САИД АЛЬ-ДЖУХЕЙНИ

Вот оно, время смятения, сомнения, крушения веры в истину, исчезновения ясности, торжества прихотей! Ах, если бы убежать в пустыню, которой нет конца и края, где исчезнет его любовь, истлеет его плоть. Может быть, он познал бы тогда, чего лишился и что покинул, что скрывают облака и прячет туман, как пропадает его жизнь, растворяется его существо в безнадежной любви. Он живет только потому, что чувствует ее присутствие в доме, куда он стучится лишь дважды в неделю, хотя ему хотелось бы видеть ее всегда. Солнце восходит на востоке и садится на западе. Как далеко от нас не только седьмое небо, но, и первое! Как измерить расстояние — длиною или временем? Как далеки звезды от земли! Какие прочные цепи держат их наверху и не дают упасть? А те звезды, что падают? Это злые души, изгнанные из рая? На мгновение они появляются во тьме, чтобы исчезнуть, не достигнув земли и не утвердившись на небе. Даже их светящийся след исчезает навеки. Почему море не заливает сушу? Как наполняется Нил, выходит из берегов и вновь мелеет? Когда родился Аз-Зейни Баракят, было ему написано на роду, что однажды он станет казначеем, что его ждет встреча с человеком по имени Закария? Как он мог согласиться, чтобы Закария бен Рады оставался его заместителем? Закария окружает казначейство самыми матерыми соглядатаями, самыми искусными мастерами наводить ужас и страх в домах, на улицах и молельнях, над подушками спящих, в минаретах мечетей, у михрабов, где творится молитва. Неужели Саид ошибался, когда отправился в дом Аз-Зейни, чтобы проводить его в Кум-аль-Джарех? Но ведь Аз-Зейни не устает повторять: пусть обращается к нему каждый, терпящий притеснения. Ежедневно к его двери тянутся жалобщики, которые идут только к нему, минуя эмиров и судей. Ходят слухи, что Аз-Зейни намеревается возглавить и казначейство и правосудие. Тогда Аз-Зейни сел на своего мула и направился на молитву в мечеть Аль-Азхар. Там он держал речь перед народом и отверг все измышления. Он заявил, что должность хранителя мер и весов требует непрерывного бдения и большого внимания. Разве он сможет нести такое бремя и одновременно справляться с другими заботами? Возгласами одобрения встретил его народ. Люди просили у аллаха благословить его деяния и старались поцеловать край его абы. Но Аз-Зейни отстранил их в гневе. В это мгновение тревога стеснила грудь Саида: он увидел великого шихаба Закарию бен Рады, первого наместника Аз-Зейни, который шествовал за ним в абе с желтым позументом. Его обычную чалму без каких-либо отмет опоясывала муслиновая лента с красным рубином.

Саид поделился своей тревогой с Мансуром, своим товарищем и однокашником. Мансур заволновался: галереи вновь полны людьми Закарии, его наушниками и осведомителями. Нужна осторожность в речах. Саид знает их, слышит их неслышные шаги за собой, чувствует их внезапное появление, будто из воздуха. Его пронизывает взгляд Омру бен аль-Одви.

Омру купил новую абу и носит себя бережно, словно сосуд, полный до краев. Ходят слухи, что он похаживает к одной из женщин «веселого дома», покупает ей мясо, овощи и чебуреки.

Саиду хотелось бы поговорить с Омру по душам и спросить, что побуждает его доносить Закарии о каждом шепоте и вздохе? Однако что навело его на такую мысль? Его приятель Мансур, похоже, не страдает от присутствия Закарии. Мансур говорит, что Аз-Зейни еще не всевластен. Он только что вошел в должность, и ему нельзя пренебрегать таким человеком, как Закария, нельзя не принимать его в расчет. И кто знает, может быть, это сознательная уловка Аз-Зейни? Закария опасен, как скрытая под водою яма на дороге, как его отстранить, когда в его руках тайны султаната и эмиров? Пойдет ли Аз-Зейни на ссору с Закарией или приблизит его и пригреет?

Саид не проронил ни звука. Какой путь вернее? Саид видит, что все в этом мире идет своим, предназначенным ему путем, путем извилистым, сквозь туман и густой дым. Мансур направляется на свое место в кофейню «Лянадый», протягивает руку, зажигает кальян и погружается в облако дыма — спасение от всех печалей. Его далекая возлюбленная приближается к нему. Он открывает ей объятия, прижимает к себе. Она опускается у его ног. Он уносится в землю Вак-Вак, завоевывает острова амазонок, видит Аз-Зейни посланцем небес, а Закарию — его верным последователем, хранителем спокойствия, искоренителем бед, защитником против смут. Прежде чем удалиться в мир забвения, Мансур говорит: «Мне ни до чего нет дела. Так зачем понапрасну утруждать себя? Проживу, сколько мне положено, в этом бренном мире, где все тлен. Буду пить из источника наслаждений и следовать голосу здравомыслия. Я буду гибок: то сожмусь, то разожмусь, то съежусь вновь».

Мансур зовет Саида с собой: он испытывает одиночество, когда отбывает в мир голубых облаков, на которых восседают гурии. Саиду неловко. Онпроходит мимо кофейни «Лянадый» улицами, освещенными фонарями. До сих пор дело с фонарями не улеглось. Того и гляди из-за фонарей вспыхнет бунт. А он за фонари или против? Он и сам не знает. Уже четыре дня, как Саид не появлялся у своего учителя. Эх, если бы уехать на юг! Сбросить с плеч все, что навалилось на него с тех пор, как он приехал в Аль-Азхар. Пойти бы в мечеть Хусейна, привязать платок к Зеленым воротам — чтобы не расставалась с ним возлюбленная — и обратиться с молитвой к святому. Пойти бы к Самах, снять с нее покрывало и принять ее как драгоценный дар, талисман, как потерянный рай, как поэму, подобной которой никто еще не читал. Но она — мираж жаждущего. Рядом с Самах не существует других женщин. Без нее земля — пустыня. Даже вдали от нее нет ему покоя. По ночам его сжигает огонь желания. Саид попытался узнать, что происходит в «веселом доме»: как мужчины входят туда, выбирают женщину, которая им нравится. Мужчина не знает имени той, которая делит с ним ложе. Мансур говорит: «В первый раз я спросил у девицы ее имя. А она рассмеялась и ответила: «Равия». Потом я узнал, что ее зовут иначе».

Вот бы сходить в «веселый дом»! А что? Разве он не может? В его воображении одежды никогда не спадают с Самах. Невозможно представить ее себе лежащей в соблазнительной позе. Может быть, она сон, мечта?

Несколько лет назад Саид был словно чистая страница, которой не касалось перо. Теперь жизнь пишет на ней буквы, ставит вопросительные и восклицательные знаки, тысячи вопросов, которые заводят в тупик и не говорят, где путь истинный! Жизнь — нескончаемый вопрос, это древняя рукопись, страницы которой обветшали, края истлели, а буквы стерлись.

Часть пятничной проповеди, которая прозвучала с кафедр мечетей в последний день месяца зу-ль-ка, да 913 г. хиджры. И была произнесена проповедниками всех толков.

«Жители Египта!

Сказал пророк, да благословит его аллах: не стыдно ученому сказать «не знаю», если спросили его о том, что ему неведомо. Мы говорим это тем, кому нравится развешивать фонари перед Домами и лавками, тем, кто хотят показать, что знают то, что было и что происходит, и вот-вот начнут предсказывать и то, что будет. Мы же относим таких к числу неверных. Они говорят, что правители многих народов повесили фонари на своих улицах. Но почему же они не привели ни одного примера? Разве наш пророк следовал по пути, освещенному фонарями? Разве был его путь освещен рукотворными светильниками во время переходов летом и зимой в Сирию и Йемен? Мы говорим во всеуслышание, мы говорим без стеснения_? мы говорим, оставаясь в полном уме и рассудке, тем, кто претендует на знание мудрости, поучений пророка, скрытых законов и принятых уложений, а на деле являются невеждами, скрывающими незнание свое, мы говорим без опасения, боязни и страха: Жители Египта! Никогда раньше не случалось, чтобы вешали фонари! Наш достославный пророк приказал нам отворачивать взор от срамных мест у человека, а фонари являют наш срам. Аллах создал ночь и день — ночь темную и день светлый. Он сделал ночь покровом и прикрытием наготы. Так что же мы сдергиваем этот покров? Снимаем покрывало, которым прикрыл нас аллах? Дойдем ли мы до того, что изгоним черноту ночи с каждой пяди земли в городе? Это безбожие, и мы не принимаем его. Это выход за всякие пределы, и мы не желаем его. Если бы не убеждение каждого из нас в честности намерений Аз-Зейни Баракята, мы бы открыли, что он замыслил. Однако с момента принятия дел казначейства от него видели одно добро. Фонари не лишат его нашего доверия и не заставят усомниться в нем. Жители Египта! Группами, в одиночку, толпами и по одному идите к дому Аз-Зейни Баракята бен Мусы, требуйте запрещения фонарей, которые нарушают тайну, побуждают женщин выходить на улицы после вечерней молитвы. Требуйте этого смиренно и настойчиво, прося и настаивая. Не возвращайтесь, пока не добьетесь от него того, что намеревались получить, не отказывайтесь от своей цели. Фонари — это знамение конца света. Просите султана, чтобы он дал согласие побить каменьями того, кто внушил эту злостную мысль Аз-Зейни. И эти невежды чтут себя защитниками знаний! С того дня, как воцарились на наших улицах фонари, аллах не защищает нас от зла, отдалил нас от себя, не продлевает наши дни, дабы дать нам лицезреть себя».