«Не ходи тут — может, минировано!» Мины, конечно, кругом есть, а только не здесь, не на самой их огневой позиции. По трупам, можно сказать, видно — на бегу от наших пуль падали. Не разбегались бы так по собственным минам, ползком уползали бы… Эх, ведь какие мы стали: кругом трупы валяются, и мы здесь спим… И ничего… А если б мне три года назад так это сюда попасть?

С ума бы, наверное, от страха сошла… Вон этот вражий солдат — его гранатой, наверное, разнесло… В общем, хоть нервы и закалились, а даже и рассказать кому-нибудь неприятно… Сирень — и трупы! А в душе — радость, что это враги так кончают… И что мы наступаем — радость. И что все небо в наших самолетах — радость. И что грохот этот, как перекаты грозы, гонит и гонит фашистов — все радость! И что теперь вот и Выборг уже позади, и мы едем в него, как в тыловой наш город, — и в этом радость… Хорошо все-таки жить на свете… Замечательно жить!

И совсем не устала я… А вон то озеро — какая тоненькая, тоненькая полоска — сегодня тоже станет нашим, и завтра я, наверное, буду купаться в нем!.. И на его бережку — посплю… Какие красивые здесь места!..»

21 июня. Вечер. Ленинград

К часу дня я вернулся в Выборг, встретился с Ратнером и Баранниковым, сразу же выехал с ними в Ленинград. В четыре часа дня мы проехали Териоки (где у генералов был победный банкет), за Териоками попали под бомбежку, но благополучно ее проскочили; любовались эскадрой в составе двадцати восьми единиц, шедшей полным ходом с десантом брать острова Бьеркского архипелага и Тронгсунда. К вечеру я уже был дома, в своей квартире на канале Грибоедова.

Еще в Выборге, встретившись с полковником П. И. Радыгиным, узнал новости, сообщенные по радио: сегодня перешел в наступление Карельский фронт генерала армии К. А. Мерецкова, наши войска, освобождая Медвежегорск, завязали бои на его окраинах. Между Онежским и Ладожским озерами идет наступление 7-й армии, на плацдарме южнее Свири занято больше ста населенных пунктов, в том числе Вознесенье, Ганино, Ерофенко, Петровский Посад, Мителька, Свирьстрой. У Лодейного Поля Свирь форсирована, создан плацдарм на северном ее берегу…

Значит, военная сила Финляндии стремительно сокрушается и там. Полный разгром противника и выход Финляндии в самые ближайшие дни из войны — обеспечены!.. Вот к чему привело упорство прогитлеровского правительства этой страны в недавних переговорах с нами! Мы предлагали мир, и скольких же лишних жертв с той и с другой стороны можно было бы избежать!.. Но… «ву ля вулю, Жорж Данден…»[50]

22 июня. Ленинград.

Сегодня трехлетие со дня начала войны. Как изменились мы! Как изменилась сама война! Все было к горю тогда, все теперь — к радости!

23 июня

В Ленинграде — совсем уже мирная жизнь. Довоенный быт восстанавливается. В одиночку, семьями и целыми коллективами возвращаются в Ленинград — пока еще по специальным вызовам и разрешениям — эвакуированные в сорок первом и сорок втором годах жители. Рабочие заводов и фабрик, инженеры и техники, коллективы театров и многих учреждений прибывают в Ленинград каждый день. И все хлопочут, устраиваются в своих квартирах и ремонтируют их. Другие, чьи квартиры разбиты или заселены по ордерам переселенцами из разбитых квартир и разобранных на дрова домов, добиваются новых комнат и квартир. Есть среди вернувшихся и такие, кляузные, недостойные люди, которые обращают свое нелепое негодование на жильцов их прежней квартиры, хотя те ни в чем и никак не виноваты, потому что в условиях блокады Ленсоветом, райжилотделами были вынесены вполне справедливые решения: всех, чье жилье приведено в негодность, сожжено, разбомблено, разбито вражескими снарядами, переселять в пустующие, брошенные квартиры.

Тех, кто вернулся в Ленинград по вызову, кто получил пропуск, дающий право вернуться из эвакуации, городские власти обеспечивают новым жильем. Но многие возвращаются самовольно, и, конечно, обеспечить их жильем в разбитом фашистами городе сразу невозможно. Среди этих-то людей и попадаются «буйствующие».

Все, однако, постепенно уладится, жизнь войдет в нормальную колею.

Сегодня я навестил А. А. Ахматову, недавно вернувшуюся в Ленинград из эвакуации. Видел ее впервые после сентября 1941 года, когда попрощался с нею перед ее отлетом в Ташкент в подвале бомбоубежища, в момент ожесточенной бомбежки.

За свои патриотические стихи А. А. Ахматова награждена медалью «За оборону Ленинграда». Она выглядит бодрой и спокойной, была приветлива, читала стихи.

Завтра — день ее рождения, и она шутливо спросила меня:

— Что подарят мне завтра — Шербур?

— Наверно, Медвежегорск! — ответил я. — В Карелии идет наступление наших войск по всему фронту!

26 июня

Вчера вечером у отца был сердечный приступ. Ночью — второй. Утром сегодня — третий. Вызывал врача. Днем сегодня я увез отца на санитарной машине в Военно-морской госпиталь на улице Газа.

29 июня

Навещаю отца. Лежать ему долго. У него — инфаркт. Это второй инфаркт, после прошлогоднего. Волнуюсь…

…Вчера по Невскому прошли троллейбусы. Первые — после блокады!

30 июня

Позавчера 7-й армией вместе с десантом Онежской флотилии освобожден Петрозаводск. 26 июня эта же армия вместе с Ладожской флотилией освободила Олонец. Еще только 21 июня было сообщение о форсировании реки Свирь, и вот уже большая часть Карелии очищена от врага.

В 7-й армии я начинал войну, был впервые в бою В Петрозаводске испытал первую бомбежку. Главным инженером, помощником Г. О. Графтио, на строительстве Свирской ГЭС был мой отец. Сколько воспоминаний!..

Сегодня — день жаркий. Впервые за войну я оделся в штатское, прогуливался по городу с ощущением, что Ленинград становится совсем мирным городом.

1 июля

Состояние отца — тяжелое. Но он не может, не умеет, даже в такой болезни, лежать без дела. На листочках почтовой бумаги он начал писать свои мемуары, в которых много внимания уделит истории русской инженерии! и первым послеоктябрьским стройкам — железным дорогам, Волховстрою, Свирьстрою. Опыт и знания у него огромные, им воспитаны несколько поколений инженеров-строителей, и то, что может рассказать он, никто другой рассказать не мог бы…[51]

6 июля

Наблюдаю разборку руин на Невском, у площади Восстания. Работает сотни полторы девушек — служащих Телефонной станции, Треста столовых и других городских учреждений. Ходят с носилками, носят кирпич, грузят его на платформы трамвайных вагонов, которые увозят свой груз к Охтенскому мосту — там возводится насыпь. Наблюдает за работами девушка-инженер. На полторы сотни работающих женщин и девушек всего дватри юноши. Жарко.

Девушки — в коротких юбках, в майках, почти полураздеты, но ничуть не стесняются, им весело, одна, поднимая носилки, поет: «Та-тарарам-та, таратина-там-там!», другая, заметив, что я обратил внимание на ее калоши, надетые на босу ногу, смеется: «Модельные порвала!..»

По Невскому и Лиговке, вокруг — обычное городское движение.

А вечером сижу в кафе «Буфф», на Фонтанке, пью пиво. Все будто как прежде, как до войны. Тихо. Мало народу. Сад почти пуст. Против меня на скамейке две интеллигентные девушки воркуют с курсантами военноморского училища. Обсуждают, когда поехать в парк культуры, чтоб потанцевать, покататься на лодке.

Все ленинградские женщины участвуют в общественной работе по приведению города в порядок. Например, бригада жен писателей работает в ЦПКО.

7 июля

А реэвакуанты все съезжаются и съезжаются. Сегодня встречал Людмилу Федоровну и ее сына, вернувшихся с Урала, помог им устраиваться в ее квартире, на Боровой. Она всем довольна, хотя в уцелевших при разрушении дома авиабомбой комнатах — развал и запустение, и потребуется много усилий, чтобы привести все в порядок.