Летчик-испытатель - не поэт, не музыкант-исполнитель, не ученый, которые оставляют после себя главное дело своей жизни -поэтические сборники, музыкальные записи, научные труды. Он, как и актеры, как герои эпох, предшествовавших появлению записи звука и изображения, остается жить, в основном, лишь в воспоминаниях современников. Практически только эти воспоминания способны сохранить будущим историкам, исследователям-биографам столь важные "исходные данные" о героях, достойных памяти потомков. Уж если порой сознательно лгут или ошибаются без злого умысла современники, то чего же ждать от тех, кто ничего не видел и не слышал. Уже сейчас нет многих из тех, кто успел хоть что-то рассказать мне об Анохине. Их воспоминания не равноценны, но все они по-своему важны, как важны даже неприметные на первый взгляд камни, из которых немыслим и самый яркий мозаичный портрет человека...
Мало кто знает летную испытательную работу и летчиков-испытателей так хорошо, как профессор Арсений Дмитриевич Миронов. Он говорил: «Я думаю, что такой набор "удовольствий", который выпал на долю Анохина в летной и испытательной работе, мог вынести только он. Человек необыкновенно сильно, всесторонне подготовленный и физически, и психологически, он был рыцарем своей профессии, и он был лучшим послевоенным летчиком-испытателем страны». Миронов обычно скуп на подобные оценки. Она дорогого стоит, поскольку представляется объективной, хотя и исходит от человека, не скрывающего своей личной приязни к Анохину как учителю.
Известный английский летчик-испытатель Г. П. Пауэлл писал: "Если вы обладаете твердым характером, решительностью и родились под счастливой звездой, то на флоте вы можете стать адмиралом, в армии - фельдмаршалом, в ВВС - маршалом авиации. Чтобы стать старшим летчиком-испытателем крупной авиационной фирмы, необходимы такие же качества...". Анохин же был и остается абсолютным авторитетом для нескольких поколений старших летчиков-испытателей разных ОКБ нашей страны.
Не менее известен, чем Пауэлл, другой английский летчик-испытатель Р. Бимонд. Он испытывал самолеты в Англии и в США, освоил и испытал свыше 160 типов самолетов, притом выполнял и первые вылеты, и важные программы испытаний многих боевых самолетов фирм "Хоукер", "Глостер", "Инглиш Электрик"... Он писал: "... Все это привело меня к заключению, что, несмотря на революцию в компьютерных технологиях в 60-е, 70-е, 80-е, квалифицированная оценка опытного летчика-испытателя продолжает играть жизненно важную роль в развитии новых самолетов...". Таковой была всегда роль и Сергея Николаевича Анохина. Это нисколько не принижает роль инженеров и ученых, участвующих в создании и испытаниях новых самолетов.
Говорят, что Громов восхитился, увидев еще перед войной полеты Анохина на планерах. Громову приписывают слова, сказанные им Сергею Николаевичу об испытательной работе: "Наше дело требует высокого мастерства, особенно в пилотировании. У Вас есть ощущение машины, остальному - научим".
Так или иначе, но если вспомнить и последующую, столь разнообразную работу Анохина в авиации, а также работу в новой для него области - в космонавтике, то отдаешь должное скорее не тому, как учили Анохина, а тому, как он учился сам, как он самообразовывался. В графе образование в одной из анкет он писал: семь классов школы-семилетки, школа летчиков - имелась в виду годичная школа в Коктебеле. В другой - он "усилил" свою образованность, добавив к этим школам... вечерний университет марксизма-ленинизма. Марк Лазаревич Галлай вспоминал, что о более внимательном и заинтересованном слушателе того университета не мог мечтать ни один лектор. Уставшие после работы летчики, и не они одни, засыпали даже на интересных лекциях. Пожалуй, единственным исключением был Анохин, которого долго ставили в пример. Пока не выяснилось, что он, к тому времени уже лишившийся глаза и ходивший тогда с повязкой на глазу, засыпая, перекидывал повязку с постоянно бодрствовавшего искусственного глаза на натурально засыпавший здоровый глаз... Кстати, в дополнение ко всем прочим своим добродетелям Сергей Николаевич был наделен своеобразным, спокойным и сдержанным чувством юмора. М. Л. Галлай с улыбкой вспоминал, что когда в конце 1940-х гг. уменьшили почти вдвое норму оплаты летных испытаний, Анохин в бушующей летной комнате сказал мгновенно развеселившее и успокоившее всех: "Значит - надо летать в два раза больше"...
Где и как учился Анохин, испытывавший сложнейшую технику, пользовавшийся исключительным доверием и уважением
конструкторов, ученых, летчиков-испытателей, сказать трудно. Наверное, он учился в работе, в общении с теми же летчиками, инженерами и учеными. Важен итог. В одной из аттестаций конца сороковых годов было записано: "... Обладая общей высокой культурой, выдающимися способностями летного искусства, большой технической грамотностью и богатым опытом летной работы при отличной технике пилотирования, с проявлением мужества, личной храбрости и большой любви к проведению летных экспериментов, связанных с риском и опасностью для жизни, т. Анохин выдвинулся в ряды наиболее выдающихся летчиков-испытателей Министерства авиационной
промышленности СССР...".
В летной книжке Сергея Николаевича приведены его оценки знаний материальной части двух десятков типов опытных самолетов, знаний инструкций по технике пилотирования, оценки по технике самолетовождения в сложных метеоусловиях, в частности, -вслепую, по приборам, приведены, наконец, оценки при проверке техники пилотирования на всех стадиях полета, с выполнением фигур высшего пилотажа. За период с 1 июля 1957 г. по 12 июля 1962 г. Анохин получил в общей сложности 146 зачетных оценок, выставленных летчиками-инспекторами министерства Ю. А. Гарнаевым, В. Ф. Хаповым, Я. И. Верниковым, В. А. Комаровым, А. А. Щербаковым, ведущими штурманами-инспекторами министерства Н. Н. Нееловым, Е. А. Димаковым. Все 146 оценок, все, без исключения, - отличные. "Допущен к самолетовождению в сложных метеорологических условиях, днем и ночью, на всех освоенных им типах самолетов"; "Техника пилотирования в слепом полете отличная" - подобных записей в летной книжке Сергея Николаевича и допусков к самой сложной работе - множество...
Ясно, что такого результата с семью классами образования можно было добиться лишь талантом да самообразованием. Пожалуй, не менее официальных характеристик и аттестаций впечатляет то, как Анохина ценили и самые высокие умы. Вот лишь один пример. В истории развития отечественной, да и мировой, скоростной авиации трудно переоценить роль академика Сергея Алексеевича Христиановича. Он возглавлял аэродинамические исследования ЦАГИ на переломном этапе перехода от поршневой авиации к реактивной, и как в теоретических вопросах, так и в практических разработках наших ОКБ был признанным лидером. Он много общался с ведущими летчиками-испытателями в процессе создания качественно новых машин, при решении принципиально новых, обострившихся проблем и хорошо знал лично многих из летчиков. Он сам летал на самолете, управляя им. Обучение ведущих ученых ЦАГИ основам пилотирования было предпринято в свое время начальником ЦАГИ Иваном Федоровичем Петровым, и было воспринято ими с энтузиазмом. Инструктором Христиановича был летчик-испытатель Алексей Николаевич Гринчик, которого академик уважал как "хорошего толкового парня".
С Анохиным Христианович познакомился много позже. Сергей Алексеевич о семиклассном образовании летчика, похоже, и не знал, но однажды, уже в середине 1990-х гг., он сказал мне о нем так, как, возможно, никто не скажет и в дальнейшем: "Я знал многих летчиков ЛИИ. Выше всех я ставлю, конечно, Анохина. Это был великий человек. Великий летчик. Он не только человек невероятной храбрости, мужества, выдержки. Он делал невероятные вещи. У него после полета можно было узнать все!"
Доктор технических наук Николай Владимирович Ветчинкин был дружен с Анохиным и говорил о своем старшем товарище столь же охотно и восхищенно: «Что в нем меня всегда поражало? То, что летчик, не имевший инженерного образования, мыслил удивительно инженерно. Вот один эпизод. Во время войны в полете на У-2 забарахлила масляная система, и Анохин вынужден был сесть на лыжах "в чистом поле". Сергей Николаевич стал разбирать редукционный клапан, чтоб посмотреть, почему было ненормальным давление в масляной системе. К ужасу своему, Анохин уронил горячий шарик из редукционного клапана в снег. И сколько его ни искал вместе со своим пассажиром, найти его, конечно, не смог. А под боком - немцы! Анохин не растерялся и решил воспользоваться силой мороза, от которого столь сильно стыли руки. Он взял "концы", то есть тряпку, "пожевал" ее, скатал в "шарик" и заморозил на крыле. Потом собрал с этим "шариком" редукционный клапан, нормально взлетел и стал следить внимательно за давлением масла. Как только давление падало, Анохин тут же выключал двигатель и садился. Разбирал редукционный клапан, снова замораживал "шарик" и повторял все сначала: взлет, вынужденная посадка, ремонт и т.д. Вот такое у него было совершенно удивительное инженерное мышление...». Конечно, не менее удивительно летное мастерство пилота, позволявшее ему выполнять вынужденную посадку в любой момент и в любом месте. Кстати, не все верят в саму возможность подобной замены "шарика" при весьма высокой температуре масла. Но в чем никто не сомневается, так это в том, что Анохин мог сесть где угодно. Известно, что так оно и было, когда Анохин перед своим уходом на фронт летал из Владимировки в Среднюю Азию в поисках места возможной эвакуации Центрального аэроклуба...
