— Ну, если интересно... — лениво ответил Таров, отставляя ящик с карточками.

— Не поездка, а приключенческий роман!

То, что услышал Таров, действительно было похоже на плохой детектив.

Сначала все шло нормально, их хорошо принимали. Каша заварилась в Нью-Йорке, куда они приехали шестого апреля двадцать второго года. Вместе с атаманом были его супруга, денщик Прокопий и капитан Корецкий. Едва ступили на перрон Пенсильванского вокзала, к ним подошли полицейские и судебный чиновник. Потребовали документы. Семенов назвался: главнокомандующий всеми вооруженными силами российской восточной окраины, атаман казачьих войск, генерал-лейтенант и прочее. Судейский чиновник показал ордер на арест. Атамана посадили в полицейскую машину и увезли в тюрьму. Корецкий и Прокопий сняли номера в гостинице, оставили мадам и поехали искать хозяина. Нашли. Семенов рассказал, что ему предъявили иск в пятьсот тысяч долларов от Юроветской компании внутренней и внешней торговли. Белые войска в девятнадцатом году разграбили на Дальнем Востоке шерстяные вещи и другое имущество, принадлежащее компании. Атаман договорился, чтобы его выпустили под залог. Нужно было до десяти часов вечера выложить двадцать пять тысяч долларов. Семенов дал адреса, где, по его предположениям, могли дать деньги. Корецкий и жена атамана объехали все адреса, но всюду им отказывали из «патриотических соображений». Семенов был взбешен и предложил в качестве временной гарантии «фамильное» ожерелье жены, состоящее из четырехсот тридцати двух жемчужин. Администрация тюрьмы приняла ожерелье и освободила атамана с условием — внести залог до шестнадцати часов следующего дня. Деньги к сроку не внесли, и Семенова снова отвезли в камеру.

Поднялся невероятный шум. Падкие на сенсацию американские газеты бурно смаковали это скандальное дело. Они писали о зверствах белой армии, не упуская случая подчеркнуть, что белогвардейцы действовали в полном согласии с японцами.

Расследование было поручено сенатской комиссии под председательством сенатора Бара. Свидетелями выступали генерал Грэвс, полковник Морроу и другие офицеры, командовавшие американскими войсками на Дальнем Востоке и в Сибири. Газетный шум был наруку тем кругам, которые осуждали интервенцию. Не известно, чем кончилась бы эта история, если бы не вмешались японские покровители Семенова. Атаман связался с генеральным консулом и сообщил ему суть дела. Японцы боялись, что расследование может разоблачить их зверства на русской земле. Очевидно, американцы тоже опасались за свои неблаговидные действия на Дальнем Востоке и не хотели портить из-за этого дела отношения с японцами.

— Словом, — сказал Корецкий, — Верховный суд постановил: освободить атамана, так как совершенные им преступления не подлежат американской юрисдикции. Семенов действовал за пределами США, говорилось в решении суда, и в качестве представителя фактического правительства.

— А зачем все-таки ездил туда Григорий Михайлович? — спросил Таров, выслушав любопытный рассказ Корецкого.

— Зачем? На это нелегко ответить. В своем первом публичном выступлении атаман говорил, что приехал в США, чтобы организовать поддержку русскими эмигрантами в Америке его усилий по «мирному превращению Сибири в автономное государство». Эмигрантов там было около двух миллионов.

«Настало время для действий, — заявил он. — Необходима лишь небольшая помощь, чтобы Сибирь сбросила большевиков». Дня через три говорил уже другое: путешествие, мол, не носит политического характера, приехал в США, чтобы поправить слабое здоровье жены... Газеты делали всякие выводы. Помню, «Чикаго Ньюс» писала, что Семенов надеялся получить американский заем на финансирование новой «революции» в Сибири. «Нью-Йорк таймс» добавляла: атаман на обратном пути заедет в Париж, где примет участие в подготовке похода на Россию, который возглавит великий князь Николай Николаевич... Ну, что скажешь, Ермак? Правда ведь, забавная история?

— Весьма, — согласился Таров. — Поэтому и зол атаман?

— Будешь зол! Слушай, кончай свою канцелярию — горло пересохнет. — Ермак Дионисович отказался от приглашения: на вечер была назначена встреча с доктором Казариновым.

В просторном кабинете Семенова, обставленном разностильной мебелью, собрались генералы Бакшеев, Власьевский, Зубковский — ему генеральское звание было присвоено недавно — и штабные офицеры. Шторы плотно закрыты: дул жаркий гобийский ветер, и из окон тянуло, как из печи. Генералы и офицеры, одетые по форме, в суконные мундиры и френчи, были мокрыми от пота, словно загнанные лошади.

— Господа! Я пригласил вас для того, чтобы посоветоваться, — сказал Семенов. Он оперся руками о край стола и наклонился вперед. — Я ставлю перед вами только один вопрос: как считаете, что нам делать — смириться с нашим положением и до своего смертного часа томиться на чужбине, или действовать и возвратиться в Россию освободителями милой нашим сердцам отчизны?

Слова атамана пробудили надежды на возвращение в родные края, вызвали радостные улыбки на лицах. Офицеры зашевелились, заскрипели стулья и пружины диванов.

— Господа, наши коллеги в Париже организовали Российский общевоинский союз, сокращенно РОВС, главная задача которого — консолидация военных кадров в зарубежье, подготовка к скорым сражениям. Опыты посылки эмиссаров в Россию показали, что внутри страны сохранились здоровые силы, готовые принять участие в свержении большевистской диктатуры. Но русские патриоты нуждаются в руководстве и помощи...

Закончив двухчасовую речь, Семенов тяжело опустился в кресло, достал из кармана платок, стал вытирать лоб и шею.

— Ваше превосходительство, можем ли рассчитывать на помощь западных друзей? — спросил есаул Косых, отличившийся в боях под Оловянной и Даурией, где он командовал полком. Таров хорошо знал этого преданного атаману туповатого службиста.

— Народ наш говорит: на бога надейся, а сам не плошай, — сказал Семенов, уклоняясь от прямого ответа.

Первым выступил Бакшеев. Он, как всегда, во всем горячо поддержал Семенова и внес предложение создать союз казаков.

— Такой союз сплотит всех казаков, которых судьба безжалостно раскидала по белому свету. Казаки должны помнить великую освободительную миссию, возложенную на них богом и отечеством, не забывать казачьи традиции, дарованные им сословные привилегии и свои воинские обязанности. Без этого мы не сможем построить новую Россию!

Семенов рассеянно слушал выступающих. Он хорошо понимал тревогу есаула и других офицеров, сделал все, чтобы добиться такой помощи, но усилия его оказались напрасными. Но как сказать им, что он делал все, умолял американцев и французов о помощи, стращал большевиками и грозился, что вынужден будет обратиться с просьбой к японцам, унижался. И все — зря... Теперь пришло твердое решение: «Да, надо и в самом деле снова просить японцев. Они не раз обещали помощь». Когда он жил в Нагасаки, его неожиданно вызвали в Токио для переговоров с генеральным прокурором Токийского суда. На вокзале Семенова встретил, мило улыбаясь и кланяясь, генерал Яманеи и сразу же отвез на квартиру к барону Танаке. Несмотря на свои шестьдесят лет, барон держался молодцевато. На его генеральском мундире сверкало множество орденов, медалей и знаков отличия. Семенова Танака принял тепло, с японским гостеприимством. Когда уселись за богато сервированный стол, барон заговорил о деле.

Танака сообщил, что ему, как лидеру партии «Сэйюкай», император намерен поручить формирование правительства. Но оппозиционная партия «Минсейто» обвиняет Танаку в том, что он, будучи военным министром, израсходовал не по назначению двадцать миллионов иен, ассигнованных японским императорским правительством на оказание помощи белой армии. Танака обратился к Семенову с просьбой: на допросе у прокурора подтвердить, что деньги израсходованы на нужды русской армии. Барон заверил: когда он станет премьер-министром, будет активно поддерживать вооруженную борьбу белогвардейцев против Советского Союза. Семенов крепко запомнил слова барона: «Мое правительство не пожалеет сил и средств для того, чтобы отторгнуть от Советской России территорию до Байкала, а если удастся — до Урала. Приморье и Северный Сахалин мы присоединим к Японии, а на остальной части создадим буферное государство. Пост премьера обещаю вам, атаман». Обещание барона полностью отвечало честолюбивым планам Семенова. Он готов был всю Россию отдать чужестранцам, остаться на маленьком клочке земли — лишь бы стать главою хоть крохотного «государства», отомстить большевикам, вышвырнувшим его из родного Забайкалья.