Но это был жест отчаяния. Просто машинист больше ничего не успел сделать – слишком близко от поворота лежал человек. Крик Бишопа слился с ревом поезда. Турбулентные потоки воздуха подхватили Фрэнка, завертели на «магнитных» подушках, как соломинку. В следующую секунду тело исчезло под локомотивом и вагонами. Зазор был велик, но плотные потоки воздуха тащили жертву по трассе, перекатывая, подбрасывая, ломая кости.

Фрэнк перестал кричать. Хитроу, стоявший в глубокой тени, не скрылся с места преступления сразу. Он с интересом смотрел, как машинист остановившегося поезда вытаскивал из-под вагонов окровавленное тело. Лишь когда завыли сирены патрульных машин, где-то неподалеку застрекотал санитарный вертолет, освещавший лучами место событий и искавший площадку для посадки, Боб аккуратно исчез в черной ночи.

Он не улетел с Геллы сразу, придумав срочные дела и задержавшись на планете еще на сутки. Боб хотел удостовериться, что все прошло чисто, именно так, как он и задумывал. На следующее утро Хитроу купил одноразовый коммуникатор и, совершив несколько звонков, узнал, в какой госпиталь отвезли Фрэнка Бишопа.

Последний, решающий звонок Боб сделал, удалившись в сторону от оживленных улиц, двигаясь мимо парка, где, как надеялся политик, никто не мог стать свидетелем разговора.

– Добрый день, – сказал Хитроу, как только реанимационное отделение ответило на вызов. К аппарату был прикручен скремблер, менявший тембр голоса. – Подскажите, пожалуйста, вчера к вам доставили Фрэнка Бишопа, как его состояние?

– Вы родственник? – уточнили на другом конце линии.

– Нет-нет, – торопливо ответил Боб. – Я старый приятель. Из колледжа. Узнал от коллег, что произошла страшная трагедия. Хотел бы навестить Фрэнка, если…

– Пока визиты к мистеру Бишопу запрещены, – строго оборвала его служащая госпиталя.

– Что-то серьезное?! – встревожился Хитроу, вкладывая в голос максимум беспокойства.

– Да, – вздохнула женщина. – Перелом позвоночника. Большая потеря крови. Пациент в коме.

– Есть шансы?! – взволнованно спросил политик.

– Всегда надо надеяться на лучшее, – печально и торжественно проговорила женщина. – Но… – она замялась. – Кроме всего прочего, он оказался между полюсов магнита, когда проходил поезд. Боюсь, даже если мистер Бишоп выйдет из комы, он не сможет вспомнить, кто он и где он. Его мозг подвергся сильнейшему воздействию переменного электромагнитного поля.

– Какая трагедия! – пробормотал Хитроу.

– А как ваше имя, сэр? Быть может, с вами захочет связаться полиция. Они ведут расследование…

– Я обязательно зайду к Фрэнку, спасибо мэм! – вежливо ответил Боб, сделав вид, что не понял вопроса служащей больницы. Он деактивировал коммуникатор и вскоре, тщательно протерев его, выбросил в сточную канаву.

Фрэнк Бишоп умер через несколько недель, так и не придя в сознание. Хитроу звонил в больницу неоднократно, справляясь о состоянии пациента. Расследование не закончилось ничем. Как только полиция узнала, что Бишоп два месяца назад потерял работу, а за день до смерти его выселили из квартиры, рвение «копов» сильно поугасло. Результаты экспертизы, гласившие, что в момент смерти Фрэнк был мертвецки пьян, поставили крест на расследовании. Никого не интересовало – хотел ли неудачник покончить с собой и специально влез на полотно, или просто набрался и случайно уснул на трассе поезда. Дело сдали в архив.

В тот день, когда умер Бишоп, Боб Хитроу должен был выступать с очередной речью для избирателей. Узнав, что дорога в прошлое закрылась окончательно и все прошло по плану, молодой политик произнес одну из самых блестящих речей в своей карьере. Никто не знал, чем вызван такой настрой Боба Хитроу.

Эмоции депутата били через край. Весь день он был необычайно активен и деятелен. Даже ночь не остановила его, Боб просто не мог спать. Дело закончилось бурной вечеринкой, а затем в его постели оказались сразу две стройные молоденькие девчонки. Обе смотрели на преуспевающего политика, как на бога. Обе готовы были выполнить все, что требовал Хитроу. В ту ночь он не уснул сам и не дал покоя ни одной, ни другой.

Дрю Морович вцепился в край незастеленной койки, ожидая, что произойдет дальше. Грохот сапог по коридору, невнятный гул и временами прорезавшие его крики стражей напугали бывшего сержанта ЗвеНа. Страх. В каждой клеточке тела поселился дикий, животный страх. Дрю был здесь чужим. Более того, заключенные всегда относились плохо к полицейским, попавшим за решетку. И, хотя Морович не служил в галактической или федеральной полиции, он понимал: случиться может все, что угодно.

– Отряд, стой! – раздался окрик, и в коридоре наступила тишина.

Лязгнули стальные запоры, в сторону с противным скрипом отъехала створка.

– Новенький! В строй! – гаркнул охранник. – Быстррро!

Дрю подскочил на месте, рванулся к выходу из камеры, словно в омут с головой…

– В конец, идиот! – прошипел чей-то злобный голос, и Морович получил чувствительный тычок под ребра.

Дрю занял место в хвосте колонны, морщась от боли.

– Отряд! Напра-во! Шагом марш!

Вновь зашаркали подошвы по бетонному полу, загрохотали сапоги по железным переходам. «Новенький, новенький!» – пронеслось по рядам. Морович смотрел только под ноги, стараясь не споткнуться. Все, что происходило сейчас, угнетало его. Бывшего сержанта окриками загоняли в строй, как быдло. Тычками под ребра указывали место. Теперь больше никого не интересовали ни способность Дрю управляться со сложными компьютерными системами, ни прошлое «крота».

– По трапу бегом! – Зычный окрик конвоира заставил сержанта вздрогнуть.

Сапоги заключенных бухали по лестнице – по ней запрещалось передвигаться шагом. Дрю, спотыкаясь, рванул за теми, кто находился перед ним. Он вдруг испугался отстать, потеряться. Было страшно оказаться посреди тюремного помещения, не зная, куда идти и что делать дальше. Так и до нового удара по ребрам недалеко…

– Слева – по одному – марш! – последовал новый приказ.

Заключенные один за другим исчезали в дверях большого зала, откуда пахло едой. Из глубины помещения доносились непрерывный гул, стук посуды. Дрю вбежал в обеденное помещение последним, стараясь «не потерять» спину заключенного, двигавшегося впереди него. Зэки быстро и привычно рассаживались по скамейкам. За каждым столом оказалось по десять человек. Дрю, чуть замешкавшись, с удивлением понял, что ему досталось место с торца.

Сержант не успел задать себе вопрос: было ли это признаком уважения к новичку или случайностью. Прозвучавшая команда лишила его иллюзий.

– Бочковые, встать!

Из их десятки никто не поднялся, в то время как сидевшие с торцов за другими столами резво вскочили на ноги.

– Вставай, урод! – зашипели соседи, и Дрю внутренне содрогнулся от злобы, которую прочитал в обращенных к нему взорах.

Он быстро поднялся. Быстрее, чем конвоир, спешивший к «проблемному» отделению, успел нанести удар палкой.

– Команды надо выполнять на лету! – сквозь зубы процедил охранник, для убедительности ткнув Моровича резиновой дубинкой в спину.

– Приступить к раздаче пищи! – последовала команда дежурного по камбузу, и «бочковые» за другими столами принялись сноровисто вываливать первое блюдо в алюминиевые плошки.

– Не тормози, новенький! – злобно шипели соседи. – Давай! Давай!

Миски тянулись со всех сторон. Дрю, схватив огромный черпак, наливал горячий суп в плошки, от волнения расплескивая его по сторонам.

– Урод! – прорычал кто-то, отдергивая руку – горячий суп брызнул на пальцы. – Зубы выбью!

– Следи, чтоб всем поровну было! – недовольно буркнул другой зэк.

«Бочковые» за другими столами уже давно сидели и наворачивали первое вместе со всеми, а Морович еще только заканчивал делить содержимое бака среди «своих». И вдруг он вспомнил, что собственная тарелка пуста, а на дне посудины почти ничего не осталось. Дрю сглотнул слюну, быстро вылил все, что выскреб, в плошку и рухнул на скамью.