Перед караваном был выслан полк татарской кавалерии, чьи патрули прикрывали фланги и головную часть колонны, заблаговременно пересекая недружественные акции врагов императора. С тыла свиту защищал полк пеших знаменных с обвисшими знаменами и опущенными головами: они никогда не готовились к выполнению подобных задач.

Вслед за знаменными двигались евнухи двора, неся императорские регалии и священные блюда, а также предметы мебели и украшения, которые император посчитал невозможным оставить. Библиотека, как заметила Лань Гуй, была брошена на милость варварам. Затем следовал сам император в желтом императорском паланкине с задернутыми от постороннего взгляда занавесками. Рядом с паланкином шли принц Хуэй и его сводный брат; они не спускали с императора глаз.

Позади императора в другом паланкине следовала императрица и с ней — маленький принц Цзайцюнь. В следующем паланкине находилась принцесса Жуань со своей матерью. Носилки были также и у других основных наложниц. С обеих сторон паланкинов колонной шагали евнухи. За носилками двигались повозки с палатками, бельем, едой, напитками и посудой для приготовления пищи, а также золотая утварь для еды, когда караван останавливался на ночь. Следом за повозками брели остальные наложницы и домашние евнухи. Пыль толстым слоем покрывала украшенные алмазами ботинки наложниц, их нарядные одежды и головные уборы. Женщины и девушки старались не наступать на кучи навоза, густо усеявшие дорогу.

Лань Гуй шла позади всех. Она не хотела ничьей компании. У нее была надежда найти Чжан Цзиня во время похода, но после первого дня путешествия пришлось смириться с тем, что он либо остался в Летнем дворце, либо просто бежал.

За ней двигались оставшиеся повозки с имуществом, а затем, на почтительном удалении, обычные слуги и евнухи, примкнувшие в каравану. И в самом хвосте процессию замыкал еще один полк знаменных, солдаты которого время от времени опасливо оглядывались через плечо, в любой момент ожидая выстрелов английских и французских мушкетов.

В первый день огромный караван продвигался достаточно упорядочено и с хорошей скоростью, так как многие были напуганы. На следующий день дисциплина начала постепенно падать и движение замедлилось. На третий день, когда в поле зрения появилась Великая стена, какого-либо порядка не было и в помине. Татарские всадники беспрерывно скакали туда и обратно. Знаменные дрались и ругались, кляня всех и вся. Император двигался как ни в чем не бывало, точно он и в самом деле совершает обычную поездку на охоту в Жэхэ. Знаменные арьергарда догнали смешавшуюся толпу и скоро зашагали рядом с наложницами, которые с удивлением уставились на них.

Погруженной в свои мрачные мысли Лань Гуй не было ни до кого дела. У нее отобрали ребенка, она лишилась привилегированного положения. Почему она не бежала во время всеобщей неразберихи в Юаньминъюане? Никому бы и в голову не пришло посылать за ней погоню. Она могла вернуться в Пекин и, возможно, найти этого негодяя Чжан Цзиня, так бессовестно покинувшего её. Вероятно, она погибла бы в руках варваров, но разве это не лучше, чем изматывающий, оскорбительный марш в качестве отвергнутой наложницы? Однако она по-прежнему оставалась матерью наследника престола, и как напомнил ей принц Гун, никто не в силах изменить этого до тех пор, пока жив ее сын. А сын был всего в нескольких десятках метров…

Впереди раздался шум. Одна из повозок с вещами императора угодила колесом в яму и перевернулась набок. Кричали женщины, лаяли собаки. Торопливо подошли знаменные, чтобы под руководством офицеров поднять повозку и заменить сломанное колесо на новое. Женщины сели на землю, обрадовавшись возможности отдохнуть. Но Лань Гуй осталась стоять, наблюдая за работой мужчин и посматривая на Великую стену, до которой оставалось всего несколько миль. Вдруг она обратила внимание на офицера знаменных, пристально глядящего на неё. Симпатичный молодой офицер показался ей слишком высоким для маньчжура.

Жунлу!

Сердце Лань Гуй гулко забилось. Он не очень изменился со времени их последней встречи, разве что несколько раздался в плечах, возмужал. А вот она, Лань Гуй, знала, что изменилась. И теперь вовсе не та девочка, которой была восемь лет назад.

Оба промолчали. Жунлу вернулся к своим обязанностям. Вскоре повозка была отремонтирована, и процессия возобновила движение. Но он увидел ее, а сплетни об опале непокорной наложницы ходили по всему каравану.

Что ей делать, если он станет искать с ней встречи? Даже несмотря на явное падение дисциплины, установленной правилами Запретного города, приближение любого мужчины к императорской наложнице карается смертью, не говоря уже о попытке заговорить с нею. Но внезапно она захотела этого больше всего на свете.

На ночлег императорский двор расположился под самой тенью Великой стены, едва весь караван прошел через ворота. Ворота тут же были закрыты, и караул знаменных взял их под охрану. Все почувствовали себя гораздо уютнее по эту сторону стены, отделявшей их от варваров, пусть даже до сих пор и не обнаружилось ни малейших признаков погони. Для наложниц установили палатки — одну на четверых, евнухи расположились снаружи. Они ужинали, наблюдая, как солнце — огромное и вишнево-красное — медленно опускалось за горы на западе. После ужина евнухи направились провожать наложниц к свежевыкопанным уборным. Было уже довольно темно, и Лань Гуй показалось, что сейчас довольно легко сбежать: теперь у нее не было личного евнуха и никто не следил за ней так пристально, как за другими.

Она отошла от лагеря примерно ярдов на сто и присела на небольшом взгорке, наблюдая за мерцающими огнями костров. Воздух здесь казался удивительно чистым по сравнению с вонью, стоявшей в лагере, а шум от костров доносился приглушенно. Жунлу, если захочет, может найти ее в этом месте. Становилось прохладно. Ее одежда, днем прилипавшая от жары к телу, теперь совершенно не спасала от прохлады на обдуваемом ветром взгорке. Она уже почти решила прекратить свое бдение и вернуться в тепло палатки, как услышала рядом мужской голос.

— Почитаемая обеспокоена? — спросил Жунлу.

— Я больше не Почитаемая. Разве ты не знаешь?

— Вы всегда останетесь для меня Почитаемой.

Сердце Лань Гуй сильно забилось в груди.

— Я пришла сюда в надежде увидеть тебя, — смело сказала она. — Ты не разделишь со мной свой плащ? Мне холодно. — Он склонился и обернул свой плащ вокруг ее плеч. — Ты слышал о моей опале? Я умоляла императора подняться и воевать, но он не решился этого сделать.

— Да, я обо всем этом слышал. — С минуту они сидели молча, затем Жунлу сказал: — Вы собираетесь бежать из этого каравана?

— Куда может податься женщина в одиночку?

— Я буду с вами, Почитаемая.

Лань Гуй никогда не чувствовала такого возбуждения.

— И куда мы пойдем?

— Хоть на край света, если будет надо.

— Ты и вправду готов поставить себя вне закона ради меня?

— Я никогда не мечтал ни об одной женщине, кроме вас.

Если они убегут сейчас, то к рассвету станут недосягаемы для погони. Они могут поскакать на запад, где зашло солнце, и Лань Гуй станет свободной… Нет, никогда не будет свободной. Она — мать. Однажды ее сын станет императором. И этот день близок, как близка и смерть Сяньфэна.

— Я не могу оставить своего сына. — Услышав эти слова, Жунлу понурил голову. — Не будь у меня сына, я бы не задумываясь пошла с тобой, — продолжила она.

Жунлу опять приободрился.

— Ты уже совершил преступление, — напомнила ему Лань Гуй, — находясь здесь со мной.

Лань Гуй поняла, что никогда не знала настоящего мужчину. Сяньфэн уже был измотанным болезнью инвалидом, когда она впервые попала к нему в постель, да и к тому же с тех пор он сильно сдал. У этого же мужчины были сила, и желание, и опыт. Он посадил ее к себе на бедра, укрыв их обоих своим плащом от ночной прохлады. Они сняли только панталоны, но его рука, проскользнув ей под блузу, ласкала бархат ее груди. Она поцеловала его и научила делать то же. Она любила со всей страстью, являющейся неотъемлемой частью ее натуры, которую, однако, приходилось подавлять так долго. И она без тени сомнения чувствовала, что он ее тоже любит, и вручала ему свою жизнь.