– Разлука была очень долгой, Митч – Разрываемая чувством вины, она беззвучно застонала – Все изменилось Мы изменились.

– Ты хочешь сказать, что тебе нужно немного времени, чтобы привыкнуть к моему возвращению? – Он взял ее руку в свои и, пытаясь согреть ледяные пальцы, наблюдал за выражением лица.

Сердце у Эланны молотом стучало в груди, хотя она изо всех сил старалась обуздать нахлынувшие эмоции. Чувственные воспоминания, вызванные прикосновением Митча, боролись с мыслями о Джонасе. И о той будущей жизни, которую они вместе строили.

– Боже, – вырвалось у нее, когда взгляд остановился на антикварных часах, висевших на стене. Долгие месяцы она искала такие часы И вот они здесь Где же Джонас ухитрился найти их? – Посмотри на часы. Ты, должно быть, уже валишься с ног.

У Митча судорожно напряглись пальцы – так ему хотелось удержать свою пленницу.

– Не настолько, чтобы не обсудить, что заставляет тебя так чертовски нервничать – На него вдруг накатила неожиданная слабость. Ужасно неприятная. Такое ощущение, что сейчас он извергнет весь ужин, съеденный в самолете Превозмогая дурноту, он на мгновение прикрыл глаза – Вероятно, я слишком многое считал бесспорным, – с расстановкой заговорил он, борясь со слабостью – Ты правильно напомнила мне, что мы оба изменились Скажи честно, не значит ли это, что у тебя больше нет ко мне никаких чувств? Это так, Элли?

ОН ОТКРЫЛ ТЕБЕ ДВЕРИ, назойливо вторгся внутренний голос ВОЙДИ В НИХ.

– Ox, Митч... – Эланна порывисто вздохнула и протянула свободную руку. Другую он до боли прижимал к своей груди. Пальцы коснулись грубой щетины у него на лице, и кожа ее словно бы ощутила легкое покалывание, как тогда, когда он, весь обросший, возвращался после многодневных, смертельно опасных журналистских скитаний. – Конечно, у меня еще сохранились к тебе чувства. Как их может не быть?

Вина, которую она испытывала раньше, была пустяком по сравнению с тем, как сжалось сердце, когда она увидела улыбку облегчения – лукавую, по-мальчишески открытую.

– По-моему, я чрезмерно увлекся анализом. – Наклонив голову, он прижался губами к ее щеке. – На случай, если я заразный, ограничусь целомудренным поцелуем, – пояснил он, заметив ее удивление. – Было бы обидно, если бы я выздоровел, а ты слегла бы мне на смену.

– Да уж, совсем не вовремя, – согласилась она, вспомнив о работе, которая накопилась на ее столе в офисе.

– Это ты мне говоришь? Я просто убит тем, что проклятый вирус помешал нам по-настоящему насладиться встречей. – Он многозначительно подмигнул ей. – Хотя не скрою: мысль продержать тебя пару дней в постели очень привлекательна. Тем ярче будет праздник, который я хочу устроить, как только встану на ноги.

Ободренный тем, что за время его отсутствия чувства жены не изменились, что она все еще любит его, он взял с кровати желтые полотенца и, насвистывая, вышел в холл, направляясь в ванную.

Ощущая себя выжатой как лимон, Эланна рухнула на узкую кровать и, закрыв лицо руками, тихо заплакала.

Хотя Эланна и понимала, что ведет себя как последняя трусиха, проснувшись поутру и убедившись, что Митч еще спит, она испытала огромное облегчение. Быстро проглотив чашку кофе и сухой завтрак, насыщенный протеином и отрубями, она написала Митчу бодрую записку, присовокупив номер своего служебного телефона. Пришлось, правда, испытать некоторое затруднение, когда потребовалось подписать короткую записку. Наконец она остановилась просто на букве Э.

Едва войдя в высотное здание офиса на Монтгомери-стрит, она настолько погрузилась в дела, что времени копаться в личных проблемах просто не нашлось. Ее секретарь и правая рука Карин с нескрываемым облегчением встретила свою начальницу.

– Я так рада, что вы вернулись, – сказала она, вручая Эланне толстую пачку посланий, написанных на бумаге четырех цветов. – Без вас здесь был сумасшедший дом.

На голубой бумаге записывались частные звонки, на белой – деловые, на желтой – неотложные деловые вопросы, на красной – чрезвычайные происшествия. С тех пор как появилась молоденькая, но не по возрасту расторопная Карин, Эланна ввела в офисе цветовой код. И хотя понадобилось время, чтобы код стал привычным и заменил простые папки, Эланна признала, что Карин оказалась образцом организованности: придуманная начальницей система в ее руках работала без сучка и задоринки. Тем более странно было видеть Карин в таком смятении, хотя девушка и пыталась его скрыть.

– Насколько я понимаю, у вас какие-то проблемы?

– Это мягко сказано, – вздохнула Карин. – По правде говоря, если бы окна не были герметически закрыты, половина сотрудников, наверно, попрыгала бы вниз еще четыре дня назад. – Но туг она спохватилась, вспомнив, по какой причине Эланна отсутствовала. – Простите. Никогда бы не подумала, что я такая бесчувственная. Еще одно доказательство, как здесь все посходили с ума. Хм... – Она сочувственно вздохнула. – Как Митч? А главное, как вы?

Хороший вопрос, подумала Эланна, и был бы еще лучше, если бы я знала ответ.

– Если не считать какого-то мерзкого вируса, с Митчем все в порядке. Что же касается меня, то, должна признаться, все довольно сложно.

– Представляю. – За очками в красной оправе светилось откровенное любопытство. Но Эланна решила его не замечать.

– Так что же здесь происходит? Почему все на грани самоубийства?

– Мериэн вам не говорила?

– Последнее время я была очень занята, – сухо заметила Эланна. – Короче, в чем дело?

– Рамсей Тремейн пытается захватить «Сан-Франциско трэндс».

Рамсей Тремейн, напористый австралийский миллионер, пожирал газеты и журналы, словно страдал неутолимым голодом и относился к американским издателям будто к закускам на шведском столе.

– Вы шутите?

– Нет, это правда. – Карин не собиралась скрывать презрение. – Я не для того получала диплом с отличием, чтобы работать на наглого выскочку Тремейна.

– Но у нас издание не его типа, – возразила Эланна. – Так чего он хочет от нас?

– Об этом вам лучше поговорить с Мериэн, – сказала Карин. – Она ждет вас у себя в кабинете. Я обещала послать вас к ней, как только вы придете. Ой, и Джонас звонил прямо перед вашим приходом. Он напомнил, что сегодня вы собирались выбирать кафель для нижней ванной. Просил передать, что будет ждать вас в магазине в полдень.

– Вероятно, мне придется отложить эту встречу, – ответила Эланна, глядя на гору бумаг на столе. – Сделайте одолжение, Карин, сообщите ему, что покупку кафеля придется перенести.

– Хорошо. – И снова в глазах Карин стоял вопрос. И снова Эланна оставила его без внимания.

– Если кто позвонит, я в кабинете у Мериэн. Направляясь по длинному коридору в кабинет тети, Эланна подумала, что неожиданный кризис с Рамсеем Тремейном по крайней мере отвлечет ее от личных проблем. Хотя бы на время.

Митч проснулся от звука ударов. Сначала его полусонный рассудок решил, что он заперт в здании, а снаружи рвутся снаряды. Но, окинув взглядом уютную комнату, он постепенно вспомнил, что находится вовсе не в Бейруте, а в Сан-Франциско. В доме Элли.

Элли. Дом. Что может быть отрадней этих слов? Натянув джинсы, которые Элли купила ему в Вашингтоне, он отправился искать источник повторяющегося стука.

На первом этаже обнаружился рабочий, прибивавший гвоздями с широкой шляпкой дранку для штукатурки в комнате, которую, как Митч помнил, Элли называла второй гостиной. Комнате предназначалось стать неким сочетанием библиотеки и кабинета.

Митч немного понаблюдал за рабочим, восхищаясь, как это молоток ни разу не промазал. Я бы на его месте, подумал Митч, по меньшей мере десяток раз попал по большому пальцу. Он откашлялся.

– Вы не Джонас Харт?

Джонас оцепенел. Шея, плечи, руки – все окаменело. Опустив молоток, он обернулся и встретил взгляд одобрительно улыбающегося Митча. Это лицо он годами видел на телеэкране. Странно, мелькнуло у него в голове, такое впечатление, будто переживания прошедших лет добавили зрелости, но не состарили красивые черты журналиста и даже сделали их еще более выразительными. Если это возможно. С ледяным комом ревности в груди Джонас мысленно задал себе вопрос: а что, если Эланна найдет этого парня более привлекательным? Более желанным?