— К сожалению, у мужа почти нет времени, чтобы посвящать его природе. Его внимание занято другими вопросами. Возможно, вы слышали об инциденте, который прервал празднование нашей свадьбы?

— Конечно. Очень неприятно, — подтвердила госпожа Мияги.

— О да! — вздохнул даймё. — Харумэ. Какая красота уничтожена! Ее страдания, должно быть, были ужасны. — В улыбке господина Мияги мелькнула похоть. — Нож, режущий нежную кожу, сочащаяся кровь, отравленная тушь, проникающая в ее молодое тело, — судороги и безумие. — Прикрытые глаза Мияги сверкнули. — Боль — самое последнее ощущение, страх — самая сильная из всех эмоций. В смерти есть своя красота.

Рэйко с изумлением поняла, что вкусы господина Мияги гораздо извращеннее, чем они с Сано предполагали. Она вспомнила процесс, за которым отец не позволил ей наблюдать — рассматривалось дело торговца, задушившего проститутку во время совокупления и получившего от смерти любовницы плотское удовлетворение. Может, господин Мияги испытал то же самое с госпожой Харумэ и теперь смакует ее боль?

Рэйко сделала вид, что не нашла в его ответе ничего необычного.

— Меня очень опечалила смерть госпожи Харумэ. А вас?

— Некоторые женщины находят особое удовольствие, чтобы дразнить и мучить мужчину, и играют с огнем, получая от этого удовлетворение. — Он говорил медленно, растягивая слова. — Они сами навлекают на себя смерть.

У Рэйко екнуло сердце.

— Госпожа Харумэ была именно такой? — спросила она. «С вами, господин Мияги?»

В разговор вступила госпожа Мияги, видимо, сочтя, что муж выражается слишком откровенно.

— Каковы успехи сёсакана-самы в его расследовании? Кто-нибудь уже арестован? — Ее голос взволнованно звенел: в отличие от даймё она казалась встревоженной исходом дела об убийстве.

— О, мне ничего не известно о делах мужа. — Рэйко старалась говорить с непринужденной беспечностью, чтобы не показать парочке свою осведомленность о подозрении в адрес господина Мияги.

Ничто не изменилось ни в лице, ни в поведении госпожи Мияги, но Рэйко явственно ощутила, что та расслабилась. Они подошли к клумбе, над которой трудился даймё. Тот поднял ведро, в котором была густая бурая жижа, источавшая неприятный запах. Вокруг роились мухи.

— Перегнившая рыба, — пояснил господин Мияги, — для обогащения почвы и роста растений.

Рэйко чуть не вытошнило. Выливая содержимое ведра на клумбу, даймё откровенно ласкал ее взглядом.

— Жизнь рождается из смерти. Одни должны умирать, чтобы выживали другие. Вы понимаете, о чем я, милая?

— Э-э... да... конечно, понимаю. — «Он говорит о мертвых животных... или о госпоже Харумэ? — подумала Рэйко. — Оправдывает ее убийство?» — Такова жизнь, — подыграла она.

— Вы столь же проницательны, как и красивы. — Господин Мияги улыбнулся, открывая пожелтевшие зубы.

Рэйко сделала вид, что не замечает откровенной похоти в его покрасневших глазах.

— Премного благодарна, — пролепетала она.

Послышался звук открываемой двери и шаги на веранде.

— Чай подан, — сказала госпожа Мияги.

— Чай! О да! — с облегчением воскликнула Рэйко.

Они сели в павильоне. Наложницы принесли горячие влажные полотенца для рук и поставили перед ними обильное угощение: чай, свежий инжир, пирожные с патокой, маринованную дыню, варенные в меду каштаны, кусочки лобстера, уложенные в форме пиона. Вежливо пробуя еду, Рэйко вспомнила об отравленной туши. Горло перехватило. В ней росло убеждение, что убийцей является господин Мияги. Покушение на жизнь госпожи Харумэ вполне отвечает привычкам даймё. Это он прислал ей бутылочку с тушью! Чай показался Рэйко горьким, а сласти отдавали запахом тухлой рыбы.

Устроившись рядом с ней, господин Мияги медленно жевал и громко чавкал. Жуя лепестки пиона из лобстера, он словно раздевал ее взглядом. Рэйко покраснела под слоем пудры и заставила себя проглотить немного чаю. В животе заурчало, и она пережила жуткое мгновение, когда ей показалось, что жидкость вот-вот вырвется наружу.

Даймё продекламировал:

Высоко на ветке висит зрелый плод,

Человеку до него не дотянуться;

Равнодушная оса пронзает его зовущую плоть

И пьет сладость, таящуюся в нем...

А я снизу взираю на эту брачную церемонию

С исступленным восторгом.

Он впивался зубами в нежную мякоть инжира, не отводя глаз от Рэйко, и вдруг потянулся к ее голове. Рэйко изумленно замерла. Наложницы захихикали, господин Мияги ухмыльнулся.

— Не бойтесь, милая. Листик запутался в ваших прекрасных волосах... позвольте мне убрать его.

Его пальцы скользнули по ее виску, щеке — в них не было листка. От прикосновения даймё осталось ощущение чего-то влажного, словно проползла улитка. Вспыхнув от гневного смущения, Рэйко отвернулась. Как все выросшие в затворничестве девушки из высшего класса, она почти не общалась с чужими мужчинами, и никто не смел так неуважительно обращаться с дочерью судьи. Поэтому она не знала, как реагировать на вульгарные знаки внимания господина Мияги. Оставалось только прикинуться, что она не понимает его грязных намеков.

— У вас изумительный слог, — сдержанно проговорила Рэйко и посмотрела на госпожу Мияги в поисках поддержки. Если у этой женщины есть хоть капля гордости и здравого смысла, она должна немедленно положить конец этому возмутительному заигрыванию даймё! Разве способна нормальная жена спокойно смотреть, как муж ухаживает за другой женщиной? Сама Рэйко убила бы Сано, поведи он себя подобным образом.

Однако госпожа Мияги лишь подняла глаза и кивнула, напряженная улыбка словно прилипла к ее губам. Если она и ревнует, то умеет скрывать свои чувства.

— Вам нравится поэзия, госпожа Сано? — Солнечный свет косо проникал в павильон сквозь ажурные деревянные стенки, делая заметными усики на ее верхней губе. На беспомощный кивок Рэйко она заметила: — Мне тоже.

Они стали обсуждать знаменитых поэтов и цитировать классические строки. Госпожа Мияги прочла несколько стихотворений собственного сочинения и предложила Рэйко последовать ее примеру. Господин Мияги наблюдал за ними, облизывая пальцы. Рэйко вряд ли понимала, что говорит, мучимая вопросами: что произошло между этой парой и госпожой Харумэ? Не так ли все начиналось? Не это ли явилось причиной смерти наложницы?

Однако Рэйко совершенно утратила контроль над беседой. Ни разъяснения, ни советы Сано не подготовили ее к тому, что происходило в доме Мияги. Она не могла придумать, каким образом вернуть разговор к убийству, не вызвав при этом подозрений. Охватившее ее отчаяние лишь усиливало подступавшую к горлу тошноту. Затянувшийся визит напоминал ночной кошмар: госпожа Мияги декламировала хайку, ее глаза горели огнем, господин Мияги сверлил Рэйко раздевающим взглядом. Наконец ситуация стала совершенно невыносимой.

— Я слишком долго злоупотребляю вашим гостеприимством, — вымолвила она. — Пора уходить.

Даймё с сожалением вздохнул.

— Так быстро, милая? Ах, ну что ж... расставания неизбежны, радости жизни эфемерны. Мороз убивает даже самые свежие, самые красивые цветы.

И снова темное волнение прозвучало в его голосе. Рэйко показалось, что в саду бродит дух госпожи Харумэ. Съеденная пища рванулась к горлу.

Глаза господина Мияги блеснули, как солнечный луч, отразившийся в грязной воде.

— Сегодня вечером мы отправляемся в наше имение в горах, чтобы полюбоваться осенней луной. Не хотите ли поехать с нами?

«Никогда в жизни не стану больше с вами встречаться! Выпустите меня отсюда!» Если бы Рэйко не сжимала губы, сдерживая тошноту, с них непременно сорвались бы грубые слова. Она тяготилась каждой минутой в обществе человека, который находит удовольствие в смерти молодой женщины.

— Пожалуйста, поедемте, — настаивала госпожа Мияги. — Красоты природы вдохновят ваши поэтические способности.

Сано предупреждал, что она должна быть осторожна, и мысль поехать куда-то с Мияги испугала Рэйко.

— Это даст нам возможность познакомиться поближе, милая. — Порочная улыбка даймё обещала ночь причудливых запретных наслаждений. — Вдали от города ничто нас не потревожит.