— Этот Момчил был прежде отроком твоего отца,— продолжал вслух Сыбо.— Боярин ли поступил несправедливо, или отрок оказался непокорным, только Момчил затаил на него злобу. А потом бежал в леса и стал хуса-ром. Теперь он решил выместить твоему отцу на тебе. Но, бог даст, боярин Драгшан прогнал его и едет к нам с добрыми вестями.

— Разве у меня только и защита, что боярин Драгшан? На что же другие бояре? На что отцовские слуги? — гордо промолвила девушка. — Да хоть и одна останусь, живой не дамся в руки разбойнику.

Видя ее вновь такой гордой и смелой, Сыбо опять испугался, и прежнее дурное предчувствие овладело им. «Как мне подвести ее 'К воротам?»— подумал он и, словно забыв обо всем, сильно потянул ее за накидку. Конский топот раздавался теперь совсем близко. Слышалось даже позвякиванье шпор и мечей.

Девушка выдернула свою накидку у него из рук.

— Что ты меня тянешь, медвежатник?.. — недоверчиво спросила она. и в глазах у нее мелькнуло подозрение. — Ты меня обманываешь! — воскликнула она, протянув руки вперед.

И, мгновенно вслушавшись в топот коней, повернулась к постоялому двору, чтобы позвать на помощь.

Но Сыбо не дал ей времени.

«Закричит, сбегутся бояре, нас окружат воины и слуги. Сейчас или никогда!» — вихрем пронеслось у него в голове. В то же мгновенье в воротах мелькнула конская тень.

«Ну же, черт меня дери!» — подстегнул он сам себя. Прежде чем Елена успела крикнуть, он ловко накинул ей на голову свой пестрый плащ, поднял ее, крепко схватки за талию, и понес к воротам.

— Побратим! Райко! —тихо воскликнул он, чувствуя, что не в силах дотащить свою ношу до цели.

Девушка издавала под плащом приглушенные крики и била его по лицу свободной рукой. Но ему казалось, что со стороны горницы все стихло, а по дороге бежит целая толпа.

Когда его оставляли уже последние силы, он почувствовал, как две сильные руки сняли с него груз, и услыхал голос Момчила, шепчущий на ухо:

— Скорей, Сыбо, скорей! Прыгай на коня позади Райка!

Тут только он поднял голову и увидел за лохматой конской гривой лицо Момчила. У него пропал всякий страх.

— Наша взяла, Момчил! — вырвалось у него.

Но в тот же миг Елена, сорвав плащ со своей головы, закричала:

— Помогите! Помогите! Момчил...

Однако договорить ей не удалось, так как Момчил быстро опять закутал ей голову.

— В ров! За мной! —скомандовал он.

И погнал коня вскачь.

Конь Райка полетел вслед за Момчилом; Сыбо еле успел вскочить на круп и обхватить товарища.

— Гони! — крикнул он, ясно услыхав шум и голоса во дворе.

А где-то дальше раздались испуганные (крики, заржали лошади.

«Это наши ударили на татар, помешать погоне», — подумал Сыбо. И он, со смешанным чувством страха и радости, вонзил коню шпоры в бока.

Конь Райка быстро догнал Момчилова коня, и оба одновременно спрыгнули в ров. Всадники потонули во мраке.

Но в тот же миг сзади что-то просвистело, и в левую лопатку Сыбо вонзилась стрела. Горячая кровь хлынула ему за пазуху. У него потемнело в глазах, он чуть на свалился на землю.

— Я ранен! — крикнул он Райку из последних сил.

Он смутно слышал, как Райко что-то крикнул Мом-чилу, потом почувствовал чье-то теплое влажное дыхание; чья-то рука крепко обвязала его веревкой со всех сторон.

Перед тем как он совсем потерял сознание, ему представилось, будто на него, гордо сверкая глазами, глядит Елена, и в ушах его снова прозвучали ее слова: «Хоть одна останусь, живой не дамся в руки разбойнику».

«Она это сделает, — подумал Сыбо. — Надо предупредить Момчила».

Он через силу открыл глаза.

Но успел только заметить, что привязан к Райку и что кони бешено скачут в густом черном лесу. И прямо впереди, над деревьями, словно три лампады, мерцают три звезды Сохи.

10. СМЕРТЬ СЫБО

Первое, что почувствовал Сыбо, очнувшись, это то, что он спал глубоким тяжелым сном и не выполнил в срок какого-то важного дела. Но сколько он ни старался сообразить, какое это дело, ничего не мог припомнить: то в голове опять начинался какой-то морок, то мысль растягивалась, растекалась, ускользала, и ему казалось, чти кто-то расстилает перед ним холстину для беления, медленно, долго, бесконечно,— холстина протянулась по зеленому лугу узкой белой дорожкой, которой нет конца-краю. Мало-помалу он совсем пришел в себя и осмотрелся.

Он лежал на правом боку, на куче листьев, под чем-то темным и низко нависшим; сначала он подумал, что это потолок хижины, но, всмотревшись пристальней, увидел, что это просто сплетшиеся у него над головой ветви старого дуба. Перед ним была большая поляна; на ней — какие-то темные предметы вроде бревен; а на другом конце, у него за спиной, раздавались голоса и что-то похожее на глухие, прерывистые стоны. Ему захотелось посмотреть, откуда это; он попробовал повернуться. Грудь его пронзила острая боль, так что он чуть не закричал. Только тут он вспомнил о стреле, ранившей его в лопату, и о бешеной скачке по лесу. «Я ранен, и дело мое дрянь, — подумал он. — Но где Момчнл И! Райко? Г;:е Елена?» Ему захотелось, чтобы возле него был кто-нибудь, захотелось услыхать живое слово, водицы испить; его мучила жажда. И в то же время в голове у него мелькнула страшная мысль: не попал ли он в плен к татарам, которые пустились за ними в погоню?

Он стал прислушиваться к голосам, стараясь уловить чье-нибудь имя, какое-нибудь слово; но у него шумело в ушах, и он ничего не мог разобрать. Тогда он опять окинул взглядом поляну и всмотрелся пристальней в темные предметы. Теперь ему показалось, что стоны, которые он слышал раньше, идут оттуда, спереди от него, а не сзади. И в то же мгновенье один из этих предметов пошевелился; человеческая рука поднялась к небу со сжатым кулаком и тотчас опять упала на землю. «Тут сеча была, — подумал Сыбо. — Это трупы, а не бревна. Кто ж это с жизнью расстался?» Им овладела жалость, у него защемило сердце.

«Хорошо, коли праведная душа: пройдет по мосту и прямо в рай, ко Христу, — продолжал он думать, забыв и жажду и боль. — Да где же праведная, коли хусар-ская! Так вот и я — умру, буду в огненной реке гореть. Не пришлось мне грехи свои искупить».

Им опять овладело беспамятство, и усеянная трупами поляна, вместе с окружающим лесом, провалилась куда-то в бездну, а ему стало казаться, что он, опять здоровехонек, идет, как давно решил, к отцу Григорию в Па-рорию. Шагает по лесной тропинке, узкой-преузкой, обросшей желтым лисохвостом и папоротником. Старается идти быстро, но что-то все мешает: то ветви по глазам хлещут, то онучи разматываются, и приходится останавливаться, поправлять; а больше всего левое плечо — тя-нет-тянет, того и гляди оторвется. Вот тропинка становится шире, лес редеет, и впереди полянка. Но какая! Маленькая, круглая, покрытая высокой травой; а кругом трава низкая, скошенная, — укос еще лежит, сено не убрано. «Уж не самодивское ²⁷ ли это игрище, что в горах над Заногой возле Жабьей башни? — с удивлением думает Сыбо. — Как же вокруг-то косили? Ведь самодивы могли напасть!» Он останавливается в нерешите.пьности: шагать ли напрямик, прямо по траве, или обойти полянку? Страшно, да надо торопиться. Пока он стоит и раздумывает, вдруг кто-то тихонько зовет его: «Сыбо, Сыбо! Уходи отсюда!» Голос женский, похож на Евфросинии, но никого не видно. «Перекрестись и уходи!» — слышится опять. Вдруг по самой середине полянки, прямо из травы, показалась маленькая покосившаяся церковка с ветхим крестом на куполе и такой низкой и узкой дверью, что надо согнуться вдвое, чтобы войти. Сыбо подходит, снимает шапку, крестится. «Где ж это видано, чтоб посреди самодивского игрища церковь стояла?» Не успел к двери подойти, а она отворяется, и выходит оттуда Ев-фросина в монашеском одеянии, а за ней отец Григорий — такой, каким Сыбо в пещере его видел. Евфро-сина глядит на Сыбо, не удивляясь, что он тоже тут, поднимает руку и на часовню ему показывает. Взгляд у нее строгий, укоризненный. Сыбо просунул голову внутрь: на него пахнуло запахом сырости, ладана и горящих свечей. Свечи горят всюду: на истоптанном полу, вдоль стен, возле маленького иконостаса. Перед ним — покойник с прикрытым холстиной лицом. «Кто это?» —-спрашивает Сыбо; мертвец, свечи, молчанье Евфросины и отца Григория внушают ему ужас. Но вот Евфросина наклоняется к нему и тихо-тихо шепчет: «Зачем совершили вы с Момчилом этот грех? Сперва меня погубили, а теперь и ее!» И Сыбо сразу становится ясно, что покойник — Елена. «Она умерла?» — спрашивает он. Евфросина прикладывает палец к губам, взглядывает украдкой на старца и совсем тихо отвечает: «Она сама на себя руки наложила!» —«Ах, об этом я не догадался!» — еще не придя в себя, говорит Сыбо... Тут Евфросина, отец Григорий и церковка растаяли в каком-то сиянии, и он проснулся. Рослый человек, наклонившись над ним, смотрел на него заплаканными глазами.