Сквозь серебристо-зеленые листья пробивались лучи восходящего солнца, бархатные и нежные, словно первая роса. Чувствительная к цвету, как все фарадимы, Сьонед лежала на боку и пыталась вспомнить, видела ли она раньше что-нибудь прекраснее. И тут она улыбнулась своей ошибке: разве цвет ласкал ей душу? Нет, то было отражение света на лице спящего принца.

Сначала он смущался, дрожал и был не уверен в себе. Так продолжалось до тех пор, пока тугие застежки ее юбки не заставили его тихонько выругаться. Но когда она рассмеялась, Рохан тут же присоединился к ней, и они принялись хохотать, как дети. Застежки ее одежды и его шнурованные сапоги, казались таким забавным препятствием…

Сьонед пригладила его солнечные шелковые волосы, торчавшие мальчишескими вихрами. Старое видение оказалось верным. Именно она сделала его принцем и мужчиной. Какое-то время они обольщали друг друга. Рожденный драконом, чей мужественный образ остался у него в памяти, принц стремился к невозможному, но как человек не был уверен в своей способности достичь идеала. Ее объятия помогли Рохану объединить два этих начала. Принц и человек превратились в одно существо, которое стало ее любовником.

От его ласк начинала дышать кожа, шепот пронизывал душу солнечным светом, поцелуи наполняли мозг буйством красок поразительной силы и чистоты: бриллиант, сапфир, топаз… Все ее чувства пробудились при мысли о том, что кровь «Гонца Солнца», смешавшись с его кровью, сделает их сына принцем-фарадимом.

— Только бы у него были твои глаза, любимый, — прошептала она, проведя кончиком пальца по шелковым загнутым ресницам, и засмеялась, когда его веки медленно открылись, слишком тяжелые, чтобы подняться.

— О-о-ох, — с трудом прошептал он. — Что ты со мной сделала?

Сьонед погладила его по щеке, на которой уже проступила светлая щетина. — Хочешь, чтобы я проделала это еще раз?

— Как-нибудь потом, когда я приду в себя, чтобы как следует насладиться… — сонно ответил он, затем обнял Сьонед и положил голову ей на плечо. — Черт возьми, я забыл расплести тебе косы. Мне хотелось посмотреть на твои распущенные волосы.

— Оставь что-нибудь для брачного ложа, — засмеялась она.

— Но я хотел. Чейн однажды рассказал мне о…

— Рохан!

— … о чем-то, что я всегда хотел попробовать, — закончил он.

— Пусть это будет сюрпризом. Он потерся щекой о ее волосы.

— Гм-м, как от тебя хорошо пахнет…

— Это не я пахну, а моховика. Наверно, мы раздавили ее столько, что она превратилась в вино. — Сьонед повернулась на живот и вынула у него из-под головы свою юбку, которая служила им подушкой. — Видишь? — Она указала пальцем на мох, в котором прятались крупные зеленые ягоды.

Рохан застонал и повернулся.

— Неужели мы раздавили все до последней ягодки? Я умираю с голоду! — Он разгреб мох и сорвал несколько круглых ягод. — Вот. Подставляй губы.

— Как, опять?

Глаза Рохана широко раскрылись, но в следующий миг оба снова расхохотались. Они лежали рядом и кормили друг друга моховикой, пока солнечные лучи не согрели листву. Наконец Сьонед сказала:

— Хватит, а то нас будет тошнить. Надо потихоньку проскользнуть в лагерь, пока никто не хватился.

— Клянусь тебе, это было в последний раз! Мне надоело прятаться и тайком пробираться к себе в шатер, чтобы, не дай Богиня, никто не засмеялся. Нет, хватит, надоело… — Рохан сел и отвел ветку в сторону. — Что-то очень яркий сегодня рассвет. Давай посмотрим.

Она придвинулась ближе, положила подбородок на его плечо и прижалась к мускулистой спине. От света резало глаза, снова заболела голова, но девушка молчала, не желая портить мирное утро. Она вгляделась в источник света и нахмурилась.

— Рохан, разве восток там?

— Чувствуешь запах? — тревожно сказал он.

— Пожар! — выдохнула Сьонед.

— Скорее, одеваемся!

Они побежали к реке, держась за руки; солнце сияло за спиной, с каждым дуновением ветра запах становился сильнее.

— Это мост? — спросила Сьонед.

— Нет.

Юноша и девушка выглянули из-за деревьев. Впереди тихо покачивалась барка Ролстры. Ее фиолетовые паруса казались крыльями огненного дракона.

Весь следующий день, последний день Риаллы, лагеря облетали самые невероятные слухи, по пути обраставшие леденящими душу подробностями. Ролстра убил всех своих дочерей. Они убили его. Леди Андраде подожгла барку принца и убила их всех. Ролстра свергнут какими-то неизвестными, возможно, меридами. Принц Рохан погиб не то в огне, не то в шатре Ролстры. Он призвал свои армии, чтобы взять приступом замок Крэг. Он женится на принцессе Пандсале… нет, принцессе Янте… нет, на обеих, а других возьмет в наложницы. Леди Андраде уехала в Крепость Богини, забрав с собой принцессу Пандсалу… принцессу Янте… Наверняка все знали только одно: обгоревшая, до сих пор тлеющая барка великого принца лежала на дне Фаолейна, а ее несчастный экипаж заливал горе в ближайшей к пристани таверне. И еще один интересный факт, имевший непосредственное отношение к данному делу: лорд Чейналь поднял цены на лошадей, которые позарез потребуются обитателям замка Крэг, чтобы добраться до дому и перевезти остатки их имущества.

Принц Клута Луговинный и лорд Джервис Визский вежливо игнорировали слухи. Они приказали, чтобы закрытие Риаллы проходило как обычно, и утром вершина холма, с которой открывался вид на лагеря, была готова к проведению церемонии. Возбужденно перешептывавшиеся высокородные собрались в ожидании процессии невест. Когда прибыла леди Андраде, пронесся вздох всеобщего облегчения.

Самые любопытные взгляды были обращены на дочерей Ролстры, появившихся без отца, но одетых так богато, словно они сами были невестами. Отсутствие Пандсалы позволило сделать вывод, что она стала Избранной принца Рохана; угрюмое лицо Янте, казалось, подтверждало это. Но когда свадебная процессия подошла к усыпанному цветами склону холма, Пандсалы среди невест не оказалось.

Одним из первых, кто сделал шаг вперед, чтобы присоединиться к своей Избранной, был лорд Эльтанин Тиглатский, казалось, до глубины души пораженный своим успехом у средней дочери лорда Джервиса — невысокой, нежной девушки с каштановыми волосами и звучным именем Анталия, которое на древнем наречии означало «весенняя чаша»; вплетенные в волосы полевые цветы и браслеты на запястьях делали ее воплощением юной красоты. Представленная отцом своему новоиспеченному мужу, она смотрела на Эльтанина сияющими глазами. Рохан, как сеньор молодого человека, в свою очередь с элегантной цветистостью представил его невесте. Андраде призвала Богиню благословить эту пару, а Тобин, глядя на брата, была уверена, что он вот-вот пустится в пляс от удовольствия. Союз между его вассалом и могущественным атри из Виза должен был значительно укрепить его связи с Луговиной: земли Клуты служили буфером между Пустыней и Маркой, а Джервис считался первым вассалом Клуты. Однако радость Рохана вызывалась отнюдь не одними государственными соображениями. Конечно, молодой человек, только что в бою отвоевавший свою леди, желал всем окружавшим его не меньшего счастья. Тобин слышала от Камигвен, что прошлой ночью Сьонед не возвращалась в свой шатер, и гадала, почему Рохан до сих пор не объявил о своем ликовании всему миру.

Младшие сыновья нашли невест, наследницы нашли мужей, а паломничество отцов и сеньоров, подводивших молодых женщин и мужчин к благословению Андраде, все продолжалось и продолжалось. Легкий восточный ветерок унес курившийся над пожарищем дымок в сторону залива Брокуэл, и день засиял последней красотой уходящего лета. Вершина холма была самым подходящим местом для бракосочетания и начала семейной жизни. Тобин с улыбкой посмотрела на мужа, припомнив их собственную свадьбу на скалах у крепости Радзин.

Последними к Андраде подошли Камигвен и Оствель.

— Кто жаждет жениться на «Гонце Солнца», фарадиме, оседлавшем лунный свет? — торжественно спросила она. И тут по ковру из цветов торжественно прошли Оствель и Уриваль, выступавший в роли его сеньора и поручителя.