораблем поплыл?
- В одиночку?
- Ну, я с тобой рядом барахтался...
- Ты? Ты - с другого корабля. С разбитой паритской бригантины. Разбитой еще в архаическом прошлом.
