Как бы он хотел, чтобы отец оказался рядом и дал ему дельный совет! Впрочем, что особенного мог он посоветовать? Мартин не имел в своем распоряжении кораблей, которые заслуживали бы название военных, и мало верил в стойкость защитников Кантона. Итак, чем же он располагал в действительности? Он смотрел на Жемчужную.
Река текла быстрее, разделенная островками на многочисленные протоки; в одном из них Мартин заметил сампан, у которого сломалось длинное весло, и тот отчаянно пытался встать носом к подхватившему его течению. Баррингтон ожидал, что вот-вот сампан развернет боком к стремнине, и причем круто развернет, но этого не произошло; сампан со взывающей о помощи командой протащило по протоку и вынесло на глубокий плес.
Мартина осенило. Он вспомнил рассказы о том, как Дрейк[11] вынудил испанскую армаду принять бой в проливе Па-де-Кале.
— Канцзюй, — сказал он, — мне нужны все сампаны, которые ты сможешь найти, и двенадцать экипажей похрабрее.
— Чего-чего, а сампаны найдем, — ответил тот.
Канцзюй начал подбирать команды для сампанов, а Мартин занялся реквизицией кораблей. Двенадцать наиболее подходящих он ошвартовал у причала, командам других сампанов приказал поставить свои суденышки между островами, связать канатами и перегородить таким образом протоки. Самый широкий, пригодный для кораблей проход он оставил открытым, как бы приглашая неприятеля войти в него: приманка была подброшена, и Мартин рассчитывал, что британцы со свойственной им самонадеянностью ее проглотят.
Свои сампаны Мартин сосредоточил выше островов и поставил по берегам надежную охрану: он не хотел, чтобы сведения о его замысле просочились вниз по реке. Подобранные Канцзюем команды Баррингтон сразу включал в работу: необходимо набить трюмы сампанов всеми мыслимыми и немыслимыми горючими материалами — фейерверками, бочонками с порохом, пропитанными жиром канатами.
— Теперь остается только ждать, — объявил он наконец своим людям.
— Ты поведешь нас, Баррингтон?
Мартин кивнул:
— Я поведу вас.
Погода постепенно улучшилась, и Мартин ежедневно заставлял каждый экипаж отрабатывать свой маневр; между тем англичане прислали своего представителя с требованием сдать Кантон.
Горячий нравом Сун Танчу наверняка отрубил бы голову парламентеру, но Мартин запретил и просто отослал английского лейтенанта назад с отказом. По крайней мере, теперь ему известно имя человека, с которым он сражался: экспедиционными силами командовал генерал сэр Хью Хок.
Мартин еще раз навестил арестованных англичан. Те выглядели значительно бодрее и даже пытались шутить. Они наслышались о неудачах маньчжурской армии на побережье и уверенно ждали прихода кораблей английского военно-морского флота.
— И тогда вас вздернут, Баррингтон, — пообещали Мартину.
В конце апреля было получено известие, что Британская эскадра наконец начала подниматься по реке. Впереди шли фрегаты, за ними следовали линейные корабли. Замыкали построение транспортники, эскортируемые остальными фрегатами и пароходом. Мартин с конным отрядом знаменных помчался вниз по берегу. Он предполагал, что английский адмирал не преминет воспользоваться услугами китайских лоцманов-лодочников, однако эскадра продвигалась вперед с соответствующими предосторожностями; корабли дожидались подходящего ветра и снимались с якоря только после того, как отправленная вперед разведка на шлюпках проводила рекогносцировку очередного участка пути.
Невзирая на это эскадра представляла собой внушительное зрелище, которое подавляло тех, кому предстояло встать на ее пути. Баррингтон оставил наблюдателей с приказом сообщать о продвижении англичан, а сам вернулся вверх по реке к ждавшим его Канцзюю и экипажам сампанов. Неделю спустя англичане подошли к островам и встали перед выбором: прорываться по одному из перегороженных сампанами небольших протоков или принять вызов и войти в основной, открытый проход. Так или иначе, вскоре Мартин должен был узнать их решение.
Несколько дней англичане стояли на якоре, дожидаясь окончания корабельной разведки. Люди Мартина находились в крайнем возбуждении, он же больше всего боялся, что английский командующий узнает о брандерах[12]. Но через три дня ветер переменился на восточный, эскадра снялась с якоря и направилась к открытому протоку.
Тут же сорвались с места сампаны, гребцы погнали их к северному концу протока, в который с южной стороны уже втягивались английские суда. Матросы зажгли факелы, втащили весла на борт, по сигналу Мартина экипажи перебрались в шедшие на буксире лодки и что есть мочи устремились к берегу.
На месте осталась лишь лодка с Мартином и Канцзюем, желавшими убедиться, что все идет как задумано. Со своей позиции они видели только плывущие над верхушками растущих на островах деревьев мачты и вымпелы передовых британских кораблей. Между тем течением реки все китайские сампаны уже втащило в проток, они горели, но пока несильно. Мартин пытался так рассчитать время взрыва, чтобы пламя охватило их лишь в нужный момент.
Но вот англичане заметили пылающие корабли и поняли, что их ждет. Они оказались в угрожающем положении, поскольку вытянувшиеся в линию передовые фрегаты вошли в проход и для разворота уже не было места. Мартин слушал, как запели сигнальные трубы, а Канцзюй в восхищении щелкал пальцами.
Но на попавших в ловушку кораблях не наблюдалось и намека на панику. Мартин смотрел, как пошли вниз паруса, до него донесся звон якорных цепей. Эскадра встала на якорь. Уничтожение передовых кораблей казалось неминуемым.
— Мы должны подойти ближе, — решил Мартин, и гребная команда налегла на весла, подгоняя лодку ко входу в проток. Увиденное поразило Мартина. С совершенным спокойствием англичане спустили шлюпки со стоящих на якоре фрегатов, моряки с длинными баграми уселись в них и направились к горящим брандерам несмотря на то, что сампаны уже начали взрываться — бочонки с порохом извергали дым и пламя высоко в небо, во все стороны со свистом летели ракеты.
Лодки подошли вплотную к сампанам, английские матросы пустили в ход багры, и горящие посудины были на удивление споро отведены к берегам, где и сели благополучно на мель. Они продолжали гореть и взрываться. Канцзюй сам дал приказ грести к берегу, потому что Мартин не мог вымолвить ни слова. Его последняя попытка закончилась так же плачевно, как и первая.
Кантон был охвачен тревогой. Один слух сменялся другим, горожане толпились на улицах, смотрели на реку и возбужденно переговаривались.
— Как я и боялся, — сказал Мартин, — дело дошло до обороны города.
— А я вам говорил с самого начала, Баррингтон, — отозвался Сун Танчу, — этот город нам не отстоять.
Английские корабли целую неделю стояли в устье Жемчужной, и снова генерал Хок послал представителя с требованием сдаться на условии полного удовлетворения выдвинутых англичанами требований, иначе, заявил он, ему придется подвергнуть город бомбардировке.
— Будьте уверены — город ответит огнем, — сказал лейтенанту Мартин.
В отличие от него члены городского совета не скрывали своего испуга, не рвались в бой и знаменные у пушек и на береговых укреплениях; тысячи людей сплошным потоком устремились из города в горы со всеми своими пожитками, которые везли в телегах или тащили на собственном горбу. Англичане тем временем неотвратимо надвигались На город, большие корабли на буксире у шлюпок вошли в реку. Конные отряды знаменных с воинственным видом носились по берегу, однако беглецы из захваченной британцами крепости Богэ уже вовсю распространяли слухи о страшных штыковых ранениях и об ужасающей скорострельности английской артиллерии.
— Что, по-вашему, я должен делать, Баррингтон? — спросил Сун. Они стояли на берегу и смотрели, как в четырехстах ярдах от них бросают якоря английские линейные корабли.
