— Старик не хочет, чтобы я их носила.

— Да пошел он к черту!

Приехав к нам в следующий раз, Марианна привезла мне лифчик. Это был первый в моей жизни лифчик, и я толком не знала, как с ним обращаться. Она научила меня правильно его надевать. Я сразу почувствовала себя лучше, потому что у меня были большие груди, в связи с беременностью ставшие еще более грузными.

— Старик начнет орать…

— Плевать! Я скажу, что дала тебе его, потому что для меня он великоват.

Марианна завела привычку приносить мне одежду, которую, по ее словам, сама уже не носила. Однако я видела, что эта одежда абсолютно новая. Один раз с принесенного ею свитера еще даже не была сорвана этикетка.

Как-то раз она купила мне штаны.

Я еще никогда не носила брюк и надела их наизнанку.

Марианна, увидев это, хохотала до слез. Потом она научила меня делать макияж. Мы занимались этим втайне от Старика, а затем я все смыла, так как боялась, что Старик устроит мне взбучку.

Марианна стала для меня подругой, сестрой и даже матерью.

Она была настоящим чудом, хотя я и не верю в чудеса.

В конце концов она переехала к нам насовсем. В один прекрасный день Марианна сказала мне, что поссорилась со своим отцом, решила уйти из дому и хочет жить у нас. У нас, в нашем доме!

Я безумно обрадовалась: я хотела этого с того самого момента, как мы с ней познакомились. Тогда я, однако, боялась, как бы то, что я рассказала ей о своей жизни, и то, о чем она, увидев мои шрамы, могла догадаться и сама, не отпугнуло ее. Она ведь поначалу ни о чем не догадывалась и думала, что мой отец так суров со мной потому, что я делала всякие глупости и, в частности, беременела и рожала детей черт знает от кого.

Я очень надеялась на то, что, если Марианна будет жить у нас, Старик уже больше не посмеет насиловать меня и издеваться надо мной.

Марианна сказала:

— Когда я буду рядом с тобой, он не сможет тебя бить. Я тебя защищу.

Я знала, что она в силах это сделать: она не боялась Старика. Она видела, что он относится к ней настороженно, потому что у нее есть родители и потому что она, хотя и поссорилась с отцом, продолжает втайне от него видеться с матерью. Когда Старик пытался разговаривать с ней грубо, она отнюдь не смущалась и отвечала ему тем же. Ему это, конечно же, не нравилось, но он не мог ничего поделать. Если бы он ее ударил, если бы он стал над ней издеваться, если бы он попытался посадить ее под замок, это могло бы закончиться вмешательством полиции.

А вот этого он очень боялся!

Поэтому Старик решил прибегнуть к другой тактике.

— Если твоя подружка Марианна хочет у нас поселиться, я не против. Она даже может спать в автофургоне. Но она должна быть по отношению ко мне ласковой. Ты поняла?

Я не поняла. Или не захотела понять.

Марианна приехала в один прекрасный день с чемоданами и всеми своими шмотками. Я помогла ей устроиться, удивляясь тому, как много у нее вещей. Она как будто привезла с собой целый магазин.

Некоторое время спустя, когда я мыла на кухне пол, стоя, как обычно, на четвереньках, до меня донеслись со двора возмущенные крики.

Это кричала Марианна.

Старик силой тащил ее в автофургон.

Через четверть часа Марианна зашла на кухню и налила себе большой стакан воды.

Она не решалась посмотреть мне в лицо, но я и сама догадалась о том, что произошло.

Ей даже не нужно было мне об этом говорить.

Появление на свет Рюди, в метрике которого написали, как и в случае старших братьев, что «отец неизвестен», вызвало у персонала родильного отделения больницы не больше эмоций, чем при рождении моих предыдущих детей. Старик с гордым видом взял ребенка на руки, говоря всем, что я — его дочь.

Когда меня спрашивали об отце ребенка, я неизменно отвечала: «Его отец — это мой отец», но люди либо делали вид, что не расслышали, либо начинали относиться ко мне как к слабоумной, которая не способна отличить отца своего ребенка от его дедушки. Подобному непониманию, надо сказать, всячески способствовал Старик, однако ни акушеры, ни медсестры после каждых моих родов — а я, живя со Стариком, рожала семь раз — даже не пытались разобраться, что к чему.

Когда родился Рюди, я тут же стала всматриваться в его лицо. Мне казалось, что по внешности мальчика заметно, что его отец — не Старик, а кто-то другой. Я в страхе уткнулась лицом в подушку, когда Старик взял «своего сына» на руки и стал внимательно разглядывать его.

Он ничего не сказал, однако, заметив, что Старик быстро потерял к ребенку интерес, я поняла, что у него возникли сомнения.

Когда я была на пятом месяце беременности, меня ошеломил один случай. Я тогда занималась ремонтом крыши в самых высоких местах, и Старик злился из-за того, что я двигалась недостаточно быстро. Проходя мимо, он как бы невзначай сильно ударил меня в живот деревянным брусом, который нес в руках. Это стало для меня большой неожиданностью, потому что раньше, если я была беременна, он никогда не бил меня в живот.

Ночью боль в животе усилилась и у меня пошла кровь. На следующий день из меня вышел «мешочек» с маленьким зародышем длиной сантиметров пятнадцать, похожим на крохотного ребенка. Старик пришел в ярость и обвинил меня в том, что я сделала это нарочно. Он сильно разволновался, потому что незадолго до этого я прошла эхографическое исследование и оно показало, что у меня в животе два плода. Я ждала близнецов. Старик отвез меня в больницу, и там врачи приняли меры для того, чтобы устранить последствия удара и спасти второго ребенка. Старик, конечно, заявил, что это был несчастный случай.

Рюди тут же взяла под свою опеку Марианна. Она объявила себя его крестной матерью и избавила Старушку от необходимости за ним ухаживать, как она ухаживала за всеми моими детьми.

Старик попытался было этому воспротивиться, однако в конце концов сдался: Марианна весьма бесцеремонно навязала ему свою точку зрения. Она вообще невероятно быстро приобрела в нашей «семье» очень большое влияние.

Это влияние было основано на том, что Старик не мог совладать с ней теми средствами, которые использовал по отношению к нам. Более того, Марианна представляла для него опасность: она теперь знала о нем слишком много, и ему приходилось считаться с ней, потому что он отнюдь не хотел, чтобы девушка рассказала кому-нибудь о том, что творится в доме мсье Гуардо. Пользуясь этим, Марианна со свойственной ей доброжелательностью и привычкой говорить правду в глаза, не стесняясь в выражениях, пыталась заставить меня бороться за свои права.

Именно это я и стала делать. После рождения Рюди я, приехав в службу охраны материнства и детства города Мо, рассказала обо всем ее сотрудникам. Они посоветовали мне подать жалобу по поводу изнасилований, побоев и истязания. Я так и поступила, однако, как и раньше, данная жалоба была передана в жандармерию Креси-ла-Шапель и там ее «похоронили».

Мне хотелось бы когда-нибудь разобраться, почему все мои обращения за помощью в правоохранительные органы систематически блокировались жандармерией Креси-ла-Шапель. Не все же там, в этой жандармерии, были негодяями! Но тогда кто из жандармов Креси-ла-Шапель покрывал Раймона Гуардо в течение стольких лет? Об этом там наверняка известно, потому что после смерти Старика, когда вся история получила огласку, молодые жандармы приезжали ко мне, чтобы принести свои извинения.

Так кто же покрывал Раймона Гуардо?

Когда эта история подошла к концу, я не стала пытаться выяснить, кто покровительствовал Старику. Я уже никому не верила, потому что окружающие своими действиями еще больше усугубляли мою жизненную ситуацию, вместо того чтобы хоть в чем-то мне помочь. Кроме того, тогда я не имела никакого представления о том, какими серьезными правонарушениями являлись действия Старика. Не видя в жизни ничего другого, я не имела возможности сравнивать. Мой отец всегда подчинял окружающих своей воле. У него имелось так много друзей, что это производило на меня сильное впечатление. Он всегда, как мне казалось, был прав, всегда добивался того, чего хотел. На меня же все смотрели как на какое-то странное существо.