Одно можно сказать с уверенностью: никто не знал, что скрывается внутри холма. Это был один из тех моментов, которые на много лет, а порой и навсегда определяют жизнь человека. Если этот момент поведет его в сторону успеха, то обычно говорят: ему везет в жизни. Если наоборот, то об этом человеке ничего уже больше не говорят. Так обстояло дело и здесь. Если бы решение, принятое Михаловским, было ошибочным, то польская экспедиция стала бы одной из многих, о которых мало или вовсе ничего не говорят. А так как всегда легче разрушать, чем создавать, то любой чиновник мог бы в любой момент прекратить все работы. Получилось, однако, иначе. И сегодня среди археологов говорят о поляках: им исключительно повезло. Ибо польская экспедиция уже не является одной из многих, работающих в Нубии. Она та, что «попала в самую точку».
Профессор решил атаковать холм с единственного доступного пути, не прегражденного арабской крепостью. Этот путь шел в направлении с востока на запад, то есть лежал на обращенном в реке склоне холма. Кампания началась 2 февраля 1961 года. В первые несколько недель были раскопаны каменные блоки эпохи фараонов, вероятнее всего из храма Тутмоса III, о котором в свое время упоминал Гриффитс. Нашли 165 таких блоков, покрытых иероглифами и рельефами, изображающими танцы или жертвоприношения. Некоторые камни были покрыты росписью. Находок собрали много, но самого храма не обнаружили. Не удалось установить даже, существовал ли вообще когда-нибудь такой храм. Возникла другая гипотеза, разумеется также не проверенная: возможно, блоки заготовили для строительства храма, который в конечном счете не был сооружен. В таком случае это был бы склад строительных материалов эпохи фараонов. И, как обычно бывает со складами строительных материалов, владельцы которых перестали интересоваться строительством, сразу нашлись другие люди, использовавшие эти материалы в своих собственных целях. Когда, продолжая раскопки, археологи нашли фрагменты стен мероитских сооружений, то оказалось, что в них вставлены подобные блоки. Но могло быть и иначе. Возможно, эти блоки уже были использованы дважды, а затем их собрали, намереваясь употребить в третий раз? Проведенные до сих пор работы не дали ответов на все эти вопросы.
Раскопки продолжались. Около ста рабочих-арабов под руководством польских ученых вгрызались мотыгами в скат холма, выносили землю в плетеных корзинах, сбрасывали ее на берегу Нила, затягивали песни. Однако все еще не было обнаружено ничего достойного внимания. Нашли немного керамики, принадлежащей к различным периодам, попадались и остатки домов, относящихся, по-видимому, к мероитской эпохе. Никаких захватывающих открытий в этом не было. Казалось, что и Фарас будет причислен к местностям, о которых в научных трудах пишут: раскопки там вела такая-то экспедиция. И только.
Тем временем прокладываемая в скате холма траншея все удлинялась и углублялась, пока не достигла наконец 33 метров в длину, 6,5 метра в ширину и 10 метров в глубину. По пути были обнаружены остатки стен арабской крепости, которые уходили вглубь дальше, чем сперва предполагалось, а также остатки домов, которые к ней жались. Чтобы получить возможность продвигаться вперед, нужно было их разобрать. Это опять заняло некоторое время. Однако до сих пор еще не было найдено ничего, что оправдывало бы предпринятые усилия. Нужно было удалить огромные количества песка. Сыпучий нубийский песок и пыль выветрившихся кирпичей из ила, которые приходилось разрубать мотыгами, а затем выносить в корзинах, – все это образует в Фарасе тучи пыли, весь день витающие над холмом. Облака пыли и десятки движущихся людей создают издали впечатление подлинных батальных сцен. Со всех сторон сыпется песок. Незадолго до конца кампании он начал осыпаться так сильно, что пришлось увеличить количество рабочих и расширить фронт работ.
Когда все препятствия устранили и продолжили прокладку траншеи внутрь холма, обнаружили какое-то удивительное строение прямоугольной формы с куполом наверху. Как выяснилось впоследствии, это была гробница. За ней шли две молельни, совершенно засыпанные песком. За молельнями оказалась стена. Как записано в одном из первых отчетов о работах экспедиции, эта стена была единственным памятником монументальной архитектуры в Фарасе. Вскоре оказалось, однако, что это был не единственный, а лишь первый ее след.
Все сооружения начинались в 30 или 40 сантиметрах ниже стены крепости. Сердца археологов исполнились новой надежды. Выемку углубили и расширили. Можно было ожидать теперь, что, кроме гробницы и двух молелен из кирпича-сырца, внутри холма кроется нечто значительно более интересное. Раскопали часть большой стены, часть коридора, наконец, окно, ведущее в неизвестность...
И вдруг однажды...
Когда стали удалять песок, заполнявший обе молельни, на стенах начали вырисовываться изображения двух голов, написанных прямо на стене; краски поражали свежестью, они прекрасно сохранились. Одна из голов была выполнена в золотисто-коричневых, другая – в красивых красных тонах; обе были увенчаны ореолами. Все участники польской экспедиции застыли в немом удивлении. Скрестились взгляды – наших земляков 1961 года и древних, тысячелетней давности образов. Сбежались рабочие-арабы.
Фреска из Фараса (возможно, изображение святой Анны)
Так началось великое открытие в Фарасе!
Очистив молельню от песка, стали кисточками осторожно расчищать роспись. Это были две фрески. Одна изображала архангела Михаила с огромными крыльями, украшенными павлиньими перьями, то ли с палкой, то ли с посохом, увенчанным крестом, и в богатом, красочном одеянии. На голове – диадема в виде золотого перстня с драгоценными камнями. Тонкий, узкий нос, овальное лицо с высоким лбом; вокруг головы – ореол, выполненный в желтом, красном и темно-красном тонах. Архангел облачен в белую тунику, украшенную коричневыми лентами, и в нечто вроде ризы или плаща желтого цвета. Ясно виден пояс со вставленными в него драгоценными камнями и жемчугом. Плащ застегнут на плече брошью, также сверкающей жемчугом и драгоценными камнями. Превосходный, отлично выполненный образ произвел огромное впечатление на открывших его археологов.
А вот другая фреска – богоматерь с Иисусом. Эта роспись оказалась более поврежденной, чем первая. Глаза богоматери выцарапаны, черты лица Иисуса также стерты. Вся фреска имела форму круга, но нижняя ее часть уже осыпалась. Круг – пурпурно-коричневого цвета, с орнаментами. Богоматерь облачена в голубоватый плащ с нашитыми на него двухцветными лентами. Младенец – во всем белом.
Нетрудно было распознать стиль этой росписи. Она, несомненно, византийского происхождения и относится к эпохе бурного расцвета искусства Византии; это творение зрелого художника или нескольких художников, хорошо владевших своим мастерством и посвященных во все его тайны. Это были отнюдь не те беспомощные произведения коптской живописи, которые можно было ожидать встретить в этих краях, а творения высокоразвитого, законченного искусства.
Но что же все это могло означать?
Далеко на юге, близ второго нильского порога, там, где некогда господствовали египетские боги, а впоследствии восторжествовал Аллах, бог мусульман, выглянули из-под песков христианские святые.
Причем это было только начало.
Когда окончательно очистили обе молельни от песка, оказалось, что в стене, недалеко от фресок, находится пять надгробных стел с греческими надписями. На одной из стел был обнаружен следующий текст, старательно выписанный декоративными буквами:
«Боже душ и всего живого, победивший смерть и низвергший ее в ад, дающий живот миру, упокой душу слуги твоего – Иоанна, епископа Пахораса, на лоне Авраама, Исаака и Якова, в месте сияния, в месте зелени, в месте успокоения, там, откуда уходят заботы, боль и стоны.
Отпусти ему все грехи, учиненные словом, действием или мыслью. Ты, иже еси добр и милосерден, прости, ибо нет человека, который жил бы и не грешил.