— А теперь покажите, как танцуют в Варшаве.

Выбор был невелик, наши две дамы в дело не годились, а из мужчин прилично танцевал только мой муж. Оркестр рванул польку, и мы ринулись спасать честь столицы. Мою жизнь спас каблук, отлетевший от туфли через двадцать минут. Нам бешено аплодировали, уважительно говорили комплименты. Честь столицы мы отстояли, а каблук прибил мне сапожник в Закопане.

Где-то в конце пятидесятых годов Люцина получила участочек возле Океньча. Она жила на улице Жвирки и Вигуры, а участочек располагался почти напротив, на другой стороне улицы. Это была неурожайная неудобица, и всё семейство этот участок лелеяло. Мой муж ненавидел всякие фазенды, садово-полевые работы и вообще копание в земле, однако грубая физическая сила была необходима на участке, и на мне лежала обязанность обеспечить его рабский труд. Диву даюсь, что он со мной еще тогда не развелся.

Как минимум восемь лет деньгами распоряжалась я. Муж на этом настаивал: деньги положено отдавать жене, она ими распоряжается. От этого самого распоряжения я чуть умом не тронулась, пока эта ситуация окончательно не встала мне поперек горла.

— Ну вот что, хватит, — сказала я. — Теперь ты будешь казначеем. Вот твои деньги, мои деньги, бабки за халтуру, и крутись сам, как хочешь.

Через три месяца муж, до той поры упрямо настаивавший, что он не будет пресмыкаться и побираться в поисках дополнительных заработков, взял на дом халтуру.

Насчет пресмыкания он малость приукрасил — это у него вымаливали согласие на авторизованный перевод какой-то научной работы с английского, а он отказывался. На мой взгляд — из лени. Ему предлагали, а он капризничал.

Ранее ему предлагали работу в Новой Зеландии, пятилетний контракт, проживание с семьей, да еще и работу для меня в проектной мастерской. Предо мной распахнулись райские врата, когда я услышала об этом, а мой благоверный отказался. Заявил, что пять лет — это слишком долго, вот на два года он, может, и поехал бы. Новая Зеландия помахала мне платочком перед носом, а райские врата с грохотом захлопнулись. Вот тут я и отдала мужу все деньги, а надо было поменяться с ним ролями гораздо раньше.

Я покончила со строительной практикой и принялась искать место в проектной мастерской. Как-то сразу я узнала, что есть место в фирме «БЛОК» у Гарлинского, на улице Кредитовой. Моя бывшая одногруппница Баська и ее муж, Анджей, освобождали даже два места, потому что уезжали халтурить за границу.

Меня привели, рекомендовали и условно приняли, потому что мне предстояло как раз сдать экзамен на лицензию, ради которой я три года терпела муки на стройках. А еще я должна была принять на себя проект завода битумных масс в Гурцах, и я на все согласилась, понятия не имея, во что ввязалась.

Как раз в этот момент мой муж решил со мной развестись. После одиннадцати лет счастливого брака… Это вовсе не бред, супружество в самом деле было идеально счастливым, хотя, возможно, несколько трудным. Скандалы разряжали атмосферу, друг друга мы с мужем понимали с полуслова, шли на компромиссы и уступки, а взаимная правдивость была чертой бесценной. Железобетонное доверие было основой нашего союза и в этом изолгавшемся мире приносило огромное облегчение. Остальное было мелочевкой. На его вопли я реагировала по-разному, как и он — на мой темперамент.

Причины развода мне неизвестны. Очень может быть, что на его решение повлиял тот факт, что я любила напевать в ванной вальс собственного сочинения.

Мое пение его ужасно раздражало, чему я, честно говоря, не удивляюсь. Тем не менее уже после развода я, назло ему, сочинила продолжение этого вальса.

Если бы я это сделала до развода и упрямо распевала бы в ванной весь шедевр полностью, развод был бы обоснованным шагом, потому что у мужа был абсолютный слух. Пень — предмет не только глухой, но и немой, но кабы он умел петь, у него получалось бы лучше, чем у меня.

Во избежание ненужных расспросов поясню, что на самом деле причиной развода была совершенно чудовищная бескомпромиссность моего мужа. Он не годился для обманов и уловок. В ту невесту коллеги из Ротулова он влюбился, но оказался не способен втихаря ее соблазнить. Нет, он должен был объявить на весь свет, что на ней обязан жениться, а для этого ему нужно было развестись со мной. Долг превыше всего.

Для меня гром с ясного неба оказался бы мелочью в сравнении с известием о том, что мы разводимся. Оглушенная ситуацией, я, не задумываясь, дала согласие.

Само собой разумеется, что в ожидании кошмара у меня развился невроз, а над моей головой висел проклятый экзамен на архитектурную лицензию, от которой зависела моя дальнейшая работа. Я бросилась к доктору, который еще с довоенных времен был лечащим врачом всей семьи моего мужа. Он стал чесать затылок.

— Задали вы мне задачку, — грустно сказал он. — Кабы не этот ваш экзамен, я бы вас успокоил в мгновение ока, но вам ведь нужна ясность мыслей. Что бы такое придумать?

Думал он долго и выдумал рецепт, который я тут же отнесла в аптеку. Про это лекарство рассказано в «Крокодиле из страны Шарлотты», оно действительно существовало и было точно такое, как я описала. Омерзительное. Привыкнуть к нему никому не удавалось. Горькое, жгучее, при одной мысли, что пора его пить, меня аж передергивало, но действовало оно бесподобно. Принимала я эту мерзость три раза в день и экзамен сдала без труда.

Муж оставил идею отобрать у меня детей, зато вспомнил о чести и долге и объявил, что будет платить мне большие алименты. Я со своей стороны тоже проявила благородство и даже не вспомнила, что два года помогала ему делать халтуру, за которую он только сейчас получил деньги и эти деньги отложил на бракоразводный процесс. Я решила, что деньги эти проклятые, и отказалась воевать с судьбой.

Зато я научилась курить. Я становилась все толще, у свекрови на ее обедах мы бывали еженедельно, вплоть до последнего момента, все за кофе закуривали, а я продолжала жрать десерт. Так больше продолжаться не могло, надо было что-то менять.

Честно говоря, изменилось ну очень многое. Я обещала дать согласие на развод и твердо сдержала слово. Развод должен был быть по обоюдному согласию, без признания вины одного из супругов, но адвокат мужа написал такой идиотский иск, что я невольно весьма энергично запротестовала.

— Да ты с ума сошел! — обрушилась я на мужа, когда он пришел ко мне с этим иском. — И речи быть не может, чтобы я подписала эту чушь! У меня столько недостатков, и что? Ты не можешь даже нормальный иск против меня написать? А ну-ка, всё меняем!

Вот так я написала иск против себя самой.

На судебное заседание я отправилась, высветлив волосы до абсолютной белизны, в единственном элегантном костюме, какой у меня был, но суду об этом не обязательно было знать. И перед заседанием купила себе небольшой флакончик духов от Диора, такие, которые носят в сумочке. Это было впервые в жизни, потому что до этого я жалела купить себе даже одеколон.

Я села на лавочку в коридоре. Рядом со мной примостилась Янка, которая нервничала куда больше, чем я.

Я открыла флакончик, чтобы понюхать духи. И в этот момент секретарь суда вызвал нас с мужем по фамилии. Янка подпрыгнула, шарахнула меня по руке, и половину флакончика я выплеснула на себя.

Я вошла в зал суда, благоухая, как парфюмерная лавка, и сразу произвела хорошее впечатление. Адвоката у меня не было, да и зачем мне адвокат? От мужа я уже мечтала избавиться, окончательно решить вопрос, отрезать прошлое и начать организовывать какую-то другую жизнь.

И мне даже не пришло в голову, что моя настоящая жизнь только начинается…

Первой, кого я увидела, войдя в новую архитектурно-проектную мастерскую, была Алиция. Она подпрыгивала то на одной ноге, то на другой, злорадно приговаривая: