Почти полвека спустя, незадолго до смерти, Элиза Ожешкова обратилась к теме своей повстанческой юности и создала серию новелл, получившую название «Gloria victis!» («Слава побежденным!»). «Родные места, люди, их жилища, их слова и дела стали у меня перед глазами, зазвучали в ушах, словно я видела и слышала их вчера», — пишет она в частном письме. И в центре всех этих воспоминаний — Ромуальд Траугут.

Эти новеллы так полны неповторимой атмосферой 1863 года, так проникнуты его духом, что их можно было бы цитировать страницами. Но мы ограничимся лишь теми строками, которые говорят о том, каким увидела юная Ожешкова Траугута в тот вечер, когда он впервые прибыл на собрание конспиративной организации, чтобы сообщить о своем согласии стать во главе повстанческого отряда.

«Ему было 36 лет, и так он и выглядел. Среднего роста, худощавый, скорее гибкий, чем сильный, он

двигался легко, собранно, в его осанке была военная выправка. С первого взгляда обращали на себя внимание его волосы, иссиня-черные и такие густые, что они двумя волнами поднимались над высоким смуглым лбрм, разделенным глубокой вертикальной морщиной. Глаза нелегко было рассмотреть, их скрывали стекла очков. На смуглом лиде выделялись неулыбающиеся, спокойные губы. Наверное, эта привычная серьезность линии рта и рано появившаяся морщина на лбу были причиной, что на лице его прежде всего читался отблеск суровой, сосредоточенной, молчаливой мысли. Ничего мягкого, деликатного, предупредительного, ничего легко раскрывающегося собеседнику. Лишь какая-то всепоглощающая, огромная мысль, неустанно работающая в молчаливой сосредоточенности, и под ее покровом таинственный жар чувств, раньше срока выжегший морщину на его челе и окрасивший смуглым румянцем молчаливое лицо».

Это был человек, не страшащийся сурового воинского труда, не падающий духом при неудаче.

Неожиданно Траугут получил приказ не возвращаться в Кобринский уезд, а двинуться на юго-восток, в северную Волынь. Предполагалось, что начавшееся на Волыни восстание, распространяясь к северу, сомкнется на Полесье с восстанием в Белоруссии.

Отдаляясь от своих баз, через леса и болота двигался отряд в глубь Полесья. Особенно тяжелы были переправы через бесчисленные реки, в том числе такие крупные, как Припять, Стырь и Горынь. Оборванные, голодные, истощенные повстанцы надеялись после изнурительного похода встретить сотоварищей, но повстанцы, и без того немногочисленные на Волыни, были давно оттеснены на юг и перешли галицийскую границу. Тем временем навстречу отряду Трау-гута стягивались царские войска.

Первая, удачная для повстанцев стычка произошла в лесу близ Столина 11(23) июня. Против трех рот пехоты Траугут вновь с успехом применил засаду. Повстанцы удержали поле боя, противник потерял более 30 человек убитыми и ранеными.

Траугут принял решение возвращаться. Но берега Горыни патрулировались, единственные в этих местах паромы — в Столине и Дубровице — охранялись. Через несколько дней повстанцам удалось все же переправиться через Горынь. Отряд отходил, преследуемый противником, по болотным тропам. Силы таяли, голод и лихорадка выводили из строя повстанцев. Сам Траугут уже с трудом двигался, его вели под руки двое молодых повстанцев. Два нападения царских войск под Колодном 30 июня (12 июля) и 1(13) июля показали Траугуту, что переправиться с отрядом через Стырь ему не удастся. Он распустил отряд и дал приказ небольшими группами пробираться в Брестский и Кобринский уезды и присоединяться к существующим там отрядам. Так завершился полесский поход повстанческого полковника Ромуальда Траугута.

Две недели провел Траугут в тихой усадьбе Элизы Ожешковой. Лихорадка прекратилась, силы восстанавливались, он был уже вновь способен вернуться к лесной походной жизни. Но опыт двух месяцев партизанской войны и особенно похода на Волынь подсказывал Траугуту, что, как он сказал позднее Ма риану Дубецкому, «по лесам Полесья может бродить и кто-либо другой», что, как вполне основательно заключил Дубецкий, означало: «а от меня может быть большая польза где-нибудь в другом месте».

Но это вовсе не значило, что Траугут искал более легких дел. Связав свою судьбу с восстанием, Траугут не мог мириться с тем, что оно идет не так, как должно. А что оно идет не так, что военные действия ведутся без продуманного руководства, а то и совсем без руководства, опытному офицеру было ясно. И Траугут решает искать объяснения в повстанческом центре. Он направляется в Варшаву.

* * *

В один из последних дней июля (н. ст.) Ромуальд Траугут приехал в Варшаву. Его сопровождал повстанец из его отряда Костецкий, в недавнем прошлом студент Варшавской медико-хирургической академии. Через своих варшавских знакомых он должен был по-

мочь Траугуту, совершенно не имевшему никаких контактов в Варшаве, установить связь с Военным отделом Национального правительства. Оба путешественника были снабжены документами на чужое имя, у Траугута был паспорт на фамилию Толкач. И в дилижансе Брест — Варшава и в Дрезденской гостинице, где поселились приезжие, они держались как случайные попутчики. В тот же день Костецкий через своего знакомого доктора Цезария Моравского установил контакт с Марианом Дубецким, исполнявшим при Национальном правительстве обязанности секретаря Руси (Украины).

Эта поспешность оказалась весьма уместной, так как чуть ли не на следующий день Костецкий отправился навещать своих многочисленных знакомых и был задержан полицией. В номер гостиницы, где находился в этот момент Траугут, явились незваные гости. Спокойствие, с которым встретил полицию «Толкач», убедило ее, что он не имеет никакого отношения к арестованному, а лишь в целях экономии, как это нередко делалось, снял с попутчиком номер на двоих. Забрав вещи Костецкого, полицейские ушли. Между тем опасность была очень велика. Дело не только в том, что в тот момент, когда полицейский шарил на печи, Траугуту удалось достать из кармана своего сюртука, висевшего в шкафу вместе с одеждой Костецкого, бумаги, которые не должны были попасть в руки полиции. Если бы полиция потребовала, чтобы «господин Толкач», бывший в неглиже, оделся и вышел из номера, она неминуемо обратила бы на него внимание: костюм, в котором приехал Траугут в Варшаву, был с чужого плеча и настолько велик ему, что в дилижансе он был вынужден сидеть без движения и в Варшаве оставался в гостинице на положении пленника, пока портной не сошьет ему одежду по мерке. А что значило попасть в руки полиции, можно было заключить по дальнейшей судьбе Костецкого, который из полицейского участка проследовал не в Дрезденскую гостиницу, а в цитадель, а затем в Сибирь.

Однако эпизод с Костецким имел свои последствия.

Здесь в первый раз на пути Ромуальда Траугута оказался доктор Моравский, сыгравший впоследствии мрачную роль в процессе Траугута.

Прошло несколько дней, и Траугут был принят Военным отделом, а вскоре приглашен и на заседание Жонда Народового.

Прибывший из белорусских лесов повстанческий командир не только не имел личных контактов в Варшаве, но и не ориентировался в том, что происходило в руководстве повстанческой организации. Для него, как и для массы рядовых повстанцев, Жонд Народо-вый был не только безымянной властью, но и властью общенациональной, которая, как представлялось, выражает интересы всего польского народа. Для того чтобы понять дальнейший ход событий, нам необходимо остановиться вкратце на общем положении восстания в это время.

В предшествующих очерках уже рассказывалось о том, как изменялся политический облик руководства восстанием. Борьба не закончилась после гибели Стефана Бобровского. В конце мая (и. ст.) красные из варшавской городской организации осуществили переворот, добившись смены состава Жонда Народового. Из повстанческого правительства ушли наиболее одиозные представители умеренных — Гиллер, Ру-прехт. Но созданное в результате переворота правительство «красных юристов» оказалось недолговечно. Оно не сумело решительно изменить курс руководства восстанием, оно не смогло даже обезопасить себя от очередного, последовавшего всего три недели спустя переворота. В новом Жонде Народовом безраздель-* но господствовали бёлые. Фактическим руководителем жонда на протяжении трех месяцев был искусный политикан Кароль Маевский. Это он годом раньше был главным организатором интриги, имевшей целью сорвать разработанный Ярославом Домбровским план восстания и подчинить повстанческую организацию Дирекции белых. И вот теперь, когда его прежние противники — революционные демократы — сошли с арены борьбы, погибнув, очутившись за решетками царских тюрем или вынужденные эмигрировать, Маев-