Дочь Аркадия Павловича, Лидия Аркадьевна Богородская, рассказывала, что видела отца плачущим трижды. В первый раз - когда хоронили его отца и ее деда. Второй раз - когда погиб Владимир Подхалюзин. И в третий - когда отцу после самых высоких и громких поздравлений со званием Героя, нашествия журналистов,
фотокорреспондентов, звонков друзей, родных вдруг тихо, извиняясь, сообщили, что вместо Золотой Звезды, которую вдруг решили вручить другому летчику, он получит орден Ленина...
Отец был для Аркадия Павловича настоящим кумиром, он воспитал сына. А вот Подхалюзина, так же, как Геннадия Мамонтова, во многом воспитал сам Богородский. Они, два друга, были любимцами Богородского. Талантливые летчики-испытатели ЛИИ, красивые, по-разному и многогранно одаренные люди, они имели одинаково драматичную судьбу - оба погибли в полете, и слезы по ним были слезами горя. Уплывшая Звезда была не горем, но страшной, так и не прошедшей со временем обидой Богородского, человека на редкость впечатлительного и эмоционального: ведь эта, высшая у летчиков награда ставила его в ряд столь же достойных его друзей. Слабо утешало твердое обещание Н. С. Строева: "Следующая будет твоя...". Аркадий Павлович даже не хотел ехать в Москву получать орден Ленина - уговорил Валентин Петрович Васин. Богородскому
было уже около пятидесяти, сказать точно, - 48 ! Уже не то было здоровье, хотя никаких особых жалоб не было: он был, как всегда, поджар, подтянут, красив. Но накопилась усталость, не то было зрение (уже нужны были очки), и, наверное, не та была реакция.
Вскоре ему предстояло то, что рано или поздно ожидало всех истребителей, - переход на тяжелые машины. Его, привыкшего к самостоятельности и независимости, это совсем не радовало. Словом, "сейчас или никогда" - это занозой сидело в нем. Лидия Аркадьевна вспоминала, что даже на отдыхе, на море, за несколько месяцев до гибели он не раз в разговорах возвращался к этой теме. Для дочери, и не для нее одной, но и для ее многочисленных друзей, он был
настоящим кумиром - независимо от его наград и званий. Они, бредившие авиацией, любили его, а он - их. Дочь боготворила его и, зная, как он дорожит пониманием и поддержкой близких, пыталась успокоить его: «Я тебя так люблю. Я знаю, что лучше тебя никто не летает. А ты расстраиваешься из-за этой "железки"...». Наверное, она была самым дорогим существом для него, особенно в эту
минуту. К тому же, она ждала ребенка...
Аркадий Павлович никогда не был суеверным. Встречая дочь, он неизменно держал в руках букет из... 13 роскошных гвоздик или роз... Его позывной был 013... И все же. И все же он, похоже, ждал беды. Когда они с дочерью вернулись из Сочи домой и когда до его гибели оставались считанные недели, он написал завещание на ее имя, которое передал на хранение "до поры" своему другу Валентину Петровичу Васину...
И Богородский, и Верников, и Бурцев, и Казьмин, и Васин, и многие другие были товарищами Анохина. Это было воистину братство. И все же, пожалуй, ближе, чем Амет-хан, друга у
Анохина не было. Они были рядом и в трудной, опасной работе, и они были рядом в проказах, когда основная "угроза" исходила... от жен. За летные испытания КС-1 Микояна и Гуревича оба получили высокие награды: Анохину (как и Бурцеву, и Павлову, сменившему Казьмина) дали Звезду Героя. Амет-хану при неменьших заслугах Звезды не дали. Она была бы уже третьей, вместе с полученными в войну, и ему, к возмущению Анохина, дали "лишь" орден Ленина. Но он стал Лауреатом Сталинской премии, как, впрочем, Анохин, Бурцев, Павлов, а также другие специалисты - участники работ...
Те, кто плохо знают Василия Григорьевича Павлова, полагают, что он сделал в Багерове не больше, чем обойденный наградами Казьмин. Но мало кто знает, как много вложил Павлов в программу создания и доводки КС задолго до Багерова.
В 1945 г. военный летчик-истребитель Павлов был вызван из своей части в Москву для участия в первом послевоенном воздушном параде в Тушине. На своем Як-3 он готовился выступить с индивидуальным пилотажем на малой высоте - в тот момент, когда проходившая на большой высоте группа самолетов УТ-2 должна была образовать здравицу "Слава Сталину". Конечно, такой чести пилот был удостоен не случайно. Свой первый боевой опыт он получил, воюя еще на И-16 и И-153 в Монголии, на Халхин-Голе. Потом была финская и затем -Отечественная, в которую он воевал сначала на МиГ-3, а впоследствии на "лавочкиных", "яках" и других самолетах.
Парад не состоялся из-за непогоды, но на заключительной репетиции Павлов обратил на себя внимание Генерального конструктора А. С. Яковлева. Он пригласил его работать к
себе летчиком-испытателем. Однако, по словам Василия Г ригорьевича, шеф-пилот ОКБ Яковлева Михаил Иванов сделал все, чтоб его там не было, хотя он к этому времени, настроившись на карьеру летчика-испытателя, уже демобилизовался из армии. В поисках гражданской работы Павлов оказался в Центральном аэроклубе (ЦАК), где был назначен командиром спортивного отряда. В него-то как раз входило планерное звено Раценской.
«Василий Павлов, - рассказывала она, - был моим командиром отряда в ЦАКе. Это бывший летчик-истребитель, ставший отличным командиром спортивного отряда, у которого как у летчика и у человека мы многому научились. Однажды он поделился со мной: "Слушай, не по душе мне этот аэроклуб ! Не люблю я это дело. Мне бы хотелось заняться чем-то посерьезнее как летчику. Поговори с Сергеем, возможно, он поможет устроиться куда-либо ?" Летчик он был действительно хороший. Я рассказала о его просьбе Сергею Николаевичу. Вскоре Павлов ушел от нас и стал летчиком-испытателем. Где он работал, я не знала и услышала о нем лишь в связи с испытаниями в Багерове. Услышала доброе...».
В 1948 г. Павлова пригласили работать в сверхзакрытую организацию "на развилку" у Сокола, в КБ Серго Берии. Там он принял самое активное участие в разработке КС-1 до того, как начались его летные испытания. Два года до этого он летал на различных самолетах, испытывая, главным образом, на аэродроме ЛИИ, аппаратуру, которая ставилась на этом снаряде. Объем испытаний, как и объем совершенно новой, необследованной аппаратуры, был огромным. Бывало, что даже такой, легкий на подъем, самолет, как По-2, нагружали приборами и оборудованием так, что он с трудом отрывался даже на многокилометровой взлетной полосе ЛИИ. В основном, эту, особо закрытую работу выполнял один Павлов. Он летал по этим программам и на Як-11, и на Ли-2, и на других, специально оборудованных самолетах. На Ли-2 был установлен и испытан полный аналог аппаратуры наведения и самонаведения крылатого снаряда. Отрабатывали ее по 10 - 12 операторов на борту, каждый из которых имел свой пульт управления тем или иным блоком аппаратуры. На самолете Як-11 отработали автопилот оригинальной схемы, который затем был поставлен на боевую машину.
Еще раньше для испытаний системы наведения КС-1 "Комета" помимо прочего использовался специально доработанный экземпляр самолета МиГ-9. На этом двухместном самолете - летающей лаборатории, получившей обозначение МиГ-9Л, были установлены две радиолокационные станции (РЛС), как и на комплексе КС-1: одна - для облучения цели, отраженные сигналы которой принимались антеннами в передней кромке крыла, а другая - приемо-передающая (в киле), предназначенная для отработки системы наведения самолета-"матки" и системы наведения снаряда.
В аналог, на котором Василий Григорьевич испытывал автопилот и другую специальную аппаратуру, был переделан второй опытный экземпляр самолета МиГ-9. Затем подобные, сверхоперативные испытания Павлов проводил там же, в ЛИИ, на других специально оснащенных самолетах МиГ-15, МиГ-17, МиГ-19. Бывало, летал, что называется, день и ночь, не имея возможности в течение недель вырваться из Жуковского домой, в Москву - столь срочной была работа. К тому же она была настолько закрытой, что в командировочном удостоверении Павлов именовался не как летчик, а как "сотрудник 1-го класса". Со временем испытательная служба КБ разрослась, пришли новые летчики, и в дальнейшем, в 1964 г. служба эта стала основой фирмы, которую организовала В. С. Гризодубова.
