Бетонная война окончилась. Мы вылезли из сарая, и Алеш схватился за живот.
— Я проглотил, по крайней мере, кило бетона, ой, ой!
— Неважно, — ласково утешал его Мирек, — зато у тебя теперь бетонированный желудок, и ты сможешь набивать его всем, чем захочешь. Шоколад, сардельки, огурцы, взбитые сливки…
— Ой, — застонал Алеш, — мне плохо.
— Ну и видок у тебя, — усмехнулся я, глядя на Ченду, яростно соскребающего с себя бетон.
— Думаешь, ты лучше выглядишь? — ответил мне также насмешкой Ченда, и я предпочел замолчать.
Честное слово, мы все выглядели одинаково, и, пожелай мы в таком виде вернуться домой, это могло бы иметь весьма скверные последствия.
— Давайте разденемся у колонки на вокзале и все выстираем, — сказал я.
Ребята охотно приняли мое предложение.
Через минуту мы прыгали возле колонки в трусиках и стирали.
Ченда поливал одежду из лейки, а мы ее терли, выжимали и снова терли. Ченда, который был в полуботинках, с завистью смотрел, как мы моем свои кроссовки и кеды.
Тут подошел поезд, и на платформу высыпал народ.
— Гляди-ка, — сказал какой-то прохожий и подтолкнул другого. — Хулиганы.
— Да нет, — ответил другой, — это не хулиганы, а панки.
— Что такое вы говорите, — вмешалась в спор пожилая пани. — Может, это бедные сиротки…
Потом пришел начальник станции. Что он думал о нас, мы не узнали, потому что тут же схватили одежду и побежали по домам.
Вечером мама сухо сообщила папе:
— Боржик на месяц лишен права ходить в кино, он примчался домой в одних трусах, а волосы все в цементе. Ко всему прочему нахально утверждал, будто участвовал в строительстве памятника своей классной руководительнице, а это сущее вранье, я ей тотчас позвонила.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся отец, но тут же умолк, потому что мама грозно взглянула на него. — Хм, хорошо, что ты Боржика наказала. А я целый месяц не буду с ним играть в шахматы.
Ну это-то для меня пустяк, потому что играть с папой в шахматы — просто тоска зеленая. Я отправился спать и вдруг подумал: что бы мы ни затевали, нам обычно жутко не везет. Наш вожак Алеш утверждает, что виной тому Чендина, Мирекова и моя бездарность. Ченда считает, что за все в ответе Алеш, Мирек и я. А Мирек думает, что, помимо бездарного вожака, неприятности доставляет Ченда, а иногда я.
Но мне ясно, что мои друзья сильно ошибаются. Рассуди нас кто-то по справедливости, ему пришлось бы признать, что в большинстве случаев я не виноват. Будь я предводителем компании, никаких невезений не было бы. Но вожак у нас — толстяк Алеш. Так что доказать это невозможно.
Но сегодня Алеш не пришел в школу, и мы решили его навестить.
— Кто позвонит? — мимоходом обронил Ченда, хотя это было очень важно: раз Алеш болен, нам откроет бабушка, а бабушку мы все побаиваемся, она строгая и не больно-то нас жалует.
Мы метнули крону, и выпало мне.
Нам и вправду открыла бабушка. На голове у нее была повязана косынка, а вокруг шеи мохеровый шарф.
— Добрый день, — поздоровались мы вежливо.
— Только вас еще не хватало, — так же вежливо ответила бабушка, всем своим видом демонстрируя нежелательность нашего появления.
И добавила, что Алеш заболел, у него какая-то опасная и заразная болезнь, но, раз уж мы пришли, она под нашу ответственность нас к нему пустит.
Алеш лежал в постели и охал. Он вяло сделал нам знак рукой сесть. Мы сели. Ченда и Мирек на кровать, а я на стул. Бабушка заглянула в дверь и проворчала, что приготовит нам чай.
Ченда покосился на дверь и, убедившись, что бабушка не подслушивает, раз она копается на кухне, быстро спросил Алеша:
— Ты правда болен?
— Нет, лежу в постели ради развлечения, — оскорбленно засопел Алеш.
— Ну, хорошо, — сказал Мирек, — а что с тобой? Бабушка говорит, у тебя какая-то жутко заразная болезнь.
Алеш приподнялся и испуганно покосился на дверь:
— Это ужасно, ребята… этот бетон…
— Что?
— Я вчера бетона наглотался. У меня дико болит живот.
Все искренне засмеялись.
— Умники! — захныкал Алеш. — А если я умру?
— Бабушка вызвала врача? — спросил я.
Алеш схватился за голову.
— Ты что, спятил? Я ей наболтал, что это скорее всего коварная болезнь, признаки которой проявляются лишь много времени спустя: приди доктор сразу, ему не поставить правильный диагноз, и тогда он пропишет мне совершенно неподходящие лекарства.
— И бабушка тебе поверила?
Алеш гордо улыбнулся:
— Еще бы. Бабушка жуть как боится докторов. Когда к нам в воскресенье приходят ее приятельницы на кофе с кексом, они вечно рассказывают истории о том, что кто-то умер из-за того что его неправильно лечили врачи.
Ченда ласково улыбнулся Алешу.
— Послушай, предводитель, а если бетон как следует забетонирует твой желудок и у тебя внутри образуется что-то вроде автострады? Ведь ты тогда не сможешь есть и умрешь от голода.
Алеш сделал глотательное движение: ничего чудовищнее голодной смерти он и представить себе не мог.
— Ребята, а у меня ведь пропал аппетит!
Мирек сочувственно кивнул головой.
— Тогда это серьезно, Алеш. Тебе и правда нужно показаться доктору.
— Ну да, а как это теперь сделать? Я же убедил бабушку не вызывать доктора — иначе ведь всплывет история с бетоном…
— Тсс! — зашипел я.
В комнату вошла бабушка. Она несла чашки с чаем.
— Алеш, тебе налить чаю?
Алеш печально кивнул.
— Надо бы измерить Алешу температуру — Мирек подмигнул нам и с серьезным видом повернулся к Алешевой бабушке.
— Хм, хм, — недоверчиво сказала бабушка, — у тебя поднимается температура, Алеш?
Алеш застонал и заохал так искусно, что бабушке впору было решить, что у него, по меньшей мере, болотная лихорадка.
Когда она ушла за градусником, Алеш ахнул:
— Ты чего дурака валяешь?
Но Мирек улыбнулся и объяснил нам, что у него идея, как сделать так, чтобы Алеш сейчас же попал к доктору, а бабушка ничего бы не заподозрила.
— У тебя подскочит температура, приедет «скорая помощь», а в больнице ты все объяснишь доктору, вот бабушка ничего и не узнает.
— Идея хорошая, — кисло усмехнулся Алеш, — вот только температуры у меня нет…
— Тсс, — снова прошипел я.
Бабушка принесла термометр и осторожно сунула его нашему предводителю под мышку.
Когда она ушла, Мирек махнул рукой:
— Не бойся, температура будет!
— Хотелось бы мне знать, каким образом, — сказал Алеш.
Не успел наш толстяк и пикнуть, как Мирек выхватил у него термометр и сунул в чай:
— Смотри!
Мы склонились над термометром. Он показывал ровно сорок два градуса. Дальше ртутный столбик не поднялся — это была последняя цифра на шкале.
— А что теперь? — спросил Ченда.
— Теперь позовем бабушку, — предложил я, — и станем горевать, что Алешу так плохо.
— Блеск, — обрадовался Алеш и тут же застонал: — Ай-ай, ой-ой, иии-иии…
Мы втроем с удовольствием присоединились к нему, и комната задрожала от ужасного рева и воя.
— Что случилось?
Бабушка стояла в дверях и испуганно смотрела на нас. Не переставая выть, Алеш протянул ей термометр.
— Бог мой, сорок два! — вскричала бабушка и даже перекрестилась. — Немедленно в больницу!
Мы услышали, как бабушка хлопнула дверью — пошла звонить к соседу, пану Лумику, у которого есть телефон.
«Скорая помощь» приехала через десять минут. Докторша и двое рослых мужчин завернули Алеша в одеяло, уложили на носилки и понесли к машине.
Докторша, правда, стала расспрашивать бабушку, что с Алешем, но не добилась от нее ни единого толкового слова, бабушка только крестилась. Тогда докторша начала расспрашивать Алеша, но результат был таким же: Алеш бормотал что-то невнятное.
Лишь в больнице он во всем признался. Доктор, промывавший ему желудок, к счастью, рассмеялся и пообещал ничего не говорить бабушке. А еще Алеш получил письменное освобождение от уроков до конца недели, чтобы он поправил свое здоровье.