Клепикова и многие другие мастера советского планеризма добились выдающихся достижений». Как видим, ни слова Анохин не сказал о себе. А в подобных обстоятельствах обычно авторы не особо скромничают, ссылаясь хотя бы на необходимость полноты обзора.
В 1947 - 1948 г. Анохин участвовал в испытаниях в ЛИИ экспериментальных планеров - летающих лабораторий ЛЛ Ц-1 и ЛЛ Ц-
2. В 1955 г. в МАИ был построен планер "Сокол",
предназначавшийся для международных соревнований. Его испытания в ЛИИ были поручены Анохину. Впрочем, еще не приступая к ним, Сергей Николаевич обнаружил в конструкции недопустимый производственный дефект, мимо которого прошли инженеры. Анохин вместе с другим летчиком-испытателем ЛИИ Б. В. Половниковым испытывал в 1961 г. спортивный планер "Амур" и дал добро на его
серийное производство. Примерно в это же время летчики-испытатели ЛИИ В. И. Кирсанов и В. И. Перов испытывали планер КАИ-14, и их наставником был опять-таки С. Н. Анохин...
Во время войны Маргарита Карловна вместе с сыном Сережей была во Владимировке - на Ахтубе. Туда был эвакуирован Центральный аэроклуб, и там она продолжала работу, хотя уже ждала дочь Марину. Вместе с ними там были мать Сергея Николаевича, Алевтина Павловна, а также его сестра, Ольга Николаевна. Сергей Николаевич иногда прилетал к ним с фронта, и, пожалуй, самое яркое воспоминание о том времени осталось у его сына. Сергей-младший рассказывал, как он, мальчишка, в сильную пургу, в заносы, ушел из дома на аэродром за отцом и дядей Мишей Романовым. "Зачем?" -спрашивали его позже. "Драться с фашистами - как папа", - объяснял он тем, кто с трудом отыскал его в заснеженной степи...
«Марину я рожала в войну, - рассказывала Раценская. - Мне это было совершенно некстати: я собиралась вместе с Ольгой Клепиковой, Мариной Чечневой, Валерией Хомяковой, Раисой Беляевой, Евгенией Прохоровой и другими своими подругами в полк к Марине Расковой -воевать! Я работала тогда инструктором в управлении авиационной подготовки ЦС Осоавиахима, а Сергей - командиром эскадрильи в ЦАКе. "Война! - говорил он. - Мало ли что со мной случится - пусть останется ребенок...". Сережа упросил меня. Я перешла в ЦАК, где стала работать инструктором вместе с Клепиковой, Беляевой, Прохоровой. До родов Марины не летала, преподавала метеорологию и навигацию. Это вот с Наташей я летала за две недели до родов. Бабы - народ выносливый. Я знала одну трактористку: она чуть ли не в тракторе родила. Война была! Тогда знали слово "надо!". Наталья родилась 4 мая 1945 г., а мне за полмесяца до этого надо было сдать группу курсантов - вот я и буксировала их на По-2. Не знаю, чего здесь больше было: ответственности или дурости?». Впрочем, родив Марину в декабре 1942 г., Маргарита Карловна уже в марте 1943-го обучала курсантов пилотированию на УТ-2 и парашютным прыжкам.
Именно во Владимировке у сына Анохиных Сережи наступило осложнение со здоровьем: после бомбежек нередкими стали тяжелые приступы. "Мы его всю жизнь собирали по крохам..." - говорила Маргарита Карловна о сыне, радуясь тому, что он рядом с ней, добрый, сердечный, хранящий светлое воспоминание об отце, о его друзьях, с некоторыми из которых работает и сейчас в ЛИИ.
Ведущий инженер ЛИИ по летным испытаниям, специалист по двигателям Л. М. Кац, многое рассказавший мне о жизни во
Владимировке в начале войны, хорошо знал Сергея Николаевича Анохина, его семью и многим ей был обязан. Кац закончил три курса МАИ, когда началась война. Параллельно с учебой на моторном факультете он летал в Центральном аэроклубе. С началом войны решил поступать в военную летную школу. Инструкторами у курсантов были Анохин, Хапов, Чечнева (Раценская родила ребенка и не летала тогда). Располагалась школа во Владимировке, там же работал ЦАК - и они были как бы независимы. Об Анохине Кац много слышал еще в аэроклубе МАИ, в 1939-ом, когда Сергей Николаевич был в Турции. Сергей Николаевич пришел в ЦАК уже известным летчиком. Он прогремел своими полетами и парашютными прыжками в море. О нем как о летчике европейского уровня писали многие газеты. В ЦАКе, в его отряде летали тогда известные планеристы; к примеру, рекорд дальности Ольги Клепиковой держался около 20 лет. В планерный отряд ЦАКа Кац поступил после того, как с товарищами отказался дать подписку о готовности после окончания аэроклуба МАИ (переформированного в Таганский аэроклуб) пойти в военную школу и не кончать, таким образом, МАИ. Чтобы поступить в ЦАК, приехали в Тушино, написали заявление и предстали через несколько дней перед медкомиссией. «Обратили внимание, - рассказывал Лев Максимович, -на скромного товарища в сторонке. Он был молчалив, но, узнав, что ребята хотят быть планеристами, пригласил: "Тогда записывайтесь у меня". Один из пришедших парней, по фамилии Широкорад, был особенно бойким. Он много знал о планеристах, рассказывал о них всякое и гордился тем, что знаком с самим Анохиным. Товарищ, который записывал, разговором словно не интересовался. Однако, когда ребята прошли комиссию, представился: "Начальник планерного отряда - Анохин...". Широкорад, смутившись на мгновенье, чуть покраснел, но, тем не менее, ребята выбрали его своим старостой, и он вылетел первым среди них. Летали в Тушине. Затаскивали планеры буксировщиком на высоту около 600 м, и там они отцеплялись. Случилось так, что в первом же своем самостоятельном вылете Широкорад попал в опасное положение: он никак не мог потерять высоту при заходе на посадку -планер был слишком "летучим". Тогда впервые, в первый и последний раз, Кац услышал от Анохина громкое и крутое матерное слово. Тогда оно оказалось как нельзя своевременным. Опасность состояла в том, что если не сбросить энергично высоту, планерист мог попасть в Москву-реку, раскинувшую свои берега на краю аэродрома. Анохин, ясно осознавая, чем могло все кончиться, проорал: "Скользи! Скользи -погибнешь!.." Широкорад в конце концов услышал и понял, что надо действовать более энергично. Он посадил планер, но так, что, проелозив на подфюзеляжной лыже по траве, остановился прямо у обрыва к Москве-реке».
Анохина, как подчеркивал вместе со многими и Л. М. Кац, отличала необыкновенная скромность. Откуда-то было известно, по-видимому, по фотографиям, что он привез из Турции множество отличных костюмов. На "турецких" фотографиях можно было видеть: то он в классической "тройке", то с гольфами и башмаками на толстой подошве, то еще в каком наряде. Но, работая в Осоавиахиме, он не хотел выделяться и одевал ту же скромную форму, что и все. Во Владимировке Кац попал уже в другой отряд - не к Анохину. Там, в летной школе, Анохин был командиром самолетного звена до зимы 1941 г., пока его не призвали в Воздушно-десантные войска (ВДВ). Тогда уже стало ясно, что школу из Владимировки надо будет эвакуировать - приближались немцы. Анохина послали в Узбекистан искать место, где могли бы обосноваться ЦАК и летная школа. Во время полета случилось ЧП, и он с напарником вынужденно сел где-то в пустыне на У-2 - это была целая эпопея, она была описана в центральной печати. После возвращения из Узбекистана Анохина и нескольких других планеристов забрали в ВДВ. Через некоторое время он прилетел во Владимировку на каком-то американском самолете-амфибии в чине старшего лейтенанта проведать семью.
В это время, после рождения дочери, Маргарита Карловна стала уже приобщаться к полетам. Сначала ей разрешили летать только в качестве пассажира. И случилось так, что много она летала как раз с Кацем. Он фактически закончил летную школу, остались формальности, но вдруг заболел крупозным воспалением легких. Болезнь развивалась бурно и была настолько опасной, что врач - профессор из эвакуированных, проходя мимо Каца, сказал однажды то, что ему врезалось, несмотря на небытие, в память: "Ну, здесь мы
останавливаться не будем, здесь - летальный исход!".
"Спасла меня, - рассказывал Лев Максимович, - семья Анохиных. Сергей Николаевич достал эффективные лекарства. А Маргарита Карловна и Алевтина Павловна - мама Сергея Николаевича - выходили меня, по-существу, мало знакомого им человека. Маргарита Карловна, несмотря на то, что у нее был маленький ребенок, постоянно приходила в больницу и подкармливала меня фруктами, овощами - самым необходимым для выздоровления. Удивительной добротой и сердечностью запомнилась и Алевтина Павловна. Для нее я уж точно был незнакомый человек... Сергей Николаевич всегда помнил эту историю и смотрел на меня как на спасенного его семьей человека, по-отцовски...".
