Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Практика бинтования стоп ног у девочек не была принята маньчжурами, но Лань Гуй прекрасно осознавала, что для несчастной женщины долгое стояние на ногах — ужасная пытка.

Девушка подошла и встала рядом с Джеймсом Баррингтоном, чтобы наблюдать за происходящим вместе с ним. Молодые люди знали друг друга уже несколько лет, так как высокий молодой англичанин часто посещал дом ее отца. Хуэйчжэн приходился старым другом Мартину Баррингтону — отчиму Джеймса и главе торгового Дома Баррингтонов, а сам Джеймс, хотя ему исполнилось всего двадцать два, уже три года служил управляющим филиалом Дома в Уху. Он выделялся среди окружающих не столько цветом кожи и волос, сколько могучей статью, превосходя любого из собравшихся здесь мужчин, даже маньчжурских знаменных. Лань Гуй считала его самым красивым мужчиной на свете. Вот она подняла лицо, чтобы улыбнуться ему в ответ.

Из группы осужденных вывели служанку, счастливую от того, что ей присудили наказание палками бастинадо, а не мечом. Она, как оказалось, только попыталась помочь своей госпоже скрыть преступление и не участвовала в его совершении. Злорадные крики из толпы стали громче. С женщины стянули панталоны и уложили ее на землю, убрав волосы с плеч, сотрясавшихся от рыданий. Толщ ревом подтверждала свое одобрение происходящему. Джеймс Баррингтон взглянул на Лань Гуй: глаза девушки расширились, она нервно облизывала губы в ожидании зрелища. Даже малой толики жалости к жертве или стеснения от того, что женщина предстала обнажённой для всеобщего обозрения, не было заметно на ее лице.

Четверо мужчин за руки и щиколотки прижали жертву к земле. Еще двое встали у нее по бокам возле бедер. В руках эти двое держали по длинному тонкому бамбуковому хлысту. Прозвучала команда, и они принялись поочередно несильно хлестать женщину по обнаженным ягодицам.

Первые удары вряд ли причинили осужденной страдания, но постепенно ее ягодицы стали краснеть и подергиваться, а вскоре все тело уже извивалось в руках истязателей.

Зрители хлопали в ладоши и выкрикивали советы палачам. «Пустите ей кровь из задницы!» — ревела толпа. Некоторое время спустя пыль вокруг тела женщины окрасилась мелкими брызгами крови, которой с каждым ударом становилось все больше и больше. Женщина завыла от нестерпимой боли, однако мужчины продолжали наносить удары. Лань Гуй, наблюдая, наматывала на палец прядь волос.

Наконец женщина смолкла. Все ее тело и земля по обе стороны превратились в месиво крови, пота и мочи. Палач ткнул ее хлыстом, и кто-то вылил на нее ведро воды. Голова несчастной дернулась, и она тут же вновь закричала, но поскольку рот ее пересох, из облепленных грязью губ исходил только высокий пронзительный стон. Истязатели оставили ее и взялись за одного из двух слуг-мужчин. Их госпожа, будучи больше не в состоянии удержаться на маленьких ножках, опустилась было на колени, но ее тут же, грубо ухватив за волосы, поднял конвоир.

Первого слугу вывели вперед, раздели по пояс, двое стражников заломили ему руку за спину. Третий намотал прядь его волос на палец, и они втроем повели обреченного человека к палачу, Стоявшему опершись на огромный меч. Как и всегда на китайских казнях, все свершилось очень быстро. Растянутого за руки и волосы мужчину поставили на колени. Палач — могучего телосложения китаец, также обнаженный по пояс, с блестящим от пота телом — даже не примерился мечом к шее жертвы. Он просто взялся двумя руками за рукоять своего грозного оружия и обвел им безупречную дугу в воздухе. Со стороны показалось, будто тело обвиняемого просто разделилось под усилием растягивающих его людей. Двое стражников, державших его за руки, отбросили в сторону залитое кровью тело. Третий поднял за волосы отрубленную голову над толпой, демонстрируя ее зрителям, которые встретили этот жест аплодисментами одобрения. Затем он тоже отбросил голову в сторону. Тут же набежавшие собаки принялись ее облизывать, но группа мальчишек, отобрав у них добычу, начала пинать голову ногами. Собаки, не долго думая, набросились на труп.

Джеймс почувствовал, как пальцы Лань Гуй сжали его руку. Служанка поднялась из пыли и, шатаясь, направилась в толпу. Кровь струилась по ее ногам, наполняя следы босых ступней. Панталоны она держала в руке. Толпа не потрудилась дать ей дорогу. Зрители издевались над наказанной, хлопали по истерзанным ягодицам, от чего женщина шипела, и таскали несчастную за волосы.

Вот оказался мертв и второй слуга. И его головой принялись забавляться мальчишки. Осталась только дама.

Она едва держалась на своих изуродованных ножках, громко рыдая. Огромные слезы скатывались по щекам и маленькой груди, так как с нее уже стянули блузу. Джеймсу невольно подумалось, каким же издевательствам своего мужа должна была подвергнуться эта женщина, чтобы решиться убить его, прекрасно зная, какая судьба будет уготована ей самой. Женщина, рожденная для достойной и благополучной жизни, о чем можно было судить по ее миниатюрным ножкам, готовилась умереть самым публичным и оскорбительным образом. Толпа взревела от удовольствия, и через мгновение голова дамы оказалась в ногах играющих мальчишек.

Лань Гуй спешно покидала расходящуюся толпу, чтобы никто из зевак не смог узнать в ней дочь управляющего провинцией. Она стремительно прошла по уходящей в гору улице, мимо бамбуковых прилавков, пока пустующих, так как и продавцы, и покупатели ушли смотреть на казнь, и направилась дальше, к обрыву над рекой. Там она со стоном усталости упала в траву.

Чжан Цзинь бежал следом за хозяйкой. Джеймс Баррингтон подходил гораздо медленнее: управляющему Дома Баррингтонов в Уху недостойно мчаться по улице, да кроме того, и просто жарко. В Уху, находившемся в двухстах милях от моря, либо дул ураганный ветер, либо стояла абсолютная тишь, как сегодня. Зимой температура падала ниже нуля, а летом устанавливалась непереносимая жара. Отдохновение давали только регулярные ливневые грозовые дожди. Сейчас, летом, желанной прохладой можно было насладиться только поздним вечером.

Лань Гуй поднялась на ноги и стряхнула пыль с одежды — свободной блузы и панталон, традиционных для китайских женщин. Дополнял ее туалет светло-голубой плащ, украшенный ярко-красными драконами и птицами. Плащ свидетельствовал о высоком положении девушки в обществе, так же как и обувь: обычные китайские башмаки на деревянной подошве, но с мелкими жемчужинами, вделанными в дерево. Обнаруживать богатство своей семьи в одежде, и особенно в обуви, было традицией маньчжурских женщин. Да и Хуэйчжэн хотел, чтобы его дочь выделялась из общего людского стада.

Одежда одеждой, но и так вряд ли кто-либо спутал бы эту крепкую красивую стройную молодую девушку с длинными блестящими черными волосами и огромными глубокими черными глазами с какой-нибудь китайской девушкой-простолюдинкой на коротеньких ножках! Джеймс остановился рядом с ней.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую себя… возбужденной. Будь у меня муж, я сейчас же пошла бы к нему и удовлетворилась.

Она неотрывно смотрела на него с приоткрытым от возбуждения ртом. Джеймс взглянул на Чжан Цзиня, смиренно замершего у ее плеча. Он знал о преданности юноши своенравной госпоже. Знал и Чжан Цзинь, что Лань Гуй для него — не более чем сказочная мечта: ведь он всего лишь раб.

Другое дело — Баррингтон.

— Тогда выходи замуж за меня, — спокойно сказал Джеймс, — и будешь удовлетворена.

Лань Гуй отвела взгляд, затем ее огромные глаза вновь остановились на его лице. Однако возбуждение уже угасло. Он как-то раньше предлагал ей это, но тогда она обратила все в шутку. Сегодня же ей было не до шуток.

— А ты сделаешь меня очень богатой?

— Да, очень богатой, — пообещал он.

Лань Гуй на мгновение показала язычок.

— Я хочу стать очень, очень богатой, — призналась она.

— Я завтра же переговорю с твоим отцом, — заявил молодой человек.

— Но мы сможем пожениться очень нескоро, — с сожалением напомнила Лань Гуй.

57
{"b":"234967","o":1}