В первом же полете Цизе неудачно выполнил посадку. После первого удара о полосу самолет пролетел над ней около 700 м. При повторном "касании" посадочная лыжа сложилась, так что самолет продолжал движение, "скользя" на фюзеляже. Немецкий летчик получил травмы, и испытания продолжил П. И. Казьмин.
Один из опытнейших ведущих инженеров ЛИИ по летным испытаниям Василий Яковлевич Молочаев был ведущим по ракетоплану "346". То, что он мне рассказывал, было воспоминанием, под его руками не было никаких документов, и цифры он называл очень приближенно. Но на память он не жаловался и в разное время рассказывал примерно то же, хотя в каких-то важных деталях его рассказ отличается от свидетельств другого участника событий - П. И. Казьмина.
«Первый полет на планере "346", без ЖРД, - рассказывал Молочаев, - выполнил немецкий летчик-испытатель Цизе. Полет закончился небольшой поломкой. Причем, по словам Цизе, он задел при отцепке самолет-носитель... Потом он слетал второй раз, а вслед за ним два полета совершил Казьмин. После этого на планере установили немецкий ЖРД "Вальтер", и полет ракетоплана с ЖРД совершил Цизе. Он отцепился от самолета-носителя В-29 с включенным двигателем, поднялся на большую высоту - около 12 000 м и сообщил на борт В-29, на котором находилась переводчица Галина Николаевна Бальфлер, что машина не управляется. Ему передали команду "покинуть машину!" Он отстрелил вперед герметическую кабину, которая, будучи
стабилизированной небольшим парашютом, спускалась вместе с лежавшим в ней пилотом до высоты около 2 км. После этого Цизе покинул свое ложе и благополучно приземлился...».
А вот что рассказывал другой участник событий, П. И. Казьмин. Однажды, в ноябре 1949 г. его, С. Н. Анохина, М. Л. Галлая и А. М.
Ершова доставили на самолете В-29 в Теплый Стан. Здесь каждому из них предстояло полетать на немецком планере "Краних" в порядке подготовки к испытаниям ракетоплана "346". Общей особенностью обеих машин было то, что пилоты располагались в кабине в лежачем положении, лицом вниз. Специально для этой цели "обычная" кабина "Краниха" была доработана.
«Перед тем, как мне взлетать на "Кранихе", - вспоминал Казьмин,-меня вывозила на планере Раценская. Прежде я на планерах фактически не летал. Лишь раз, будучи самолетным инструктором, я подлетел на планере - с амортизаторным стартом... Ощущение было необычайное: тихо! Но с Раценской летал - уже на буксире. Мне и Амет-хану никакие инструкторы не нужны были, и она это понимала, очевидно: никаких замечаний не было!»
Казьмин, ставший впоследствии единственным советским испытателем планера "346" вместе с немецким летчиком-испытателем Цизе, вспоминал, что полет на "Кранихе", на буксире, особенно взлет, не очень получился у М. Л. Галлая. Марк Лазаревич считал, что летать на этом планере интересно, но ложе для него было якобы тесноватым...
Об Александре Михайловиче Ершове следует сказать особо: он погиб вскоре, в 1950 г., когда ему не было еще 27 лет, при испытаниях самолета Ла-15. Это был многообещающий испытатель. В войну
молодой летчик выполнил 71 боевой вылет и сбил 15 немецких самолетов. Ершов, как и Анохин, с интересом отнесся к испытаниям оригинального планера, но полетать на нем ему не пришлось - даже в Теплом Стане.
Самое яркое впечатление на Казьмина произвел полет на "Кранихе" Анохина. Еще более запомнилось ему, как Анохин, которому поручили перегнать планер из Теплого Стана в ЛИИ, совершил там посадку. Заходил он со стороны Москвы-реки. С высоты около ста метров, уже отцепившись от буксировщика, он начал пикировать на пространство между двумя рядами самолетов на стоянке у первого ангара. Все ахнули - столь крутым было пикирование, и столь узкой была полоса между носами первого ряда самолетов и хвостами -второго. Но Анохин у земли плавно выровнял планер и сел, используя интерцепторы.
Согласно записям в летной книжке, 6 февраля 1950 г. Анохин выполнил испытательный полет на планере "Краних" общей продолжительностью 36 мин. На следующий день он дважды повторил полет на этом планере как "транспортный" (продолжительностью в 21 мин) и "тренировочный" (в течение 17мин).
Казьмин не скрывал, что ему самому хотелось бы прибуксировать планер в ЛИИ из Теплого Стана. Но то, что это поручили Анохину, считал нормальным. "Анохин действительно летчик непревзойденный, - говорил Казьмин. - Я помню день юбилея Анохина, когда Громов назвал его летчиком № 1... Это справедливо и верно..."
Перед тем, как выполнить свой полет в ЛИИ, на планере "346", Казьмин вместе с переводчицей ездил в Кимры и долго беседовал с летчиком-испытателем Цизе. Цизе не произвел хорошего впечатления на Казьмина - он был не очень откровенен. Сейчас-то известно, что это был очень опытный и толковый специалист своего дела, один из лучших летчиков в поле зрения самого Г. Геринга. Тогда же Петр Иванович этого не знал, да и не обнаружил в своем собеседнике и коллеге полезного советчика в предстоявших необычных испытаниях. Планер подвешивался к носителю за одну точку и, кроме того, он был оснащен четырьмя тензометрированными опорами, позволявшими в полете (еще до отделения) отрегулировать исходное положение рулей. То ли по собственному незнанию, скорее всего именно так, то ли по злому умыслу, как показалось Казьмину, немецкий летчик, явно недовольный тем, что "его" машину поручили испытывать русскому летчику, дал ему неправильные рекомендации. Но это стало ясно нашему летчику лишь в полете, в первом же полете, состоявшемся над аэродромом ЛИИ 16 февраля 1950 г. Цизе почему-то ничего не рассказал Казьмину и о своей неудачной посадке. Так что неожиданностей в полете у Петра Ивановича было, по крайней мере, две.
В-29 в качестве командира пилотировал А. А. Ефимов, а вторым пилотом был Н. А. Замятин. Машина набирала высоту очень медленно. И в довольно легком кожаном комбинезоне, переданном ему Цизе, Казьмин успел ужасно замерзнуть. На высоте 6000 м, когда до предписанной заданием высоты оставалось еще 300 м, Казьмин взмолился перед командиром В-29 и своим другом: "Саша, давай на этом круге сбрасывать". Но Ефимов, к счастью, был тверд: "Нет, по заданию 6300, я на 6300 и сброшу!" Кстати, в некоторых публикациях, посвященных этой теме, упорно, из одного источника в другой переносится высота отделения самолета "346" от носителя 9700 м - это потолок самолета В-29; в действительности же, у Казьмина в обоих его полетах эта высота не превышала 6300 метров, и достигнуть ее было очень непросто.
Сделали еще один долгий круг и, наконец, Казьмин нажал кнопку отделения. По предсказаниям и рекомендациям Цизе, после отделения планер должен был продолжить горизонтальный полет с пологим спуском. Произошло же совершенно другое. Петр Иванович вспоминал: «После того, как я нажал кнопку, случилось невероятное: меня как-то перевернуло, и я вошел в крутое пикирование: голова внизу, ноги -наверху. Я ведь в лежачем положении, и, признаться, очень даже это неприятно: головой вниз идешь к земле и не знаешь, хватит ли высоты, чтоб вывести машину из пикирования. Давлю кнопку электромеханизма привода переставного стабилизатора на кабрирование и кроме того изо всех сил, что есть, тяну на себя штурвал руля высоты. Но вышел из пикирования лишь на высоте около 50 м! Крыши ангаров были усыпаны народом, наблюдавшим необычный полет. И потом мне говорили, что Анохин заметил кому-то: "Впервые наблюдаю настоящий
испытательный полет...". Потом, видя не выходившую из пикирования машину, он отвернулся в ужасе - ведь мы были дружны, жили в одном доме... Я родился, конечно, в рубашке: хорошо, что не отцепился
на шести тысячах, и хорошо, что меня не задело плексигласовой форточкой, которую выбило внутрь кабины скоростным напором при пикировании... Пронесся над всем аэродромом, над первой полосой, а потом набрал больше тысячи метров, сделал "маленькую коробочку" и пошел на посадку. В дополнение ко всему не встала на замки выпущенная с помощью пневмомеханизма посадочная лыжа под фюзеляжем...».
