Она передернула плечами.

– Ну и пусть себе все думают, что я и есть школяр.

– Я не стал бы нанимать школяра себе в секретари. Она раскинула руки и сделала несколько танцевальных па, обогнав его.

– Тогда натравите меня, как бульдога, на певцов из Неаполя – рычать я умею.

И, вся окутанная тусклым, мигающим светом фонаря, она отвесила замысловатый поклон, вложив в свое движение столько убийственной точности, сколько сумела найти в себе.

Дав остановился и сложил руки на груди. От широкой улыбки на обеих щеках его залегли глубокие складки.

– Так ты ничего не забыла?

– Если вы в будущем воздержитесь от столкновений с рассвирепевшими герцогами, то, полагаю, я буду выглядеть совсем неплохо, – ответила она.

Туман окутывал их как вата, весь пронизанный желтым светом масляных фонарей. Его взгляд медленно скользил по ее телу. То, что они чувствовали в присутствии друг друга, колебалось и претерпевало изменения, как если бы снежинки, плясавшие в воздухе, превращались вдруг в бриллианты.

– Право, мадам, несмотря на ваш мучительный для меня маскарад, вы и сейчас выглядите неплохо.

Сильвия резко отвернулась. Безумная радость коршуном взмыла в ее душе. Ах, ну до чего же он великолепен! Даже если окажется, что он порочен до мозга костей, все равно великолепен! Она взбежала по ступеням крыльца его дома и прислонилась к косяку.

– Так вы ничему больше не можете научить меня, сэр?

Дав приблизился настолько, что почти прижал ее к двери. Он снял с нее шляпу. Ее дыхание, сладостное от привкуса смеха и вина, застывало облачком возле губ.

– Мне есть чему научить Джорджа, – произнес он. – Но я предпочел бы стать наставником Сильвии.

Напряжение нарастало. Ее переполняли воспоминания – о другой темной ночи, о лабиринте и каменной Афродите. Наслаждение, безжалостно оттягивая жар от ее рук и ног, стекалось в жаркое озеро желания внизу живота.

– Быть может, вы ничему не можете научить Сильвию, – ответила она.

– Что за важность, – услышала она в ответ. – Я готов пойти на такой риск. Я даже готов согласиться, что Сильвия может чему-то научить меня.

Она вцепилась в дверные косяки позади нее, противясь желанию.

Яркий, горько-сладкий соблазн немедленно предаться любви с мужчиной, которого она пообещала предать его злейшему врагу, опалял ее.

От нахлынувшего желания у нее вспыхнули щеки. Ее женская природа брала свое. Она смягчалась и томилась по нему, о чем ясно говорили ее прекрасные умные глаза.

И все же она отвернулась.

– Я овдовела, – тихо отозвалась она. – Потом работала гувернанткой. Вы баловень лондонского общества, любовник прекрасной леди Грэнхем. Как я могу научить вас чему-либо?

Запахи влажной шерсти и чистого белья достигли его ноздрей. А за ними слабо угадывался влекущий аромат ее кожи.

– Возможно, мы могли бы научиться бесконечным восторгам друг у друга?

Она подняла на него глаза, в которых сквозила невеселая насмешка над собой.

– А как же леди Грэнхем? Ведь вы любили ее? Он ответил просто и правдиво:

– Я думал, что люблю. Но, вероятно, страсть, связывавшая нас, уже умерла и переродилась в дружбу. Иначе почему Мег решила закончить наш роман так публично, так безусловно, не оставив ни малейшего шанса для возвращения назад, как только у нее появился предлог? Женщины мудрее мужчин в таких делах.

Она вздохнула. Губы ее казались винно-красными в тусклом свете. Скрытая галстуком и высоким воротником шея ее словно ожидала поцелуев. Он сгорал от сильного возбуждения и желания.

– А теперь вы думаете, что желаете меня? – спросила она.

– Мы оба желаем друг друга. Какой смысл отрицать очевидное? Твой маскарад – какое-то безумие.

– Но это мое собственное безумие, – уточнила она.

– Если ты ляжешь в мою постель, то твой поступок тоже будет безумием.

Она покачала головой.

Он постарался, чтобы голос его дразнил, сулил безграничные наслаждения мягко, настойчиво.

– Просто поднимайся вслед за мной по лестнице, сбрось свой парик и камзол и не проходи мимо двери моей спальни.

Казалось, безрассудство охватило ее.

Предвкушение сладостным током побежало по его телу, отчего тяжело налились ладони и жарко запульсировало в паху.

– Я не могу так рисковать, – прошептала она.

– Какой тут риск? Секретарь не может быть полноправным партнером, а любовница всегда полноправна.

Он коснулся губами уголка ее рта очень нежно, чтобы она почувствовала, насколько он владеет собой, хотя язык его казался напитанным медом. Губы ее затрепетали, но она не ответила на его поцелуй. Хотя разгоряченная желанием кровь все еще заставляла ее кожу сиять, хотя трепет желания еще пронизывал губы, глаза уже выражали презрение. «Как, черт возьми, на уме может быть желание и презрение одновременно?»

– Боже! Дальше вы скажете, что еще ни разу не прискучили любовнице.

– А почему так важно, что я скажу дальше?

– В Грэнхем-Холле, когда я так неловко помешала вам, мне стало совершенно очевидно, что леди Грэнхем пригласила вас вновь в свою постель. И вы, вне всяких сомнений, приняли бы приглашение, если бы мое внезапное появление не сорвало вам все и на сей раз. А теперь вы просто обратили свои взоры на ближайшую женщину, которая могла бы согреть вашу постель.

– Полная чепуха, и ты прекрасно это знаешь!

– Как бы то ни было, в мои намерения не входит делать вам такое одолжение.

– Потому что ты считаешь, что я не способен любить тебя так, как ты того заслуживаешь?

– Как я того заслуживаю? И как? Может, вы и любили леди Грэнхем. Мне неизвестно. Но если и любили; то легко же вы расстаетесь со своими привязанностями!

«Простираю к Тебе руки мои; душа моя – к Тебе, как жаждущая земля».

Звеня ключом, Дав стал отпирать дверь.

– Вы вольны думать что хотите, мадам. Но прошу вас поверить только одному: я никогда не спал с леди Шарлоттой Рэмпол и никогда не стремился к такому счастью. И уж во всяком случае, я не разбивал ей сердце. Все самое интимное произошло на твоих глазах, тогда на обледенелой террасе, при луне. Ей-богу, Сильвия, с той самой минуты, как я увидел тебя, ты стала единственной женщиной, которую я желал.

Она вдруг поняла, что он говорит правду, от первого до последнего слова. Слова «единственной женщиной, которую я желал» ее потрясли.

Казалось, она отчаянно пытается скрыть свою уязвимость, которая, как она думала, способна погубить ее.

Дверь отворилась, и, оставив ее стоящей в дверях, Дав пошел прочь, сердито стуча подошвами по ступеням.

«Просто поднимайся вслед за мной по лестнице, сбрось свой парик и камзол и не проходи мимо двери моей спальни».

Но он знал, что она не придет. Несмотря на то что желание сжигает ее, она не придет.

Дав сорвал с себя парик и принялся метаться взад-вперед по своей темной спальне, как по клетке. Огромная постель ждала его.

Проклятие! Женщина, возможно, проникла в его дом с намерением погубить его?

«Никогда еще не ложился я в постель с врагом».

Он безжалостно подавил в себе желание и заставил себя думать.

Итак, она была и раньше знакома с Ивширом. Возможно, все произошло именно так, как она рассказывала, и они с герцогом действительно впервые встретились после памятного санного забега. Но вот зачем герцогу заговаривать с совершенно неизвестным ему мальчишкой? Неужели только ради того, чтобы посоветовать не связываться с известным повесой? Еще того хуже: городская резиденция Ившира – великолепный особняк, окруженный парком, – расположена рядом с домом номер восемнадцать. Или это – совпадение, или никакого совпадения здесь и в помине нет.

Все представлялось фантастичным, невозможным, но если его предположения верны, то Сильвия – участница заговора, который составился достаточно давно. Ее прибытие в Англию, встреча с леди Шарлоттой и последовавшее пари, по условиям которого необходимо похитить галстук совершенно незнакомого человека, как и та анонимная записка, адресованная Мег, – все цепи отнюдь не случайностей. Все спланировано с самого начала.