Вот что рассказал мне об этом невероятном случае на Ту-16ЛЛ Ф. И. Бурцев (как он мне говорил, со слов Сергея Николаевича Анохина): "Летающий ведущий инженер сообщил командиру, что двигатель горит, плавится обшивка и что он готовится прыгать. Тогда Анохин дал команду: всем покинуть самолет! Благо, экипаж самолета был сокращен в связи со сложностью задания... Второй пилот Г. Н. Захаров никак не мог отодвинуться: на Ту-16, чтобы

катапультироваться - надо откатиться назад. Анохин встал, отстегнул парашют (парашют там на карабинчике стоит). Откатил Захарова назад, и тот "прыгнул". Сам же Анохин этого сделать уже не мог, поскольку у него не сбрасывался люк (потом уже выяснили причину этого). Тогда Анохин решил покинуть самолет через люк второго пилота. Он вылез через него. И тут же оказался рядом с заборником двигателя. По борту проходит антенна, по ней он прополз к крылу, и дальше покинул

самолет - его снесло потоком. Уникальный случай", - закончил Федор Иванович.

Сестра Сергея Николаевича, Ольга Николаевна, уже в преклонном возрасте, рассказывала мне об одном из аварийных покиданий брата из горящего самолета: «Одно я запомнила: они были вдвоем. Сережа говорит своему товарищу: "Прыгай!" А тот спрашивает: "А Вы?" "Прыгай, прыгай!" Брат потом говорил, что сам прыгнул, когда стало совсем жарко...».

Скорее всего речь здесь идет как раз о случае, произошедшем на Ту-16ЛЛ. Был ли в том случае пожар на борту самолета или нет, не установили. Споры на этот счет остались и поныне. Но то, что было очень жарко, и, в первую очередь, С. Н. Анохину, - несомненно.

Ведущий инженер ЛИИ В. Я. Анастасьев вспоминал: "Что касается аварийного покидания Анохина Ту-16ЛЛ. Мы как раз готовились в это время к полету - лететь по звездам - ночью, с астронавигацией. И вдруг нам сообщают, что разбился самолет Ту-16. Мы пришли на КДП готовиться к своему полету. И вот туда-то приехал Сергей Николаевич с Гриневым, и мы узнали, что у него произошло. Они были с Захаровым Гошкой и другими членами экипажа. А система там такая, на Ту-16: если летчик покинул один, если кабина разгерметизировалась, то второй люк сбросить - очень тяжело. А первым катапультировался, как и положено, Захаров - с правого сиденья. Люк - улетел. А Анохин не может свой люк открыть. Он перешел на место правого летчика, полез с парашютом через его открытый люк. И пролез - это удивительно! Как он не попал в заборник двигателя?! Схватился он за антенну, прополз на плоскость крыла и оттуда прыгнул. Ну, скорость, конечно, была небольшой, на малой уже высоте... Они упали где-то в районе Егорьевска. Они испытывали ТРД. Отблеск с гондолы они приняли за пожар...".

Лев Максимович Кац вспоминал, что об этом невероятном случае написал журнал "Смена". Однако автор публикации переусердствовал в деталях. Описывая героическое поведение летчика, последним покидавшего самолет в критической обстановке, он напирал на то, что пламя начало уже лизать сапоги пилота. Ничего не лизало, возражал Анохин, но журналист настаивал на том, что пламя все же было. Иначе, по его мнению, и нечего было рассказывать. Сергей Николаевич пытался сопротивляться, но, поняв, что это бессмысленно, махнул рукой...

"Более правдоподобно описано происшедшее у Шелеста, -продолжал Кац. - А я в этот час и в эту минуту тоже был в воздухе. На

Ил-18 мы проводили свои испытания, и я обратил внимание на необычный солнечный закат - как зарево. Именно такой необыкновенно яркий закат в сочетании с сильным психологическим напряжением, мог спровоцировать то, что случилось...".

И во взглядах на это испытание Анохина точки зрения разных рассказчиков близки лишь относительно. Вот что писал Андрей Меркулов: "Однажды в полете возникла опасность взрыва... Анохин должен был покинуть самолет, но оказалось, что катапульта не работает. Выбрасываться без нее из реактивного самолета, даже при погашенной до предела скорости, - дело исключительного мастерства. Анохину уже пришлось однажды прыгать без катапульты, преодолевая силу встречного потока, но в этот раз ему предстояли еще большие трудности. Двигатели, засасывая воздух, работали в крыльях, откинутых далеко за кабиной. Их надо было миновать, прежде чем броситься в пространство. И надо было удержаться как можно дальше на гладком фюзеляже, чтобы сразу не понесло на стабилизатор. Анохин открыл люк и выбрался на фюзеляж. Он не потерял своего

удивительного хладнокровия. Главное теперь - ни одной ошибки. Одной будет достаточно. Он полз по фюзеляжу, который теперь казался особенно длинным, держась за тонкую антенну, протянутую вдоль самолета. Он миновал двигатели. Антенна оборвалась. Его понесло к стабилизатору. Анохин знал, что удариться шлемом и потерять сознание - значит, не выдернуть кольцо парашюта. Отличный гимнаст, он сжался в комок и оттолкнулся от стабилизатора ногами. Ноги потом болели от толчка, но самолет ушел. Анохин открыл парашют и снова - в который раз! - благополучно приземлился. Это сделал человек, единственный в испытательной авиации, который летал на всех типах реактивных машин после того, как ему исполнилось пятьдесят лет. Из них последние девятнадцать - с одним глазом...".

Самое удивительное при испытаниях на Ту-16 ЛЛ состояло не только в том, как Анохин покинул машину - это описано не раз. Удивительно не только обилие мифов, но и размах фантазий. Анохина хотят сделать еще большим героем-умельцем, чем это возможно физически. Вот еще один рассказ, услышанный совсем недавно от одного из вполне авторитетных, казалось, ветеранов ЛИИ:

"Сергей Николаевич Анохин перед покиданием самолета сумел сбалансировать (оттриммировать) его столь удачно, что самолет благополучно приземлился без пилота и без существенных поломок. Невероятно, но самолет этот после небольшого ремонта продолжал летать. Причем был сохранен и испытуемый, весьма ценный опытный двигатель, который Анохин предварительно убрал внутрь фюзеляжа.

Кстати, покинув самолет, он прежде всего осмотрел самолет, спокойно продолжавший лететь, снизу, и убедился в том, что двигатель этот - не горит. Ночь Анохин провел в деревне, недалеко от которой приземлился на парашюте, а наутро его доставили вертолетом в ЛИИ, где он и рассказал своим товарищам о происшедшем...".

Недалеко ушел от ветерана космонавт А. С. Елисеев, хотя очевидно, что он старался сказать лишь теплые слова об Анохине в своих воспоминаниях. Вот как о том же случае написал он: "... Испытывали ракетный двигатель. Его подвесили под фюзеляжем, и инженер-экспериментатор во время невесомости должен был производить запуски. При одном из запусков двигатель загорелся, а вместе с ним загорелся и самолет. Анохин приказал всем катапультироваться. Когда самолет опустел, он нажал на гашетку своей катапульты, но... остался на месте. Катапульта не сработала. Горящий самолет падал в лес. До катастрофы оставались секунды. И за эти секунды Анохин успел отстегнуть свой парашют от кресла, выкарабкаться через форточку из кабины и, оттолкнувшись от нее ногами, открыть парашют. Самолет взорвался у него на глазах, когда он еще висел под парашютом. В ЛИИ тогда все решили, что он погиб. Даже С. П. Королеву об этом сообщили. А Анохин вернулся живой и здоровый, сдал парашют, который спас ему жизнь, и на следующий день опять пришел на работу...".

Если подчеркнуть красным карандашом смысловые и фактические ошибки текста этих версий, особенно двух последних, он был бы почти сплошь красным. Версии эти живут и сбивают с толку. Это заставляет к любой информации "свидетелей" относиться настороженно.

Борис Евсеевич Черток, один из сподвижников С. П. Королева, написал четыре тома ярких воспоминаний об истории отечественной космонавтики. Хочется верить, что они более точны, нежели описание того же "подвига" Анохина на Ту-16 ЛЛ. В этом описании истинного особенно мало: «..."Гвоздем программы" вечера у Даревского был Сергей Анохин. Обычно молчаливый, казавшийся застенчивым, замкнутым, после первых стопок он становился интереснейшим собеседником, бесхитростным рассказчиком необычайных летных происшествий.