Господь безжалостно свиреп,

но стихотворцам, если нищи,

даёт перо, вино и хлеб,

а ближе к ночи – девок ищет.

Ведь любой, от восторга дурея,

сам упал бы в кольцо твоих рук —

что ж ты жадно глядишь на еврея

в стороне от весёлых подруг?

Ещё едва-едва вошёл в кураж,

пора уже отсюда убывать,

а чувство – что несу большой багаж,

который не успел распаковать.

Очень я игривый был щенок,

но, дожив до старческих седин,

менее всего я одинок

именно в часы, когда один.

Везде, где нет запоров у дверей

и каждый для любого – брат и друг,

еврей готов забыть, что он еврей,

однако это помнят все вокруг.

Всецело доверясь остатку

духовной моей вермишели,

не раз попадал я в десятку

невинной соседней мишени.

Я не пророк, не жрец, не воин,

однако есть во мне харизма,

и за беспечность я достоин

апостольства от похуизма.

Купаю уши в мифах и парашах,

никак и никому не возражая;

ещё среди живых немало наших,

но музыка вокруг – уже чужая.

Как только жить нам надоест

и Бог не против,

Он ускоряет нам разъезд

души и плоти.

Любой повсюду и всегда

чтоб не распался коллектив,

на вольный дух нужна узда,

на вольный ум – презерватив.

Я мир осязал без перчаток

при свете, во тьме и на дне,

и крыльев моих отпечаток

не раз я оставил в говне.

У жизни множество утех

есть за любыми поворотами,

и не прощает Бог лишь тех,

кто пренебрёг Его щедротами.

Старик не просто жить устал,

но более того:

ему воздвигли пьедестал —

он ёбнулся с него.

Заметил я порок врождённый

у многих творческих людей:

кипит их разум повреждённый

от явно свихнутых идей.

Всего на свете мне таинственней,

что наши вывихи ума

порой бывают ближе к истине,

чем эта истина сама.

Прогнозы тем лишь интересны,

что вместо них текут сюрпризы,

ведь даже Богу не известны

Его грядущие капризы.

Я принёс из синагоги

вечной мудрости слова:

если на ночь вымыть ноги,

утром чище голова.

Сопровождает запах пиршества

мои по жизни прегрешения,

я слабый тип: люблю излишества

намного больше, чем лишения.

Ешьте много, ешьте мало,

но являйте гуманизм

и не суйте что попало

в безответный организм.

Нахожусь я в немом изумлении,

осознав, как убого живу,

ибо только в одном направлении

я по жизни всё время плыву.

Бог часто ищет утешения,

вращая глобус мироздания

и в душах пафос разрушения

сменяя бредом созидания.

Я знавал не одно приключение,

но они мне не дали того,

что несло и несёт заключение

в одиночке себя самого.

Нет, я пока не знаю – чей,

но принимаю как подарок,

что между пламенных свечей

ещё чадит и мой огарок.

Давно уж качусь я со склона,

а глажу – наивней мальчишки —

тугое и нежное лоно

любой подвернувшейся книжки.

Писал, играл, кутил,

моя и жизни связь

калилась на огне

и мочена в вине,

но вдруг я ощутил,

угрюмо удивясь,

что колокол во мне

звонит уже по мне.

По-прежнему живя легко и праздно,

я начал ощущать острей гораздо,

что время, приближаясь к вечной ночи,

становится прозрачней и короче.

Время – лучший лекарь, это верно,

время при любой беде поможет,

только исцеляет очень скверно:

мы чуть позже гибнем от него же.