Он принял Степана по-прежнему радушно, усадил за стол, угостил хмельным медом.

— Что больно грустный, Степан Елисеевич? — спросил хозяин. — И седых волос много прибавилось.

— Анфису душегубы убили, — глухо отозвался Степан.

— Анфису, жонку твою!.. Упокой, господи, ее душу. — Максим Плотников перекрестился. — Вот уж никогда не думал! Как же так?

Степан откровенно рассказал про свои дела и о том, как убили Анфису.

— Вот как. Значит, в тебя метили злодеи. В соборе панихиду завтра отслужим, — сказал приказчик и еще раз перекрестился. — Сам протопоп пусть служит со всем причтом.

— Хорошо бы. Мы-то без попа целый год прожили.

— Панихиду отслужим… И я тебе новости расскажу, хлебни-ка еще хмельного. — Хозяин передал Степану сулею. — Теперь слушай: Васька Чуга, дружок твой, — убивец Семена Аникеевича Строганова… В Сольвычегодске воевода дознался.

Максим Плотников впился глазами в гостя.

— На острове он мне рассказал о своей вине и ушел к сибирским людишкам, далеко на восход солнечный.

— Здешнему воеводе велено Ваську в железа заковать и немедля в Москву отправить, в разбойный приказ.

— Разве не голова Семен Дуда судом вершит?

— Воеводу прислали. Князь Василий Андреевич Звенигородский теперя у нас. — Плотников глотнул браги.

— Василия Чугу я задерживать не мог да и не хотел. — Степан Гурьев развел руками. — Накипело у него.

— Слушай далее. Варничный приказчик Макар Шустов на тебя напраслину возвел. Будто ты тоже в том деле замешан. Знал-де Степан Гурьев, что Васька Чуга убивец, и кормщиком взял. Неспроста взял… Я-то знаю, откуда ветер дует, да ведь не все так, другие и поверили.

— Как Никита Григорьевич Строганов?

— Он-то за тебя, да уж больно Макар Шустов хитер. А скажи, как, мыслишь, Москва на твой поход посмотрит? — Плотников понизил голос: — Не сочтут ли бояре за разбой? Тебе бы с Никитой Григорьевичем посоветоваться. Наш воевода узнает, что ты здесь, может и в темницу спрятать.

— Как же быть, Максим Петрович?

— Мой совет, — Плотников задумался, — дам я тебе, Степан Елисеевич, карбас и шестерых молодцов на весла. Бери с собой Митрия Зюзю. Каков он у тебя?

— Кормщиком сделал, хоть куда мореход.

— Ну вот. Он ведь тоже все знает и в Сольвычегодске был. Ты его подле себя держи, пригодится. Не теряй времени, гребись в Сольвычегодск.

— А как же мореходы, товарищи мои?

— Свое дело выправишь, и им легче будет, все равно воевода к допросу всех приведет.

— Давай карбас и людей. — Степан понял, что терять время нельзя. — Я на свой коч зайду, попрощаюсь.

— Дело твое. Эй, Трошка!

В комнату вошел молодой белобровый парень.

— Отведи кормщика на мой карбас, а по пути гребцов покличь.

— Спасибо, Максим, — друзья в беде познаются.

— Желаю удачи, Степан.

Макар Плотников обнял гостя.

Теперь все предстало перед Степаном в своем свете. Он понял, что Макар Шустов главный его враг и что этот враг не пожалеет его. Был бы жив Семен Аникеевич, никто не посмел бы затевать дело, и не такое случалось у Строгановых и сходило с рук. И с другой стороны — не было бы Макара Шустова, Строгановы и сейчас замяли бы дело. Но Шустов тянул свою линию. Ему надо спихнуть Степана и сесть на его место.

Если Макар Шустов написал в Москву царю и великому князю и на свой лад обсказал все дело, худо придется. Однако Степан не считал себя виноватым и верил, что судья найдет истину. Он мог бы убежать, как это сделал Василий Чуга, но не хотел унижать себя. «Зачем я поставил Макара в старшие приказчики! — казнился Степан. — Худо, очень худо, но ничего поправить нельзя».

Опять пошли дни и ночи на великой Двинской реке. Северные ветры помогали карбасу двигаться вперед. Степан Гурьев не слезал с постели. Берега реки, обычно восхищавшие своей своеобразной красотой, на этот раз его не радовали.

Только на второй день взглянул Степан на Двину. По правой руке проплывал обрывистый утес с остатками каменных стен. Здесь два века назад стояла новгородская крепость Орлец. Кормщик на мгновение забылся, разглядывая древние развалины, и снова тяжелые думы охватили его.

У Ратонаволока встретились барки с кирпичом для постройки церкви в Сийском монастыре. В прежние времена Степан любил поговорить со старцами и похлебать монастырской ухи. В прошлом году вместе с Анфисой они побывали на монастырском озере… А сейчас он далек был мыслями.

По берегам Двины слева и справа встречались богатые села с тяжелыми домами и высокими рублеными храмами, паслись стада коров и овец. Ветряные мельницы, словно вышедшие из леса чудовища, взмахивали крыльями.

Берега менялись, то спускались к самой реке, были отмелыми, поросли ивняком, выходили к самой воде дремучими лесами, и река разливалась широко и текла плавно. В иных местах поднимались высокие обрывы, берега сходились близко и течение вод ускорялось.

Чего только Степан не передумал за это время! Приходила мысль убить Макара Шустова, однако он отбросил ее с негодованием. «Как поступит Никита Строганов? Неужели он не поможет?»

Митрий Зюзя видел задумчивость царского корсара и всячески старался развлечь, ободрить его. Он варил вкусную стерляжью уху, жарил рыбу, пойманную в реке на ночевках.

Через десять дней холмогорский карбас снова стоял у деревянной пристани против Благовещенского собора.

Степан Гурьев спрыгнул на берег и, не проведав детей, прямо пошел к Строганову. Дозорные у крепостных ворот знали старшего приказчика и пропустили без расспросов.

Сейчас все разъяснится, думал Степан, торопливо шагая по горницам. Строганов скажет твердое слово, и все станет на свое место.

Никита Строганов готовился к охоте на медведя и отливал крупные пули. Увидев Степана, он обрадовался:

— Ты хорошо сделал, что вернулся. У нас про тебя всякое говорят, однако я никому не верю.

— Никита Григорьевич, — спросил Степан, — а как с тем делом, с аглицкими купцами? Я их в Холмогоры привез с острова. Хотели они крепость строить. С ними наши русские, что им дорогу указывали, их тоже привез.

— Молодец, Степан! Однако зачем ты аглицких купцов в Холмогоры приволок? Разве я тебе о том приказывал?

— Да как же, ведь дядюшка твой Семен Аникеевич… — внутри Степана все похолодело.

— Дядюшка покойник, на него вину не сложишь.

— И ты сам, Никита Григорьевич, приказывал…

— Когда? Не помню. — Строганов подумал, усмехнулся. — И тебе не советую на Строгановых поклеп возводить. Сам делал, за себя и отвечай, выкручивайся как хочешь.

— Да что ты, Никита Григорьевич? Да разве я самочинно посмел бы? Помилуй, Никита Григорьевич!

В кабинет как-то бочком, согнувшись, протиснулся приказчик Макар Шустов. Увидев Степана Гурьева, он побледнел и стал прислушиваться к разговору.

— У меня и свидетель есть, Митрий Зюзя, он весть об агличанах твоему дядюшке привез.

— А не Василий Чуга, убивец Семена Аникеевича, с тобой утек, он тоже свидетель? — крикнул Макар.

Никита Строганов бросил возиться с отливкой пуль и посмотрел на Степана.

— Я не знал, что Чуга убивец.

— Лжа! — закричал приказчик. — Все ты знал, а своего морехода хотел спасти. Где он?

— С тобой, Макар, у нас разговор будет особый. — Степан сжал кулаки. — Ты для меня тьфу, грязь. — Ему показалось, что уродливое ухо приказчика вспыхнуло и покраснело еще больше.

— Мне скажи, знал ты, кто дядю убил? Правду говори.

— Не знал, Никита Григорьевич. Да разве я взял бы убивца кормщиком! Он после, на острове Надежды, где агличане крепость хотели ставить, о том мне сказал.

— И ты привез злодея в Холмогоры?

— Нет, он остался, ушел к сибирским людишкам.

— Никита Григорьевич, — твердо сказал Макар Шустов, — надо Степана Гурьева выдать воеводе. Пусть он по-своему с ним поговорит. Гурьев своровал и за свое воровство должен ответ держать… И еще хочет именитых купцов Строгановых в свою грязь запутать.

Степан ждал, что скажет Никита Строганов. Он должен вмешаться и запретить Макару его гнусные речи. В эти мгновения бывший корсар передумал многое. Строганов молчал и не смотрел на Степана. Он отложил в сторону пули и взял в руки длинноствольную пищаль.