После того, как Симона с ее дочерью Аделией прибрали эту единственную комнату, в ней действительно сделалось возможным разместиться. Особенно, если не обращать внимания на бурые пятна от засохшей крови на полу и стенах, ведь именно здесь, в башне, недавно разбойниками был убит прево, назначенный в Пейн графом Шампанским.
Гуго снял большие кожаные сумки с поклажей, привязанные к седлам, и, расседлав усталых лошадей, самостоятельно отнес все свое походное имущество и оружие в башню. Ни оруженосцев, ни другой прислуги у молодого рыцаря не было, но он с детства привык все делать сам и не нуждался ни в чьих услугах.
Вскоре Симона привела в замок седого длиннобородого кузнеца Норга. Гуго тепло поздоровался со стариком, разделил с ним скудную трапезу, поговорил с кузнецом о деревенских делах и передал на его попечение своих усталых лошадок.
Весь день де Пейн осматривал руины своего замка, пытаясь отыскать среди пепелища хоть какие-нибудь уцелевшие, знакомые с детства, вещи. Но все было тщетно. А когда начало темнеть, молодой рыцарь, приложив немало усилий, поднял с пола и кое-как привалил к разбитому проему массивную, окованную железом дверь башни, сорванную с петель грабителями, и подпер ее изнутри тяжелой доской. Только после этого, освещая себе путь маленьким огоньком свечи, он поднялся наверх, помолился Господу перед крестом рукояти своего меча, как привык это делать в походах, расстелил на широкой деревянной скамье свой дорожный плащ, и, положив, по возникшей за время опасных путешествий привычке, кинжал под голову, прилег отдохнуть.
Снаружи опять шел дождь, холодный ветер свободно гулял между бойницами, но долгое путешествие верхом настолько утомило Гуго де Пейна, что он быстро заснул. Ему снова, уже в который раз, снился непонятный, повторяющийся сон.
Он скакал по песку. Воздух вокруг был пыльным, густым и невероятно горячим. На западе за край горизонта в желто-серой песчаной дали садилось кроваво-красное солнце. Его закатные лучи окрашивали необычным золотисто-огненным цветом зловещего вида горы, торчащие повсюду. Впереди, вдали, там, куда скакал Гуго, виднелись высокие стены хорошо укрепленного города на каменистом холме.
Гуго был не один. Множество других всадников неслись к городу слева и справа, позади и немного впереди него. Вместе они составляли большое конное войско. Всадники были закованы в тяжелые доспехи. Над их головами на высоко поднятых копьях развивались узкие вымпелы и боевые знамена. И на всех знаменах присутствовал знак креста. А на небе до горизонтов протянулись две пересекающиеся гряды перистых облаков, тоже напоминая гигантский крест.
Ночью дождь прекратился, и утро оказалось ясным, но промозглым из-за непрерывно дующего холодного ветра. Гуго проснулся рано и, закутавшись в плащ, поднялся на смотровую площадку башни. Он с младенчества помнил, открывающийся отсюда, прекрасный вид. Земли Шампани лежали перед взором молодого рыцаря. Под ярким голубым весенним небом во все стороны от замка Пейн распростерлись земли родной Шампани: поля, виноградники, дремучие вековые леса, озера и речки с разбросанными то там, то здесь между ними пятнышками замков, деревушек и маленьких городков. Но самая цветущая и плодородная провинция Франции теперь отнюдь не выглядела таковой. Прошедшая по стране страшной косой смерти, чума вместе с засухой и неурожаями последних лет опустошили эти, еще совсем недавно такие богатые, угодья. Множество хозяйств разорились. И теперь во многих местах, там, где еще пару лет назад были виноградники и поля, простирались никем не обрабатываемые пустые пространства, на которые постепенно с востока наступал лес.
Гуго обратил взгляд на запад. Там, недалеко, всего в восьми милях, лежала столица края – город Труа, где находился двор графа Шампанского, и куда молодому рыцарю предстояло поехать в самое ближайшее время. Как и всякий дворянин, вступающий в права наследства, Гуго де Пейн обязан был дать вассальную присягу своему сюзерену. Только тогда он сможет рассчитывать на помощь и покровительство.
Разглядывая эту панораму, Гуго пытался осознать себя в новой роли хозяина Пейна. После смерти родителей он являлся единственным прямым наследником феода: ни родных братьев, ни сестер у него не было. Правда, у отца был двоюродной брат, но вряд ли он станет требовать какую-либо долю наследства: Гуго слышал, что двоюродный дядя весьма преуспел при дворе герцога Нижней Лотарингии Готфрида Бульонского. Так что дележа Пейна Гуго не опасался. В то же время, он не мог еще до конца свыкнуться с тем, что опасные, но интересные странствия юности кончены, и впереди его ждет обычная рутина владетеля небольшого, к тому же разоренного, поместья.
Заботами о хозяйстве Гуго еще никогда не приходилось заниматься. Но он отлично понимал, что положение унаследованного владения было весьма плачевным. Многие крестьяне умерли в эпидемию, и земли почти никто не обрабатывал. Замок был разграблен и выжжен, а продовольственные запасы отсутствовали.
Но самое главное, что вызывало наибольшее беспокойство молодого де Пейна, – разбойники или просто какие-нибудь недоброжелательные соседи могли ворваться в любой момент и захватить Пейн окончательно. Непонятно было, почему они не сделали этого до сих пор: замок не охранялся. Противостоять злой силе здесь было некому.
В своих путешествиях Гуго постоянно видел на живых примерах, какие злоба, жестокость и грубость нравов свирепствуют в современном ему мире. Он вспомнил, как всего три месяца назад в горах Арагона стал свидетелем захвата отрядом мавританских грабителей маленького слабо укрепленного замка Ла Каталина. Мало того, что захватчики разграбили и сожгли этот замок до основания и забрали в рабство всех его жителей, выживших при штурме, они долго издевались над хозяином, престарелым доном Раменсо. Выкололи ему глаза, отрубили ступни и кисти рук и так бросили умирать. Когда с опозданием на помощь прискакал отряд рыцарей арагонского короля, в котором тогда служил Гуго, дон Раменсо истекал кровью, но был еще жив и умолял прибывших прервать его страдания быстрой смертью, что и было сделано посредством мизерикордии, рыцарского кинжала с тонким клинком, часто называемого милосердником. А грабители, тем временем, благополучно скрылись в горах с добычей. От этого воспоминания Гуго внутренне содрогнулся.
А скольким еще зверствам он стал свидетелем за годы странствий! Он вспомнил и совсем недавние стычки по дороге домой. Мрачный осадок в душе оставило нападение рыцаря де Веро и последовавшая смерть задиры. Но вторая стычка на дороге была гораздо опаснее, когда его, одинокого всадника, в землях герцогства Аквитания окружила в лесу целая толпа разбойников. Только серьезный боевой опыт, приобретенный в битвах с маврами, и решительность помогли Гуго де Пейну не растеряться, вырваться из рук бандитов и пробиться вперед. Он и сейчас, вспоминая, явственно ощущал удары стрел о свою кольчугу, слышал крики этих страшных людей и видел брызги крови и мозга из разрубаемых лезвием его меча нечесаных, засиженных вшами, голов. Как там говорил старый павликианин? Тьма, она всюду…
Гуго постарался отогнать неприятные воспоминания и начал мысленно взвешивать несколько вариантов исправления своего положения. Самым простым решением была бы продажа замка и земли, но де Пейну эта идея не нравилась. Во-первых, замок находился в таком скверном состоянии, что на сколько-нибудь приличную сумму при его продаже рассчитывать не приходилось. Во-вторых, сейчас Гуго не был готов терять опору на родной земле: он только что вернулся из далеких краев в место, где прошли первые одиннадцать лет его жизни, и где были похоронены его родители.
Другой вариант предполагал восстановление хозяйства. Замок можно отстроить заново, а землю отдать арендаторам. У де Пейна была довольно приличная денежная сумма, заработанная за время службы, но для восстановления замка ее все-таки недостаточно. К тому же, даже если бы удалось сдать землю в аренду, и, таким образом изыскать еще какие-то средства на ремонт замка, то откуда взять деньги на содержание дружины? Да и как найти надежных дружинников? А без дружины владетелю поместья невозможно существовать в мире, где вокруг свирепствуют столько жадных и коварных подданных Сатанаила, да и просто убогих и голодных людей, падких на чужое добро.