– И не думай даже, Сью, – предупредила Бесс. – Мальчик занят.

Девушка в парике надулась и ушла.

– Так что за кузен? – напомнила Сильвия, отхлебывая из кружки.

– Таннер Бринк, – ответила Бесс. – Мы все здесь – одна семья. Даже Дав.

Цыган сидел в задней комнате, тихонько потягивая выпивку с явным намерением упиться до бессознательного состояния. Дав пинком вышиб табуретку, на которой лежали обутые в сапоги ноги цыгана, схватил негодяя за шиворот и опустил сосульку, прихваченную с улицы, ему за ворот.

Таннер Бринк подпрыгнул на своей скамье, открыл оба глаза, закрыл их снова и засмеялся, но, впрочем, предложенную Давом кружку принял и сразу отхлебнул добрый глоток.

– Так ты водил ее в печатню? – заговорил цыган. – Хо-хо! А и храбрый же ты парень, мистер Давенби.

Дав зацепил ногой стул, подтянул к себе и уселся.

– Я решил, что лучше уж я сам покажу ей то, что нужно, чем дожидаться, пока ты не откроешь ей все.

Зубы Таннера сверкнули в улыбке.

– Так вы думаете, что я предал вас, потому как отвез ее к Сент-Джонсу?

– Предал или нет, не знаю, но как информатор, сэр, вы совершенно бесполезны. Ты собирался везти ее туда, негодяй?

Цыган только плечами передернул.

– А отчего бы и нет? Там нет ничего такого, если не знать наверное, где искать. Герцог – ваш враг, но он отнюдь не ханжа. Что вы хотите узнать сегодня?

– На кого ты работаешь на самом деле.

Таннер Бринк приоткрыл один глаз, и минутное его колебание сказало Даву все, что он желал знать.

– Я работаю только на себя, да еще на вас, когда в настроении.

Дав отпил изрядный глоток эля, закусил хлебом с говядиной.

– Вот как раз твоя работа «на себя» меня и беспокоит и беспокоила всякий раз, когда ты врывался в мою жизнь или так же неожиданно исчезал.

Цыган усмехнулся.

– Твоя проблема, мальчик мой, в том, что ты веришь, будто все сделанное нами имеет какое-то значение. А оно не имеет значения. Наши судьбы предопределены задолго до нашего рождения.

– Твоя судьба, может, и предопределена, а моя нет.

– Позволь взглянуть на твою ладонь, и я скажу тебе. Шесть пенсов за твое будущее.

– Мое будущее стоит подороже шестипенсовика, мистер Бринк. Я ценю свое будущее не ниже, чем герцог Ившир свое.

– Так, значит, вы все же не знаете точно, на кого я работаю, так?

Дав засмеялся, осушил свою кружку и заказал новую для цыгана.

– Да нет, я знаю точно. Черт меня, видно, попутал, что я решил связаться с цыганом!

– Ну зачем же так? Ведь мы с вами придерживаемся одинаковых убеждений, – заметил Таннер.

– Насчет свободы – возможно. – Дав поднялся на ноги. Он намеревался еще кое-кого повидать здесь сегодня. – Но не верю в то, что нашу жизнь определяют звезды или линии наладони.

– Рок есть рок, от него не уйдешь, – Таннер Бринк. – Спроси хоть Бесс, которая может рассказать тебе твою судьбу. – Он подмигнул. – А вот будущее можно и украсть, равно как и заплатить за него.

– Бесс я люблю, но в гадание ее ни вот настолечко не верю. Наше будущее принадлежит нам, и наша обязанность вырвать его у рока и придать ему желаемую форму.

– Ни один настоящий цыган никогда бы не сказал такого.

– Тогда, может, расскажете мне свое будущее, мистер Бринк? – спросил Дав. – Наверняка в конце жизни вас поджидает виселица?

Цыган закинул ноги на табуретку.

– Звезды сулят мне одни неприятности и беспокойства, ну и еще долгую жизнь, чтобы я успел ими в полной мере насладиться.

Дав вел Сильвию обратно, в свой городской дом. От эля и дыма у нее гудело в голове. Ленивое, сладостное удовлетворение царило в ее душе. Шагая рядом с Давом, она старалась гнать от себя мысли о том, что сказала ей Бесс.

«Просто иди вслед за мной вверх по лестнице, сбрось свой парик и камзол и не проходи мимо двери моей спальни».

Он прав. В сущности, теперь совершенно невозможно поступить иначе.

Дав встал на колени перед каминной решеткой и принялся разводить огонь. Сильвия прислонилась к закрытой двери спальни и сбросила туфли. Постель ждала их – расстеленная, теплая, манящая.

Он поднял сиявшее улыбкой лицо.

– По-моему, мистер Уайт, вы пьяны.

Она стянула жилет, развязала галстук, а сердце билось сильно-сильно.

««Его невестой станет девственница, охотница... незапятнанная белорукая и белоногая леди Луны». Ах, ну ладно, ладно! Это не я. Не Сильвия Джорджиана, продавшая себя давным-давно и бывшая, честно говоря, ничуть не лучше Нэнси, или Сью, или Бесс, или же любых других женщин, вынужденных зарабатывать себе на пропитание тем ли, иным ли способом, но обязательно прибегая к обману. «Но когда он отдаст свое сердце, рок настигнет его». И это тоже не я – так что судьба его вовсе не в моих руках».

Заливаясь румянцем как заря, Сильвия срывала с себя одежду.

Он сидел на коленях и не сводил с нее глаз.

– И еще как пьян, – подтвердила она. – Иначе я не стояла бы сейчас перед тобой, прикрытая только волосами.

– А я, – он встал, – становлюсь совершенно пьяным от одного взгляда на тебя.

Дав пошел к ней, сбрасывая с себя одежду. И предстал обнаженный, великолепный и возбужденный – не менее чем она сама.

«Мы будем плясать. Мы утонем вместе в исступлении страсти. Вы пойдете плясать со мной, мадам? Пойдете со мной тонуть?» – говорили его глаза.

Он протянул ей руку. Сильвия пошла прямо в его объятия.

«Даже если это в последний раз, я пойду плясать, любимый. Я пойду тонуть».

Жиденькое зимнее солнце лилось сквозь окно. От такого вероломного обещания весны волосы ее сразу вспыхнули позолотой. На улицах Лондона вовсю разносился звон колоколов. Воскресенье.

Веки ее, тяжелые от блаженства, не поднимались. Губы, теплые и прекрасные, так и манили. Желание колыхнулось в нем. Под одеялом ее длинные ноги и стройные бедра казались холмами и долинами, отчего загорелся в паху пыл возбуждения – снова.

Но пора переходить к делам дня. Дав поднялся и, облачившись в длинный шлафрок, стоял теперь, глядя на нее сверху вниз со сжимающимся сердцем, с пылающим от страсти телом, протягивая дымящуюся чашку.

Ноздри ее дрогнули. Сильвия открыла сонные глаза и улыбнулась.

– А! – протянула она. – Кофе.

– И второй завтрак. – Он откинул салфетку с тарелки, и взору ее предстали теплые сладкие булочки с изюмом.

– А вдруг я крошек в постель насыплю?

– В мою постель уже попало столько сладкого – мед чуть с балдахина не капает. Так что уж крошки!

– Но что мы будем делать сейчас?

– Сию минуту? Будем есть. Пить. Заниматься любовью.

– А потом? – Синие глаза смотрели так, будто желали заглянуть ему в душу. – Что делать с тем, что теперь лежит между нами? Если мы будем открыто жить как любовники, твои домочадцы очень быстро обнаружат, что у тебя в течение некоторого времени служил престранный секретарь.

– Стань Сильвией. А Джордж пусть исчезнет, уедет обратно во Францию. Или, если хочешь, продолжай оставаться ими обоими. Я вовсе не против, если Сильвия сделается частью моей жизни.

– В твоей постели по крайней мере?

– Разве ты сама не желаешь того же? Она принялась облизывать пальцы.

– Трудно отрицать.

Он отошел на несколько шагов, боясь, что еще чуть-чуть, и он вновь бросится в ее медовые объятия. Обманчивое обещание весны.

– Прежде всего, – он поглядел в окно, – я должен спросить у тебя кое-что, хотя и надеялся, что ты, не дожидаясь вопросов, скажешь мне сама.

– Спросить? О чем?

Он вновь повернулся к ней и внимательно следил, как она отреагирует на его вопрос.

– Как давно ты работаешь на Ившира?

Удар оказался такой силы, что она едва не упала в обморок. Кофе пролился, замочив подушку.

– На Ившира? Что ты хочешь сказать?

– Сильвия, я не дурак. Я способен забыть все из-за твоих глаз. И я забывал все из-за твоего тела. Но неужели ты все еще рассчитываешь, что я поверю твоему случайному появлению в моем доме? Что любви со мной ты предавалась, повинуясь только желанию?