С тех пор старый монах неотлучно находился в замке на полном содержании хозяев. А поскольку его крохотная комнатка-келья примыкала к, отгороженному от зала полинялым гобеленом, закутку маленького Гуго, получалось, что монах почти все свое время проводил рядом с наследником Пейна. Обоим было скучно. И очень быстро старик и ребенок привязались друг к другу и придумали себе занятие: много узнавшему и повидавшему на своем веку старому человеку не хотелось, чтобы накопленные им знания бесследно ушли вместе с ним в могилу, а ребенку было интересно все, что лежало за пределами маленького мирка родительского поместья.

Родители почти не уделяли ему должного внимания. Мать молилась, а отец пил. Мальчик рос отдельно от сверстников. С крестьянскими детьми ему строго запрещали общаться, а в маленьком замке не было других малышей, и, лишь изредка, во время конных прогулок, ему удавалось встретиться с сыновьями владетелей соседних земель. Отец, несмотря на болезнь печени, постоянно устраивал попойки со своими дружинниками, а в редкие моменты протрезвления уезжал на охоту. Мать же все время молилась. Правда, отец рано научил Гуго ездить верхом на лошади, а мать научила сына творить молитвы, но этим все родительское воспитание, в основном, и ограничилось. Всеми остальными знаниями и умениями, за исключением военных искусств, Гуго был обязан старому монаху Аквиору. И хотя ученый монах временами бывал, как казалось Гуго, излишне раздражителен, строг и требователен, ребенок за годы учения привязался к старику сильнее, чем к родному отцу.

Старик не был обычным монахом. О своем прошлом учитель говорил очень мало, но Гуго постепенно узнал, что этот сухощавый седой человек долго жил в одном ирландском бенедиктинском аббатстве, а затем покинул его, то ли отправившись в паломничество, то ли будучи изгнанным, то ли ударившись в бега, то ли просто в поиске приключений. Аквиор объездил множество стран, и даже некоторое время провел в Святой Земле. И судьба распорядилась так, чтобы этот ученейший человек на обратном пути из своих странствий оказался именно в Пейне.

За пять лет обучения учитель поведал маленькому мальчику многое из своих знаний, накопленных за долгую жизнь. Два древних языка, латынь и греческий, преподавал ему старый монах. Еще он учил мальчика читать и понимать на слух арабский. И даже пытался познакомить с таинственным алфавитом иудеев. «Ты должен освоить этот язык, потому что именно он и есть родной язык Спасителя нашего Иисуса Христа», – незадолго до смерти говорил Аквиор своему единственному ученику.

Но маленький Гуго оказался учеником не слишком усидчивым. Он был еще слишком мал и, хотя, будучи смирным от природы, он и мог часами внимательно слушать лекции учителя, но, когда дело доходило до написания букв или до заучивания наизусть, он, как и большинство детей его возраста, начинал хныкать и отлынивать.

Но не только языки изучал Гуго с помощью своего учителя. Основы математики, географии, истории и даже философии ученый монах старался сделать доступными пониманию мальчика. Постепенно ребенок развивался и проявлял все более хорошие способности, и, если бы у учителя хватило времени их по-настоящему развить, возможно, из маленького ученика вырос человек редчайшей для своего времени учености. Но, когда Гуго исполнилось одиннадцать, старый монах вдруг сильно простудился холодной зимой и через неделю умер.

Таким образом, знания, полученные Гуго за пять лет обучения, остались во многом неполными. Он научился латыни, свободно писал и читал, но изъяснялся на ней довольно бедно, т. к. не был обучен искусству риторики. Он понимал греческий алфавит, кое-как читал, с трудом писал, но связно сказать мог лишь некоторые заученные фразы. Он различал арабский и еврейский языки на письме, но ни читать, ни изъясняться на этих языках не мог, хотя и запомнил с десяток арабских и пару еврейских слов. Из остальных наук наилучшие познания оказались у него по истории, правда, последовательность событий он помнил не твердо. Учитель много рассказывал ему о древних греках и римлянах, о древних войнах, о походах Александра Македонского, о торжестве Юлия Цезаря и о его гибели от руки Брута, о древнем Египте и о красавице Клеопатре, о Иудейской войне и избиениях первых христиан римлянами, о походах варваров на Рим и о разграблении вечного города, об императоре Константине и о его святой матушке Елене, о нашествии мавров на Испанию и об империи Карла Великого.

Но не успел всего рассказать учитель. Внезапная кончина монаха Аквиора поставила крест на образовании Гуго и явилась первым признаком скорого бесповоротного разрыва с детством. И действительно, не прошло и полгода, как отец отправил сына на службу к своему сюзерену графу Шампанскому.

Пробыв какое-то время у могилы своего учителя, молодой хозяин Пейна, наконец, направился к часовне. В детстве Гуго часто приходил сюда. Его мать любила молиться здесь. А в церковные праздники монах Аквиор проводил службы в часовне. И тогда сюда собирались крестьяне из всех окрестных деревень, было шумно и весело.

Гуго помнил каждый камень, каждую трещинку древнего, потускневшего и выкрошившегося местами мрамора, каждую деталь облупившейся от времени мозаики, изображающей Деву Марию и волхвов, несущих дары младенцу Иисусу. Но больше всего Гуго любил тишину и уединенность этого места, возможно, потому, что, как ему казалось в детстве, часовня была такой же одинокой и грустной, как и он сам.

Гуго сейчас хотелось даже не столько помолиться Деве Марии и Господу Иисусу Христу, сколько просто снова, как в далеком детстве, постоять посреди тишины старинных стен, посмотреть на удивительную, чудесным образом сохранившуюся, мозаику и послушать, как гудит ветер в узких прорезях окон под самым сводом. Вот сейчас он войдет внутрь и ничто не помешает ему опять, как когда-то, услышать знакомый звук…

Но в часовне уже кто-то был.

Посередине часовни стоял высокий мужчина в длинном монашеском одеянии с капюшоном из грубой серой шерсти. Человек повернулся на звук шагов, и новый хозяин Пейна сразу узнал странника. Гуго встретил его лет пять назад в Испании, в высоких горах, через которые он пытался бежать, преследуемый мавританскими разбойниками после разгрома ими того самого торгового каравана, идущего из Арагона в Кастилию, в котором, волею случая, неопытный еще юноша, оказался одним из охранников.

Гуго вспомнил, как в тот страшный час, лишившийся всего, потерявший надежду на спасение и загнанный страхом смерти за границу вечных снегов, изнемогая от полученных в стычке ран, он уже не мог идти и замерзал насмерть в беснующейся пурге на ледяном перевале, и странный монах, появившийся словно из-под земли, спас его, проведя по тайной тропе к удивительному горному монастырю. Монастырь тот был весьма необычным, не похожим на все другие монастыри, какие де Пейн видел до этого. Гуго пробыл там достаточно долго, но того, что происходило с ним в стенах той обители, как, впрочем, и то, какому святому она была посвящена, Гуго не помнил. Он тогда впал в какое-то странное болезненное состояние, и сознание его помутилось. Должно быть, то были лихорадка и бред, вызванные потрясением от потери друзей, ранами и обморожением. Но добрые монахи выходили его, и в одно прекрасное утро он смог добраться до Хаки[9], где был зачислен в отряд, идущий на войну с маврами…

Гуго хорошо запомнил только то, что сказал тогда странник, спасший его. «Для тех, кому предназначен путь горний, случайностей не бывает. На их дорогах все происходит к сроку. Не раньше и не позже. Помощь Божия никогда не опережает события, но никогда и не опаздывает». И вот сейчас этот странный монах снова стоял перед ним в тишине древней часовни.

За прошедшие несколько лет странник почти не изменился. Та же стройность фигуры, те же правильные черты чуть смуглого, обветренного лица, не выдающего возраст: можно дать от сорока до шестидесяти. Все тот же серый плащ с капюшоном и того же мышиного цвета монашеская одежда под ним, та же небольшая дорожная сумка через плечо, тот же самый добротный деревянный посох в руке. Тот же небольшой серебряный крест на груди поверх рясы из грубой шерсти. И тот же алмазный отблеск затаенного огня в голубой глубине ясных глаз. Разве только в аккуратной бороде и в темных волосах монаха появилось чуть больше седины? Впрочем, Гуго и в этом не был уверен.