Аз-Зейни сделал вид, что не получал письма, не читал его и ничего не знает о нем.

Шихаб Аль-Халяби спросил несколько дней назад, пришел ли ответ от Аз-Зейни. Закария вспылил и крикнул:

— С каких это пор ты спрашиваешь об ответе на письмо, которое я поручил тебе написать? Разве этому я вас учил? Разве вы не знаете, к чему ведет праздная болтовня и праздное любопытство? Ты должен немедленно забывать все, что ты пишешь!

Шихаб Аль-Халяби испугался — больше всего на свете он боится гнева Закарии. Еще хуже, если тот подумал, что в вопросе был какой-нибудь подвох. Шихаб Аль-Халяби не знает, как быть. За время его долгой службы Закария не прощал ему ни вольной, ни невольной обмолвки. Закария постоянно напоминает ему историю помощника главного соглядатая Османской империи, который достиг высших постов по своей службе в государстве. А много лет спустя открылось, что он был лазутчиком шаха Исмаила-суфия, злейшего врага правительства османов. Шихаб Аль-Халяби ловит малейшее движение Закарии. И не только он, а все, кто служит под его началом.

Закарии неприятно, что он поддался вспышке гнева. Аз-Зейни задерживается с ответом, и это его смущает. Вопрос шихаба Аль-Халяби уколол его. Каждый день Закария говорит себе: «Наверняка ответ придет сегодня вечером или завтра». Но Аз-Зейни продолжает упорствовать в своем молчании.

Эмир Аль-Джамдар покачал головой и сказал Закарии:

— Султан согласен с Аз-Зейни во всем — в большом и малом. Аз-Зейни является к султану каждый вечер, и они уединяются примерно на час. Никто не знает, о чем они беседуют.

Закария оказался в положении, в которое не попадал ни один из его предшественников. Возможно, во время этих уединенных бесед и его имя повторяется? Может быть, против него плетется заговор? В тот вечер его снова уязвило донесение о том, что Аз-Зейни продолжает учреждать свою собственную сыскную службу.

Эмир Минкли-бафа — он накоротке с Закарией — намекнул Аз-Зейни во время их встречи, что по правилам сыскная служба должна быть одна на весь султанат и что она, как и казначей, состоит под началом Закарии бен Рады. Но Аз-Зейни покачал головой и сказал:

— Я полагаюсь только на своих людей.

Установление нового сыска не дает Закарии покоя: может быть, кто-нибудь из людей Аз-Зейни уже пробрался к Закарии в дом? Или в Тайную канцелярию?

Закария отдал строжайшие приказы начальникам соглядатаев в Каире, Верхнем и Нижнем Египте, в Нубии, чтобы они усилили наблюдение за всеми нововведениями Аз-Зейни, следили за его людьми. Кто они? Откуда? Как работают?

Пока донесения на этот счет скудные. Надо действовать осмотрительно, но без промедления, дабы обезвредить Аз-Зейни, а не то само существование службы соглядатаев окажется под угрозой.

Закария призвал к себе старшину цеха певцов и поэтов Египта Ибрахима ибн ас-Суккяра ва-л-Лямуна[37]. Ибрахим — самое преданное ему создание. Он ведает делами стихотворцев, выступающих в кофейнях, ребабистов[38] и певцов на праздниках по случаю рождений и других знаменательных событий. Он в ответе за все, с чем они выступают. Все, что поется, должно быть в обязательном, порядке утверждено Ибрахимом. Он запрещает то, что может показаться вредным для устоев веры и нравов, что содержит намек на важное лицо или какого-нибудь эмира.

Ибрахим является перед Закарией каждый вторник, сообщает ему, как поживают певцы и стихотворцы, что происходит в их среде, рассказывает о замыслах каждого из них, кто над чем трудится и касается ли это Закарии или только певца и манеры его исполнения.

Закария усмехается про себя: такое не придет в голову Аз-Зейни! Люди слушают поэтов в кофейнях, сердца трепещут от любви к Зат аль-Химма, все следят за новостями о жизни Аль-Барамики с Бани-л-Аббасом, Абу Зейда Уидьяба с Аз-Зейнати Халифой, Сулеймана и Кейф Тахкум филь-Джан[39]. Никому не известно, что все хозяева увеселительных мест, певцы и рассказчики Египта связаны одной веревочкой.

Закария уединился с Ибрахимом ибн ас-Суккяр ва-л-Лямуном и попросил его написать сказочку для исполнения на ребабе о человеке без роду и племени, на которого вдруг свалилась власть и он решил установить справедливость в мире. Закария повелел, чтобы сказочку исполняли четыре чтеца в лавке «Лянадый» и в лавке «Аль-Бахджури» в квартале аль-Хусейния, в лавке «Юнес» в Фустате, в лавке «Абу-ль-Гейт» в Булаке. Первая и вторая лавки — самые большие в Египте, там можно отведать хульбы, имбирного лимонада и покурить наргиле. Их завсегдатаи из людей с достатком. Курение наркотиков начинается там после ужина. Третья же и четвертая — жалкие лавчонки, и их посетители самого низкого сословия. Большинство их — ремесленники. Через два дня сказка будет известна в десятках лавок, в разных «кварталах Каира. А через неделю ее будут рассказывать все. Можно обратиться за помощью к соглядатаям, шныряющим среди людей, чтобы они «разъясняли» смысл сказки, коли дуракам он будет невдомек.

Ибрахим бен ас-Суккяр ва-л-Лямун ушел. Закария встал и спустился в сад. Он почувствовал прилив сил. Мысли проносились в голове одна за другой. Десятки имен и дел всплывали в памяти. Он ударил кулаком по ладони, наклонился, чтобы выпить глоток разбавленной розовой воды.

Удачные мысли приходят неожиданно. Они захватывают его. Закария строит планы, которые скоро станут явью, видит их во всех подробностях. Главное в этом деле — создать необходимые условия.

Через несколько минут после ухода Ибрахима Закария, полный энергии, поднялся в комнату своей жены Зейнаб. Взял на руки Яса, поднял, поносил на плечах. Потом стал ползать впереди него на четвереньках, блеять по-овечьи и кричать по-ослиному. Он едва не задохнулся от радости и счастья, когда Яс засмеялся, и смех его был похож на звук ароматной наргиле. Ее дым источает запах мяты, базилика и бальзама. Внезапно Закария передал ребенка матери и быстро спустился вниз. Зейнаб не удивилась — она привыкла к его странностям.

Закария послал за муаллимом Авадом, известным среди простых людей под кличкой Кейфовальщик за постоянное употребление гашиша, длинный язык и сладострастие. Муаллим пришел и замер в ожидании, что скажет Закария. Муаллим — его творение, Закария доволен им. «Понимает ли Аз-Зейни, что мне достаточно сделать знак — и эти люди пойдут за мной? Возможно, ему они кажутся ничтожными, не имеющими никакого отношения к делу? Но как велики могут быть их услуги!»

Кейфовальщик был толстым, грузным мужчиной с зычным голосом. И все же он, кажется, вздрогнул, когда увидел, что Закария двинулся к нему. Закария обнял его и поцеловал. Муаллим пришел в смущение, не зная, что ему делать: ответить тем же или стоять неподвижно в присутствии главного соглядатая султаната. Закария повлек его за собой к мраморной скамье под высокой пальмой, нижняя часть ствола которой была прикрыта тонкими пластинами желтой блестящей меди. Закария спросил, как поживают дети муаллима и его жены. Помирился ли он со своей второй женой, которую он прогневал-четыре дня назад и она переехала в дом своей матери, или они все еще пребывают в ссоре? Потом быстро добавил, что слышал о намерении муаллима развестись с ней. Понизив голос и откинув назад голову, Закария спросил: «Неужели у тебя нет другого выхода, кроме развода? Ты же знаешь, что нет более богопротивного дела, чем развод. Но если ты настаиваешь, я не стану указывать тебе».

Муаллим не мог скрыть своего изумления и страха. Закария знает все: и важное и неважное. Смущение охватило его, когда Закария наклонился к нему и сказал, посмеиваясь:

— Между нами, ты не прав, муаллим! Ты не даешь ей, что положено. Твоя молоденькая последняя жена забирает у тебя все силы. Так нельзя! Должна быть справедливость! Когда ты был у нее в последний раз? Когда? Я тебе сам скажу: два месяца и одну неделю тому назад! Ты прожил долгую жизнь, и тебе все нипочем. Но зачем оскорблять жену?