Заход солнца как символ смерти: тихо струится скорбь. Ясность души — какой в ней смысл? Призыв к молитве печален, еще сильнее заставляет почувствовать одиночество того, у кого нет ни кола ни двора, ни жены, ни заветной мечты. Словно далекий берег во времени и пространстве. Паруса не направляют лодки к берегу мира и безопасности. Идет женщина, завернувшись в желтое покрывало. Даже мысленно он не способен раздеть ее. Явись к нему сама Балькыс[71] и начни танцевать перед ним в уединенной, закрытой для всех зале, ни один мускул не дрогнет у него на лице.

Маленький худой ребенок с заплаканными глазами, испуганным лицом, держа во рту палец, ищет отца и мать. Наверное, это искалеченное детство заставило его сердце сжаться от ужаса, забиться состраданием. Саид остановился, наблюдая за ребенком. И тут же понял неуместность того, что делает. Как им объяснить, почему он вдруг замер на месте? Потому что маленький ребенок плачет? Саид представил самого себя лежащим на старом матраце — вокруг кричат дети, женщины плачут и бьют себя по щекам… Если бы человека оплакивали, когда он еще жив! Составить бы извещение о смерти, чтобы пришли плакальщицы со всех концов земли! Распять бы себя на воротах Зувейля и лить слезы, как тот идол, что стоит на острове в открытом океане. Саид никогда его не видел, но слышал, что стоит человеку приблизиться к нему, как из глаз идола начинают литься слезы…

Рынок пуст. Движение на улицах замерло, как бег крови в сосудах замирающего сердца. Саид обернулся: плачущий малыш стоял посередине улицы — ножки тонкие, как тростинки, подкашиваются под тяжестью тела. Его каждый неверный шаг — тяжкое начало его жизни. Он не ведает, куда идет. Саид вспомнил женщину, которую видел на Лимонном рынке: она упала между корзинками навзничь. Свет померк в ее глазах. Она ничего не видела вокруг. Ребенок пополз к ее груди, чувствуя в ней биенье жизни. Когда Саид это видел? Когда он ощутил эту невыразимую скорбь?

Саид не пропускал ни одного известия о шейхе Абу-с-Сауде в уверенности, что когда-нибудь тот выйдет на улицу. Одно время он думал проникнуть к шейху под покровом темноты. Но это самый верный путь быть обнаруженным. Проходил еще день, а он все не решался отправиться в Кум-аль-Джарех, и ему казалось, что путь туда становится все длиннее. Может быть, он уже никогда не ступит во двор этого дома и не ощутит аромата его воздуха, орошенного розовой водой? Несколько лет назад ему бы и в голову не могло прийти, что настанет день, когда он не пойдет в Кум-аль-Джарех. Он стал внимательно следить за каждым известием о своем учителе. Саид слышал, что, когда Туманбай отказался занять трон султана, эмирам ничего не оставалось, как обратиться к шейху Абу-с-Сауду с просьбой, чтобы он убедил Туманбая стать султаном. Саид представил себе ясный лик учителя. Может быть, и его посетили сомнения после того, как он вмешался в дела Аз-Зейни Баракята. А потом какое крушение всех надежд! Нет-нет! Еще есть надежда. После возвращения Саида из «путешествия» человек, который там проводил с ним долгие вечера, попросил Саида пойти, как обычно, в лавку Хамзы и, если начнутся разговоры об Аз-Зейни и люди станут спрашивать о том, куда он исчез, сказать, что Аз-Зейни недалеко, собирает деньги и оружие. Саид не возражал. Невелика услуга! И когда представился случай, Саид сказал: «Аз-Зейни рассылает своих помощников во все концы Египта, чтобы они убедили шейхов бедуинов послать своих людей в Каир». Саид припоминает, что в лавке сидел европеец, который стал прислушиваться к разговорам и вызвал у Саида подозрения. Через несколько дней все узнали правду: шейх Абу-с-Сауд сам схватил Аз-Зейни и держал у себя в доме. Саиду было стыдно самого себя: он обманул людей. Но ему это можно простить — он же не знал. И потом, человек попросил его так вежливо. Пустяковая просьба, ведь это не грех.

Шейх Абу-с-Сауд послал к эмирам сказать, чтобы не отступались от своего господина, не предавали его, не замышляли против него козней, а поддержали все, что он делает, дабы не позволить осману взять Египет. Саиду известно, что множество мюридов прибыли со всех концов Египта с красными и зелеными повязками на головах, похожими на те, что носил когда-то праведный Ахмад аль-Бадауи. Каждый день шейх Абу-с-Сауд с кинжалом в руке выходил из дома в сопровождении воинов, и народ плакал, видя его занятым делами, не соответствующими его сединам. Если бы учитель увидел Саида, он бы его простил. Саида сжигает желание повидать шейха, но он не знает, как это отразится на его судьбе. Он свободен, но еще не знает, по какому пойти пути.

…Саид, как всегда, заказывает кружку хульбы. Хамза тотчас начинает толочь, добавляя в нее очищенный фундук. Если посетитель просит, он поджаривает орехи с маслом — получается сладкий, аппетитный завтрак, вкуснее, чем вареные проросшие бобы в харчевне аль-Мараж перед молельней Слепых. Саид еще не начал пить хульбу, когда человек, лицо которого ему было незнакомо, подошел к нему.

— Шейх Саид?

— Да.

— Если можно, прошу вас выйти со мной на минуту.

Попутный ветер… Снова в «путешествие»? Бежать? Но куда?

— Начальник соглядатаев Каира хочет тебя видеть. Я мог бы тебе этого и не говорить, но мне жаль тебя.

Выглядывает Хамза:

— Ты не выпил хульбу, шейх Саид!

ЗАКАРИЯ БЕН РАДЫ

Он не остановился ни на мгновенье на своем пути от аль-Мукаттама до Баракят ар-Ратля. Ворота кварталов заперты. Люди бегут неизвестно куда. Ранним утром по городу, как огонь по сухой траве, прошел слух: кто-то божился, что видел войско османов, двигавшееся со стороны Фустата, чтобы неожиданно ударить Туманбаю в тыл. Народ в ужасе. Страх сжимает сердца. Закарию сопровождает только Мабрук. Он идет рядом. Тьма. Крики проходящего мимо воинства наводят Закарию на мысль о том, что страна накануне важнейших событий, которые войдут в историю. До сих пор один султан приходил на смену другому, но все они были членами одной династии. Теперь же угроза нависла над существованием самой династии. Идут чужаки, которых никто не остановит. Закария оплакивает Туманбая, ибо ему известно, насколько серьезно положение. Кругом зловещие предзнаменования. Закария единственный человек в Египте, которому приятна суть происходящего. Его не успокаивает то, что Джан Баради аль-Газали готов поддержать Туманбая. Османы — это чума, которая неожиданно обрушилась на них. Это мор, не имеющий отношения к природным явлениям. Это всесильное зло. Это нашествие варваров. Закарии известны нравы этого неуправляемого стада. Закария ускорил шаг, словно пытаясь убежать от сознания неотвратимого исхода. Об этом он будет совещаться с Аз-Зейни через несколько минут. С тем самым Аз-Зейни, который без спросу вошел в его жизнь, в его мысли и душу.

Когда Аз-Зейни схватили, Закария был поражен и даже напуган. Много лет он строил козни против Аз-Зейни. Во время истории с фонарями поднял против него весь Египет. Ничто не заставит его забыть, что именно Аз-Зейни подослал в его дом гречанку Василю. Аз-Зейни же и был причиной ее гибели. Из-за него ее беломраморное тело скрыла могильная тьма. Несколько месяцев назад Закария понял, что Аз-Зейни не создавал никакой особой службы и что не было у него собственных соглядатаев, а просто были Люди, подчиненные ему как хранителю мер и весов. Долгие годы Закария не давал себе передышки. Столько приложил усилий, чтобы найти хотя бы одного соглядатая, подчиненного Аз-Зейни. Его люди не смогли этого сделать. Убедив себя в том, что люди Аз-Зейни просто умело скрываются, он делал тысячи расчетов. Теперь Закария понял, что попал впросак. Ему почти хотелось, чтобы у Аз-Зейни действительно оказалась сыскная служба, а вышло, что все это миф, слух, пущенный самим Аз-Зейни, призрачный сыск, который в действительности никогда не существовал. Несколько дней Закария переживал горечь обмана и в то же время в душе испытывал тайное восхищение Аз-Зейни. Действительно, без Аз-Зейни жизнь Закарии была бы пресной: они созданы друг для друга. Благодаря Аз-Зейни Закария завоевал авторитет в народе. Закария усовершенствовал методы своей работы до такой степени, что в любой момент может отразить козни Аз-Зейни. И это помимо прямой пользы от Аз-Зейни в других делах и его толковых советов, как сделать работу соглядатаев совершенней. Но что будет, если османская чума опустошит страну? Именно об этом Закария собирается говорить с Аз-Зейни. В доме Закарии на горе аль-Мукаттам нет теперь ни единой бумажки — шихаб Аль-Халяби и вся канцелярия находятся в тайной резиденции Аз-Зейни в Хелуане. Там же и все папки и списки имен каждого раба божьего, родившегося на египетской земле. Они еще понадобятся Закарии в будущем. Когда взяли Али бен Аби-ль-Джуда и Аз-Зейни принял дела, Закария решил разобрать свои бумаги… Убийство любимца султана, его баловня… До сих пор он не добрался до тайны этой скрытой связи… Умер юноша, умер султан. Каким далеким это кажется теперь! Будто миновали долгие годы, на протяжении которых он каждый день обещал себе разделаться с Аз-Зейни. У него было много подходящих случаев сделать это. Когда Закария узнал, что шейх Абу-с-Сауд вызвал Аз-Зейни, чтобы как следует отчитать его, волосы у Закарии стали дыбом: надо было действовать решительно и быстро. С таким делом нельзя шутить. Пока Аз-Зейни находился в руках благочестивого, праведного человека, слово которого непререкаемо для эмиров, к старых и молодых, Закария мог отовсюду кликнуть своих людей, настроить простых людей против Аз-Зейни; опорочить его перед народом. Он мог распространить длинные списки богатств, которые припрятал Аз-Зейни: жемчуг, яхонты, бирюза, кучи золота, отправить коротенькое послание султану с указанием места, где Аз-Зейни хранит свои богатства…