Иди ко мне, моя любовь...

Наконец Кусида подходит к двери госпожи Харумэ, открывает ее и видит на полу мертвую возлюбленную. Кровь заливает ее обнаженное тело и длинные спутанные волосы. Смертельная татуировка на выбритом лобке кажется чернильным клеймом на слоновой кости. Кусида в ужасе смотрит на госпожу Харумэ, и вдруг ее глаза открываются. Рука манит его. Задыхаясь, она поет хриплым голосом:

Иди ко мне, моя любовь!

Кусида, вздрогнув, проснулся и сел на постели. Грудь вздымалась, словно от долгого бега. Его член налился болезненным желанием, которое он до сих пор испытывал к госпоже Харумэ. Она являлась в его сны, с тех пор как они впервые встретились. После ее смерти сны превратились в кошмары. Но любовь и страсть не покидали его. А где-то в самой глубине души, словно подземная река в поисках выхода на поверхность, набухал гнев к женщине, которая унизила и погубила его.

Поднявшись, Кусида выругал себя за то, что поддался усталости и позволил снам снова прийти. Но ему необходимо было отвлечься от суровой реальности. Он принялся мерить комнатку шагами, стараясь обуздать свои эмоции.

Поначалу он подчинился аресту с самурайским спокойствием. День провел в молчаливых раздумьях, не отказываясь от еды, справляя нужду в ночное ведро. Но скоро душевный покой его покинул. С наступлением ночи в комнате стало темно и холодно, поскольку стражники не дачи ему ни лампы, ни угольной жаровни, чтобы он не попытался бежать, устроив пожар. Душу терзал стыд от того, что его держат, словно зверя, в клетке. Его переполняли гнев и желание, питая отчаянное стремление вырваться на свободу.

Десять шагов вдоль глухой стены до угла, поворот и еще восемь шагов. Затем десять шагов вдоль стены, где была дверь, за которой стоял часовой. Он хорошо помнил это помещение, поэтому не нуждался в свете, чтобы ориентироваться. В четвертой стене было проделано высокое, закрытое решеткой окно, которое когда-то выходило в сад, а теперь смотрело в коридор — дом за многие годы не раз расширялся, к нему пристраивались новые крылья, чтобы вместить растущую семью. Мимо окна проплыл огонек свечи, бросив тусклый отблеск в камеру Кусиды. В коридоре показался старый седой самурай.

— Не спится, молодой хозяин? — Это был Ёхэй, вассал, семья которого из поколения в поколение служила клану Кусиды. Когда он улыбнулся, скорбные морщины на его круглом лице стали еще глубже. — Вот и мне не спится, поэтому я пришел составить вам компанию.

Остальные домочадцы, включая родителей Кусиды, избегали его, считая, что он виновен в убийстве, и не желая делить с ним позор. А Ёхэй обожал Кусиду с рождения, заботился о нем как любящий дядюшка. Он единственный бросал вызов общественному мнению и осмеливался время от времени навещать Кусиду.

— Держитесь? Что я могу для вас сделать? — спросил он.

На глаза Кусиды навернулись слезы.

— Как же так, Ёхэй? — с горечью проговорил он.

— Судьба частенько выкидывает странные штуки. Возможно, это наказание за грехи ваших предков.

После многочасовых раздумий Кусида не мог обвинить ни судьбу, ни предков в тех неприятностях, которые были порождены его собственными действиями, его прошлым. Спустя четверть века он увидел школу, где обучался искусству владения копьем. Услышал голос учителя. «Вся ваша энергия должна быть направлена на умение вести бой, — говорил классу сэнсэй Сайго. — Не растрачивайте силы в бессмысленном потакании своим прихотям. Во время еды остановитесь до того, как насытились, пусть голод обострит ваше восприятие окружающего. Воздерживайтесь от спиртного и легкомысленного времяпрепровождения, которые притупляют ум и ослабляют тело. А самое главное, не поддавайтесь плотским соблазнам. Ваше мужское достоинство — это копье. Именно в нем вы найдете истинное наслаждение».

Молодой Кусида страстно хотел стать великим бойцом на копьях, поэтому с готовностью следовал наставлениям Сайго. В двенадцать лет он нашел в кабинете отца книжку сюнга. На титульном листе была изображена обнаженная красотка, которая занималась любовью с самураем. Кусиду охватило темное, незнакомое дотоле возбуждение. Он непроизвольно сунул руку под кимоно и начал делать то, чему его никто не учил. Возбуждение выплеснулось ослепляющим наслаждением, за которым последовал мучительный стыд. Он потакал своим желаниям, забыв предостережения Сайго, пожертвовал дисциплиной ради удовольствия.

Когда он исповедался в неправильном поведении, сэнсэй в наказание заставил его делать дополнительные упражнения и медитировать. Сначала Кусида часто уступал соблазну, но в итоге преодолел дурную привычку. Он полностью погрузился в нагината-дзюцу, добился значительных результатов, но остался холостяком. Даже работая рядом с женщинами сёгуна, он мог месяцами не помышлять о них.

Потом в замке Эдо появилась госпожа Харумэ.

В тот день он был на дежурстве. Когда госпожа Шизуру представляла ее Кусиде, того словно громом поразило. Своим красивым лицом и роскошной фигурой она напоминала ту девушку с картинки сюнга, которая вызвала его первый пик наслаждения. Дремавшее желание вспыхнуло с новой силой, и эта страсть была обращена на госпожу Харумэ, которая ее разбудила.

Потеряв голову от вожделения, Кусида не почувствовал опасности. Он решил, что никакого вреда не будет, если просто смотреть на женщину. И начал подсматривать за Харумэ. Вскоре он забросил боевые искусства. Ночами занимался самоудовлетворением, мечтая о ней. Он осознал, как одинока жизнь, полностью посвященная бусидо. Для истинной полноты жизни рядом должна быть женщина, понял Кусидо.

Собрав всю смелость, он написал госпоже Харумэ о своих чувствах. Она начала избегать стражника, и тогда Кусида убедил себя, что госпожа Харумэ просто стесняется или боится. Он готов был положить к ее ногам свое сердце, не принадлежавшее еще ни одной женщине, и тело, не знавшее любовных утех. Разве могла она отвергнуть такой дар? И он решил рассказать ей о своей любви. Но госпожа Харумэ оттолкнула его. Ее слова все еще саднили в душе Кусиды, как глубокие царапины.

«Почему вы надоедаете мне? Когда я не ответила на ваши дурацкие письма, следовало понять, что я не желаю иметь с вами ничего общего. — Красивое лицо Харумэ передернулось от отвращения. — Видимо, вы так же глупы, как и уродливы. Вы хотите, чтобы я убежала с вами? Умерла в ваших объятиях, чтобы провести с вами вечность? — Харумэ рассмеялась. — Да вы недостойны даже дышать со мной одним воздухом! Идите прочь и оставьте меня в покое. Я больше не желаю вас видеть!»

Униженный и разъяренный, Кусида не только тряс Харумэ и пригрозил ее убить, как он сказал сёсакану-саме. Завернув ей руку за спину и зажав ладонью рот, когда она попыталась позвать на помощь, он затащил ее в пустовавшую комнату. Там он сорвал с нее кимоно и повалил на пол. Он действительно собирался убить ее, но сначала хотел овладеть ею.

Харумэ сопротивлялась. Она укусила его за руку, а когда он ослабил хватку, пнула ногой в промежность. Он согнулся пополам, не в силах вздохнуть от боли, а Харумэ засмеялась. Ее слова пронзили его сердце, как острый нож.

«У меня уже есть любовник, — сказала она. — Я навеки принадлежу ему. И скоро сделаю татуировку, которая станет символом моей любви к нему. На этом самом теле, которого ты так домогаешься». И ушла.

Кусиде понадобилось несколько мучительных дней, чтобы осознать произошедшее. Он нарушил дисциплину, потерял самоуважение, спокойствие жизни, посвященной бусидо, ради никчемной, пустой девицы, которая не разглядела его достоинств и собирается сделать себе татуировку, как последняя шлюха! Из любви родилась ненависть. Кусида винил Харумэ в своих несчастьях и думал о мести. Он проберется к ней в комнату, когда она будет спать, и проткнет ее копьем. Он задушит ее голыми руками, насладившись ее телом. Эти жестокие фантазии возбуждали его не меньше, чем прежние мечты о любви. Но разве мог он предвидеть, что ее смерть не утолит ни его страсти, ни злой ревности? Он не ожидал, что будет жестоко казнить себя за то, что обидел Харумэ. Он пытался выкрасть дневник, боясь, что она описала в нем инцидент с нападением, но никак не предполагал, что окажется в столь печальном положении.