Агонизирующая оборона Севастополя крайне нуждалась в боеприпасах, и, несмотря на полное господство врага в воздухе, водолазам базы было приказано разгрузить остатки боеприпасов из затопленных трюмов «Грузии». Работами по разгрузке руководил инженер-капитан 3 ранга В.К. Шушуков. За шесть дней основная масса боезапаса была поднята, но авиацией врага были утоплены две шлюпки, плавучий бон, и от разрыва бомбы убито восемь человек, ранено пять человек, Тщательное водолазное обследование погибшего транспорта было выполнено уже после освобождения Севастополя в 1945 году, когда настоятельно требовалось очистить бухты от затопленных кораблей и судов.

В 1947 году черноморские спасатели осуществили подъем затонувшего рядом с «Грузией» крейсера «Червона Украина», и сразу же начались работы на санитарном транспорте. Работами на «Грузии» занимался 21-й аварийно-спасательный отряд (21 АСО ЧФ) Черноморского флота под командованием капитана 1 ранга Н.Т, Рыбалко. Расчеты проводил инженер-майор К.А. Цыбин. Кормовая часть лайнера, поднятая первой, лежала на фунте с креном 45º на правый борт и дифферентом на нос. После подъема ее отбуксирован и в затопили на мелком месте в бухте Казачья. Следующим этапом стал подъем носовой части «Грузии». Судоподъем обеспечивался судами «Челюскин», «Арагва» и тремя деревянными ботами…

Подъем носовой части «Грузии» провели в феврале — ноябре 1949 года, достигнув осадки 13,5 метра, и перевели также в бухту Казачья. Там на глубине около 21 м ее также затопили.

Но на этом история «Грузии» не закончилась. Рядом с ее останками, затопленными в Казачьей бухте Севастополя, находился военный аэродром на мысе Херсонес. Этот аэродром стал регулярно использоваться для прибытия в Крым различных делегаций из «братских» и дружественных стран, а также собственных правителей и руководителей страны. Опасное соседство с затопленным транспортом не устраивало охрану правительства и аэродрома. Поступило категоричное распоряжение об обследовании и подъеме остатков «Грузии». Первое Предварительное обследование проведено летом 1953 года (акт № 501 от 8 июля 1953 г.).

Небезынтересно описание увиденного водолазами на грунте.

1. Кормовая часть т/х «Грузия». Размерения: 27 … 14,5 … 5,8 м, Высота надстроек — 3,0 м. Крен — 85° на правый борт (ПБ), дифферент на корму — 10°. Глубина в месте затопления; 14,2 м (нос) и 13,5 м (корма). Грунт — ил, а под ним — лесок с ракушкой, течения нет. Правый борт ушел полностью в грунт на глубину до 4,5 м. В трюмах и жилых помещениях — пятидесятисантиметровый слой ила, причем в трюме хаотично свалены и перемешаны с илом снаряды и патроны. Правый винт и вал находятся в фунте, левый винт отсутствует, перо руля на месте. Разрыв корпуса — у кормовой переборки машинного отделения, в районе разрыва листы наружной обшивки корпуса, палуб и переборок исковерканы и деформированы, загнуты внутрь и наружу. Кормовая надстройка, грузовые стрелы и такелаж разрушены и отсутствуют.

2. Размерения носовой части «Грузии»: 78 … 15,5 … 5,76 м, высота борта около 8,54 м, сохранились шесть поперечных переборок, три грузовых трюма, два дизеля в машинном отделении и незначительное количество топлива. Крен — 13 на ПБ и дифферент на корму 3 градуса, глубина в месте затопления: 14,2—14,5 м (нос) и 16,0 м (корма). Корпус просел в грунте на глубину 3 м (правым бортом), 1,5 м (левым бортом), 2,5 м (носом) и 2,0 м (кормой). Видимость на глубине — до 7 метров, течения нет. Ила во внутренних помещениях 0,5—1,0 м, груз — тот же. На протяжении около 20 метров в нос от места разрыва корпус сильно деформирован, оторванные листы загнуты внутрь и наружу. Надстройки разрушены, кормовая труба снесена, люки трюмов раскрыты, шлюпок нет, корпус сильно оброс ракушкой.

По результатам обследования предложена разделка на месте взрывами на части и подъем на стенку плавкраном. Но взрывы около правительственных аэродрома, дома отдыха и пляжа были невозможны. Затопленный лайнер-бомбу приказали поднять и затопить подальше в море. Работу поручили ЭОН-35 (экспедиция подводных работ особого назначения), занимавшейся здесь же разделкой на металл корпуса погибшего линкора «Новороссийск». В период 18—20 декабря 1956 года части корпуса «Грузии» были вновь обследованы флотскими водолазами, которые подняли на поверхность образцы боеприпасов для анализа. Эксперты артуправления флота их идентифицировали, установив, что в первом трюме найдены 130-мм заряды в пеналах, во втором трюме — различные осколочно-фугасные снаряды, в третьем трюме — 45-мм патроны и неидентифицированные боеприпасы. В районе бывшего четвертого и почтово-багажного трюмов найдены осколочные мины калибром 82 мм и 50 мм. Все виды боеприпасов после 14-летнего нахождения в воде пришли в негодность, но сохранили способность к детонации.

Дробить корпус взрывами оказалось опасно, и оставалось лишь вновь поднять «Грузию» понтонами и увести для затопления на больших глубинах. Проект подъема многострадального теплохода разработали командир ЭОН-35 инженер-подполковник Э. Лейбович, инженер-подполковник Г. Чикин и инженер-майор В. Елин. Сами же работы по подъему остатков лайнера начались только в 1959 году. Неожиданностью оказалось наличие на грунте артиллерийских снарядов с отравляющими веществами типа иприт или люизит, вызывавших при подъеме на поверхность характерные ожоги и язвы. При работах у борта «Грузии» в 1953—1954 годах водолазы неоднократно обнаруживали химические авиабомбы различных калибров. Объяснить их наличие на борту «Грузии» не смогли, хотя и бытовала версия, что с помощью боевых отравляющих веществ командование флота хотело остановить германское наступление на Севастополь во время последнего штурма города».

Следует заметить, что поводом для применения ОВ в Крыму могло стать использование немцами отравляющих газов в каменоломнях в районе Керчи. Так, «24 мая против подземного гарнизона противник применил отравляющие газы, которые пускал в течение трех дней. В воспоминаниях начальника рации Центральных каменоломен Ф.Ф. Казначеева сказано, что он передал в эфир: «Всем! Всем! Всем! Всем народам Советского Союза! Мы, защитники обороны Керчи, задыхаемся от газа, умираем, но в плен не сдаемся! Ягунов»^{90}, После первой газовой атаки решили оставаться на месте, строить специальные газовые убежища, продолжать борьбу.

Противник применял газы неоднократно на протяжении всей обороны Аджимушкая^{91}. 13 июня 1942 г. Ф, Гальдер записал в своем дневнике: «Генерал Окснер: Доклад об участии химических войск в боях за Керчь»^{92}.

О химических боеприпасах на теплоходе «Грузия» писал не только В.В. Костриченко. Вот цитата из статьи В. Колычева и И. Восипчука «Слухи о подводных свалках химического оружия в Черном море подтвердились», опубликованной в крымской газете «Факты» в марте 2000 г. В статье говорится, что при попытке извлечь из «Грузии» снаряды у матросов на коже появились язвы, характерные для поражения ипритом. «Известия» и «Слава Севастополя» ссылаются на воспоминания капитана первого ранга Николая Рыбалко, который в 1938—1945 гг. был флагманским химиком Черноморского флота. Эти воспоминания хранятся в фондах музея «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.». Николай Рыбалко, приводя многочисленные подробности, пишет о том, что осенью 1941 года «на аэродромы Крыма были поданы боевые химвещества для удара по врагу». В августе сентябре возникла реальная опасность прорыва гитлеровцев в Степной Крым, и «химию» надо было срочно вывезти. Но в начале января 1942 г. пришло сообщение из Ставки Верховного Главнокомандующего о возможном применении противником боевых отравляющих веществ, и командование Черноморского флота приняло решение «не эвакуировать те небольшие количества боевых ОВ, которые еще оставались».