Можно представить удивление Джери, когда однажды в конце зимы, придя в комнату, он обнаружил в углу под столом, где обычно лежала Снукки, каких-то черных копошащихся толстых зверюшек. Неуклюже переползая по подстилке, они тихонько пищали. Снукки лежала рядом и любовно вылизывала новорожденных языком.

Джери так и замер в дверях, увидев эту картину. Когда же он попробовал сунуться со своим носом под стол, Снукки так сердито окрысилась на него, что он едва успел отдернуть морду: Снукки вцепилась бы прямо в нос.

Чтобы не раздражать ее, пришлось отойти на весьма почтенное расстояние. Джери стоял не шевелясь и с любопытством смотрел на то, что творилось под столом.

Там появились новые обитатели. Вот отчего Джери накануне ночью не пускали в комнату, хотя он вовсю рвался туда, слыша, как Снукки визжит, беспокоится…

Снукки легла. И тотчас же щенки окружили ее.

Конечно, Джери не знал, да и не мог знать, что для того, чтобы появились эти черные зверюшки, еще не умевшие ни глядеть, ни передвигаться как следует, пришлось свозить Снукки в ее родной питомник на Волге. Самому мне ехать было некогда, поэтому возил Снукки по моей просьбе и за мой счет один из вожатых клуба, а содействие Алексея Викторовича, я знал это, было обеспечено. Он сам наказывал мне при расставании, чтобы я прислал Снукки к нему в питомник, а уж «жениха» для нее он подберет – лучше не надо!

Первое время Снукки целыми днями лежала в гнезде. Ласково вылизывала малышей, соблюдая самую строгую чистоту. Выходила она лишь затем, чтобы съесть чашку корма. Ела торопливо, глотая целиком огромные куски и все время прислушиваясь. Стоило пискнуть одному, как она бросала еду и опрометью бежала к своему семейству.

Чтобы она не оставалась голодной (а пищи ей в этот период требовалось много), пришлось чашку с кормом ставить около гнезда.

На четвертый день после рождения щенят я пригласил знакомого хирурга. Снукки заперли в соседней комнате, а щенят вытащили из гнезда на стол. Хирург тщательно вымерил вершковые, похожие на черные упругие червяки хвостики. Нащупывая позвонок, выстриг ножничками на каждом хвостике кольцом шерстку и потом этими же ножничками, предварительно смазанными йодом, отхватил у каждого эрдельчика по полхвоста[24] . Бедные малышки только пискнули. Чтобы не появилось кровотечение, ранки стянули шелковой ниткой.

– Вот и навели фасон! – пошутил хирург и пошел на кухню мыть руки.

– Потерявших хвосты щенят снесли в гнездо, впустили Снукки. Она бросилась к ним, тревожно обнюхала каждого и принялась зализывать ранки. А малыши попищали немного, насосались до отвала материнского молока и опять уснули.

Первое время эрделиная семья все больше спала. Во сне щенята тихонько попискивали. Из-за этого у нас их и прозвали «скрипунами».

Через неделю-полторы щенки стали заметно прибавляться в росте. Хотя глаза их все еще были затянуты тусклой сиреневой пленочкой, они начали вылезать из гнезда, а так как оно было сделано в виде неглубокого ящика, то обязательно цеплялись за борт и уморительно шлепались на пол.

Через две недели все щенята прозрели. А еще через несколько дней уже научились лакать молоко из блюдечка. Достаточно было раз окунуть их мордочки в молоко, как они сразу освоились и стали бойко работать язычками.

Скоро у щенят появились зубы. Теперь для матери наступили плохие времена. Щенки кусали ее. Правда, с каждым днем малыши все больше переходили на самостоятельное питание.

Скоро щенкам стало тесно в их комнате. Пришлось разрешить им бегать по всей квартире.

Коту теперь не стало житья. Едва он показывался, как озорники во весь дух всем табуном катились к нему, окружали его, сбивали с ног. Кот исчезал под грудой щенят. Внезапно куча рассыпалась, из середины выпрыгивал совершенно одуревший, замусоленный Котька и, задрав хвост, бросался наутек, спасаясь самым позорным бегством.

День ото дня эти щенки становились все озорнее, все неугомоннее. Они хватали шторы, тряпки, обувь растаскивали по всей квартире. Раз опрокинули этажерку С книгами и распотрошили бы их по листочку, если бы вовремя не отняли.

Часам к десяти-одиннадцати вечера щенки забирались в свой «дом». Ночь они проводили очень спокойно, но просыпались рано. В семь часов утра сорванцы, как по команде, выскакивали из ящика, от шума и гвалта пробуждался весь дом: спать больше не было никакой возможности. Успевай выспаться, пока спят они.

Ели щенки шесть раз в сутки. Ели они жадно, торопливо. Каждый старался поскорей забраться в чашку всеми четырьмя лапами. Вылакав молоко, поднимали кверху уморительные, измазанные в молоке или каше мордашки и требовали еще. В заключение старательно облизывали друг друга, а один с видом победителя садился в чашку.

Постепенно из маленьких неуклюжих созданий щенки превращались в ловких, шустрых собачек. Лапы стали длиннее и крепче. Вытянулась морда («щипец», как говорят собаководы). Голова стала пропорциональна туловищу. Шерсть посветлела и начала курчавиться.

Скоро они добрались и до Джери. Сперва он пытался не пускать их к себе в прихожую: угрожающе рычал, делал страшную морду, осторожно пятясь в самый угол. Но маленькие нахалы не обращали на все его угрозы ни малейшего внимания. Они лезли к нему в пасть, карабкались на спину, подползали под брюхо. Джери вскакивал с места и бежал в комнату. Тогда щенки брались за его подстилку. Они таскали, рвали ее и очень скоро распотрошили на лоскутки.

Со временем Джери не стал убегать от щенков. Он терпеливо ждал, когда им самим надоест ползать по нему и они удалятся восвояси. Но дело обычно кончалось не так, как он рассчитывал. Угомонившись, озорники засыпали вокруг него. И бедный Джери часами лежал неподвижно, боясь задавить нечаянно кого-нибудь из них.

Дома у нас его прозвали «дядюшкой», а щенят «племянниками».

Скоро Джери затосковал, как и кот. «Племяннички» так надоели ему, что он стал бегать от них словно от чумы.

Когда щенкам исполнилось пять недель, в нашем доме начали появляться желающие приобрести маленького эрдельчика. Они долго выбирали: которого взять? Все шесть эрдельчиков удивительно походили друг на друга.