ский вновь вынырнул на поверхность, удивительно «своевременно освобожденный из цитадели.
Две главные цели ставили перед собою белые — помещики и крупная буржуазия, присоединяясь к восстанию и захватывая его руководство: не допустить превращения его в социальную революцию и овладеть политической властью в Польше, когда царские войска будут вынуждены уйти перед лицом вооруженного выступления западных держав (а в спасительную англо-французскую интервенцию белые в эти весенние и летние месяцы 1863 года твердо верили). Этим определялась политика белых как в Жонде Народо-вом, так и на различных ступенях захваченной ими повстанческой военной и гражданской администрации. Они саботировали осуществление провозглашенных при начале восстания аграрных декретов, сквозь пальцы смотрели на незаконное взимание помещиками податей с крестьян, жестоко подавляли и карали малейшие проявления крестьянского антифеодального движения. Они отправляли восвояси под предлогом недостатка оружия крестьян, приходивших в повстанческие отряды, сужая и подрывая массовую базу восстания, несмотря на то, что на тайных складах оружия за границей и в самой Польше уже имелись десятки тысяч превосходных бельгийских штуцеров. Белые не имели никакого военно-стратегического плана, не осуществляли никакой координации повстанческой борьбы, так как на самое эту борьбу смотрели лишь как на вооруженную демонстрацию, которая должна дать предлог для иностранной интервенции. Их позицию выражало широко известное изречение, приписываемое Рупрехту: «Достаточно, если в каждом уезде раздастся раз в неделю один выстрел, чтобы Европа освободила Польшу». И руководствуясь собственными классовыми интересами и для того, чтобы заслужить доверие иностранных монархических правительств, они всячески демонстрировали свое безразличие, более того, свою враждебность революционным силам Европы, стремившимся помочь борющемуся польскому народу. Они порвали с идеей русско-польского революционного союза в совместной борьбе против само-
Державин и сеяли шовинистическую ненависть ко всему русскому.
Таков был облик того правительства, к которому обратился Ромуальд Траугут. Он не знал и не мог знать всех сторон политики белых, к тому же щедро маскируемой патриотической фразеологией. Он в этот момент и не был готов сделать правильные выводы в отношении необходимой для успеха восстания политики. Он прежде всего ощущал серьезнейшие недостатки военного руководства восстанием, которые вели к тому, что после полугода напряженной борьбы, тяжелых жертв масс рядовых повстанцев и всего народа военная обстановка для повстанцев была крайне неблагоприятна. Несколько посещений Военного отдела показали Траугуту, что восстание вообще не имеет руководящего военного штаба, что Военный отдел — это лишь канцелярия Жонда Народового по военным делам, а в составе жонда нет ни одного военного. В военном отношении восстание было, по существу, обезглавлено, лишено и ведущей идеи и повседневного руководства.
Появление в Варшаве опытного кадрового офицера, уже зарекомендовавшего себя повстанческого командира было, как заключает простодушный Ду-бецкий, радостной находкой для Жонда Народового, который наконец-то мог пополнить свой состав необходимым ему специалистом. Однако дело обстояло совсем не так просто. Результат бесед Маевского с Траугутом был иной. Чтобы оценить его, попробуем представить себе, какие выводы из бесед с Траугутом мог сделать Маевский.
Беспринципный и двуличный Маевский был человеком наблюдательным и проницательным. Беседы с Траугутом показали ему, что это опытный военный, человек с широким кругозором, способный руководить большими повстанческими силами, а может быть, и всей боевой стороной восстания. Такой человек действительно был кладом. Но у него были не только достоинства — опыт и способности, но и «недостатки» — самостоятельность суждений, твердость характера и убеждений, среди которых первым была «наивная»
уверенность в том, что главнейшей задачей является сосредоточить все силы нации на освободительной борьбе. Не приходилось рассчитывать на то, что из Траугута получится послушный исполнитель политической линии белых, не могло быть и речи о том, чтобы вводить его в курс этой политики. Траугут был нужен, но он был и опасен.
Первоначальной идеей Маевского было поручить Траугуту совместно с Лянгевичем, которого надеялись освободить из австрийской тюрьмы, командование значительными силами, направленными в Литву и Белоруссию. Переход руководства в Литве и Белоруссии в руки Константина Калиновского и его сотоварищей не на шутку тревожил варшавских белых. Два авторитетнейших военных руководителя (а имя Лян-гевича, несмотря на скандальный провал его диктатуры, все еще было окружено ореолом первых повстанческих побед), при этом не очень политически ориентирующихся, должны были, сами того не ведая, послужить восстановлению власти Жонда Народового за Бугом и Неманом, вновь оттеснить от руля восстания литовских красных. План был заманчив, но подготовка намеченной экспедиции в Литву требовала времени, а перспектива дальнейшего пребывания Траугута в Варшаве отнюдь не привлекала Маевского. И тогда он предложил Траугуту выехать в качестве представителя Жонда Народового за границу для того, чтобы проинспектировать и усовершенствовать всю организацию закупки и доставки вооружения, подготовку повстанческих отрядов в Галиции, а также ближе ознакомиться с международной ситуацией и перспективами вооруженного вмешательства западных держав в защиту Польши.
Траугут принял предложение. В конечном счете он прежде всего хотел именно этого — уяснить общую обстановку и перспективы восстания. Ему казалось, что он сможет узнать это в Варшаве. Но и сам руководитель повстанческого правительства не мог ответить на вопросы, волновавшие Траугута. Почему жонд не призывает вести народ к оружию? «Но ведь оружия не хватает, что-то не ладится с доставкой». Чем
объясняется неразбериха в тактике повстанческих отрядов и поразительная, просто преступная бездеятельность многих командиров? «Нам самим неясно, на что ориентировать командиров, вынуждены ли мы бороться только своими силами или Запад придет нам на помощь». Для выяснения основных проблем восстания надо было ехать за рубеж. Изложенный выше диалог — это лишь домысел — беседа, разумеется, не протоколировалась, — но, как нам представляется, домысел обоснованный.
2(14) августа Жонд Народовый присвоил Ромуальду Траугуту звание генерала и вручил ему полномочия для заграничной миссии. Путь вел через Галицию и Вену в Париж. Открывалась новая страница биографии Траугута.
sfc * *
За два месяца, отделяющие отъезд Траугута из Варшавы от его возвращения и принятия на себя руководства восстанием, многое изменилось в развитии самого восстания, многое уяснилось и для Ромуальда Траугута.
В начале августа повстанческое движение в Королевстве Польском находилось, казалось бы, в зените. На Люблинщине за успешным для повстанцев боем под Хруслиной 23 июля (4 августа) последовало сражение под Жижином 27 июля (8 августа), где объединенные силы нескольких отрядов под командованием генерала «Крука» (Михала Гейденрейха) разгромили полутысячный отряд царских войск и захватили двести тысяч рублей.
Но уже несколько дней спустя боевое счастье отвернулось от повстанцев. 12(24) августа объединенные отряды Люблинского воеводства потерпели страшное поражение под Файславицами — только пленными царские войска захватили свыше восьмисот человек. Пять дней спустя под Незнаницами был разбит и уничтожен как боевая единица крупнейший повстанческий отряд Калишского воеводства — «дивизия» генерала Эдмунда Тачановского. 28 августа (9 сентября) в бою под Батожем погиб один из попу-
лярнейших повстанческих командиров, полковник «Ле-левель» — выдвинутый народной войной на руководящий пост ремесленник Марцин Борелёвский.
Царизм взял курс на подавление восстания «му-равьевскими» методами. Из Варшавы был отозван наместник брат царя Константин Николаевич. Его место занял вскоре утвержденный в должности наместника и главнокомандующего войсками в Царстве Польском генерал Ф. Ф. Берг. Распространение на Царство Польское уже широко практиковавшихся в Литве методов жесточайших репрессий и террора означало в частности, что царизм перестал опасаться вооруженного вмешательства извне. Бесперспективность надежд на англо-французскую интервенцию уяснили себе и белые. Они начали покидать захваченные ими ранее руководящие посты в повстанческой организации, отстраняться от восстания.
