Чтобы не попасть егерям на глаза, снова пришлось делать крюк, красться за валунами, ползти между кочек.
Немцы уверенно спускались к озерку. Они не рассыпались, как ожидал Докукин, цепочкой, не шарили за валунами, не простреливали кустарники. У озера передний начал забирать вправо, но один из идущих остановил его и показал рукой на заросли березок, прикрывавших подходы к пещерке.
У сержанта защемило в груди. Он понял, что егеря знают, где укрылась разведгруппа, и идут наверняка. Видимо, засекли еще раньше и сознательно не тревожили разведчиков. Так опытный охотник, приметивший песцовую нору, придет к ней с ружьем или капканом тогда, когда созреет дорогая шкурка…
Докукин опаздывал. Если бежать напрямик, егеря заметят и огнем преградят дорогу к спасительному клину березовых кустиков. Двое затеют перестрелку, а остальные тем временем доберутся к пещерке и накроют ребят…
Надо было опять давать крюк, забираться повыше в скалы, подходить со стороны каменной осыпи.
Кобликов-то!.. Кобликов чего рот раззявил? Неуж не видит, что егеря прут к пещерке. Накроют ведь, тепленькими возьмут, без выстрела… Может, Ленька возится с Лыткиным, водой его поит, уговаривает сухари съесть и ничего не видит?.. Может, сомлел от усталости и придремал? Вторые сутки ведь пошли, как Леньке и Докукину нет передыху. Сержант к таким делам привычный, и то у него руки-ноги дрожат и все косточки стонут. А Кобликову каково?.. Пригрело солнышко, и сморило парня. Тут ведь на минуточку глаза закрой и — шабаш!..
Ну что же ты, Ленька! Стрелять же надо, бой принимать… Самый край пришел!
И словно откликаясь на смятенные мысли, в зарослях березок сухо хлопнул карабин. Раз, второй, третий… На подмогу ему совсем уж неожиданно застрекотал автомат. Лыткин оклемался!
Егеря в лощинке замятушились, залегли под кочками и густо сыпанули ответными очередями.
Ленька ожидал возвращения Докукина, а увидел на сопке егерей. Впервые в жизни Кобликов увидел врагов не в кино, не распоясанными, понурыми «языками», а наяву. К нему шли люди, с автоматами на изготовку, с гранатами, сунутыми под ремни. Шли, чтобы убить Леньку, Лыткина, сержанта, всякого русского, который попадется на пути. Для этого им дали автоматы и гранаты, научили стрелять, привезли на Вороний мыс…
Когда егеря круто повернули и стали спускаться к озерку, потерялась спасительная мысль, невероятная надежда: «Может, просто дозор… Может, стороной пройдут». По деловой неторопливости, с которой егеря спускались в лощину, Ленька понял, что идут они к пещерке, и идут наверняка.
— Игорь!.. Игорь же! — Ленька тряс Лыткина за плечи. — Немцы! Немцы ведь подходят!
— Больно мне, — бормотал Лыткин. — Грудь больно… Какие немцы?
— Егеря! Сюда идут… Шестеро… Уже у озерка… Убьют же нас!
— Убьют! — с присвистом выдохнул писарь и стал подниматься. — Как убьют?
— Как убивают! — закричал Ленька. — А то в плен попадем… Подходят же егеря, а сержанта нет и старшины тоже…
— Где они?
— Не знаю!.. Не знаю я, понимаешь! Старшина еще вечером ушел… Немцы подходят! Надо бой принимать.
Лыткин выполз с автоматом из пещерки и лег в зарослях березок.
— Уходить надо, — сказал он Кобликову, нервно облизав губы. — Вверх по насыпи забираться. В камнях не найдут… Отступать надо…
— Не велел Докукин уходить, — тоскливо ответил Ленька, разглядывая собственную смерть, не спеша подбиравшуюся по моховой низине. — Не велел… Сказал, чтобы здесь мы его дожидались, а если немцы, так сказал, чтобы бой принимать… Они со старшиной услышат и на помощь придут…
Торопливо передергивая затвор, Кобликов выпустил по егерям первую обойму. Потер плечо, занемевшее от толчков приклада, и стал перезаряжать магазин. Лыткин начал бить из автомата.
Егеря сыпали в ответ. Пули сбивали ветки, цокали о камни, залетели в пещерку. У Леньки уже был прострелен рукав шинели и на стенке дюралевого ящика рации, которую он держал рядом с собой, вдруг затемнели дырки с аккуратно вогнутыми краями. Рация качнулась от невидимого удара и внутри брякнуло стекло.
За спиной затрещали кусты. Ленька крутнулся с карабином, но в березки вместе с осыпавшимися камнями скатился сержант Докукин. Потный, грязный и злой. Из прорех разодранного ватника торчали серые клоки. Брюки были заляпаны торфом. На скуле краснела ссадина.
— Рацию, Кобликов! Немедленно разворачивай! Да скорей же ты, чего выставился?
Ленька машинально потянул за ремень рацию и нащупал было штырек антенны, но на глаза попались аккуратные дырки на дюралевом боку.
— Вот!..
— Чего «вот»? Скорей разворачивай!
— Разбита, товарищ сержант…
— Как разбита? — упавшим голосом спросил Докукин, и глаза его стали седеть. — Как это так — разбита? Ты что мелешь!..
— Очередью, товарищ сержант… Она стояла тут, а ее стукнуло. Вон, глядите, какие дырки…
Ленька повернул рацию, и Докукин тоже увидел аккуратные отверстия на дюралевой стенке.
В дикой, невероятной надежде Кобликов с минуту щелкал переключателями настройки и диапазонов, но дюралевый ящик не откликнулся ни единым звуком.
— Лампы вдребезги… И выходной трансформатор, наверное, тоже.
— Не уберег, значит, рацию, Кобликов, — с укоризной и растерянностью сказал сержант, и щека его дернулась, словно Докукина укусил невидимый комар. — Не уберег… Старшина погиб. На моих глазах его добивали… Прошел в бухточку и попался… Раненного уже прикончили.
В кустах веером рассыпалась очередь. Сбитый сучок ткнулся в лицо Докукина. Сержант отмахнул его, выругался и стал прилаживаться с автоматом.
— Нет егерей на Вороньем мысу, Кобликов… Вот только эти, да еще с десяток в бухточке и на сопках наберется… А мы здесь целую армию насчитали… Нет егерей.
— Как же так? — опешил Ленька. — Мы же сообщали…
— То-то и оно, что сообщали… Теперь вот надо другое сообщить… А как? На пальцах, что ли, показывать?.. Рацию-то погубили… — упавшим, равнодушным голосом сказал он. Докукин осунулся, словно в нем вдруг разжалась какая-то важная пружина. То, что немцы напоследок расколотили рацию, казалось сержанту теперь частью дьявольски хитрого плана. Оплели они разведчиков, облапошили со всех сторон и лишили возможности поправить беду.
Голова была тяжелой, словно налитой свинцом. Мысли ворочались туго, натыкались одна на другую.
Что делать? Что придумать сержанту Докукину, чтобы отвести свою страшную промашку?
Увертливые фигурки егерей скользили между кочек, огибая озерко. Минут через пятнадцать они переберутся через лощинку и подойдут к склону. Там валуны, там им будет легче…
Гулкой очередью залился автомат.
— Окороти, Лыткин, чего без толку сыплешь? — одернул Докукин разгорячившегося разведчика. — Патроны надо беречь… Хорошо, хоть ты в разум пришел… Вишь, тварюги, куда забирают! В камешки норовят…
Прицельным огнем сержант прижал в болотине двух егерей, стремившихся проскочить к валунам.
Услышав, что в ответные очереди влился еще один автомат, немцы снова замешкались.
— Куснули горяченького!.. Не по носу вам такие дела, — зло сказал Докукин, перезаряжая магазин. — Идти можешь, Лыткин?
— Могу, товарищ сержант, — с готовностью, словно он ожидал этот вопрос, откликнулся Лыткин. — Полегчало мне… Вправду, с утра полегчало… Могу идти!
Он говорил торопливо, словно боялся, что сержант не поверит.
— Могу идти…
— Можешь так можешь… Хоть тут полегче будет…
— Опять ползут, товарищ сержант!
— Ладно, пусть ползут… Ты, Кобликов, спокойнее держись, не наводи панику, от шестерых отобьемся…
В голову вернулась ясность, пришел трезвый практический расчет.
— Первое дело, надо, ребята, сообщить, что никакого сосредоточения немцев на Вороньем мысу нет… Сегодня я только во всем разобрался. Как к бухточке прошел, так мне и осветило. Дозоры, что мы на сопках видели, так это же чучела. Старые шинели, мхом набитые… Старшина тоже, видать, все сообразил, вот его и не выпустили из бухточки. Ну и нас для надежности решили прихлопнуть… Понимаешь, Кобликов?
