«Седов» продолжал путь, но обстановка становилась все тяжелее. Наконец наступил момент, когда ледокол остановился в полном бессилии. Владимир Иванович определил по приборам, что достигли 82° 14' северной широты.

Так был установлен новый мировой рекорд свободного плавания в высоких широтах.

— Поздравляю, — пожимая руку капитану, проговорил Шмидт.

— Разрешите мне поздравить нашего капитана с двойным достижением, — загадочно улыбаясь, сказал Визе. — Он не только установил новый небывалый рекорд, но и провел «Седова» по земле!

— Ничего не понимаю! Когда ледокол шел по земле? — недоумевал Шмидт.

— Я имею в виду карту Юлиуса Пайера, — ответил Визе, — на месте, где мы сейчас находимся, он поместил Землю Короля Оскара. Только что были сделаны промеры. Они показали 165 метров глубины. Теперь ясно, что эта земля не существует. Честь ее закрытия принадлежит Владимиру Ивановичу.

Дальше на север идти было рискованно, ибо угля на судне оставалось ограниченное количество. Решено было повернуть и идти к Земле Рудольфа, чтобы проверить состояние бывшей зимовки Абруццского, а затем, если удастся, разыскать могилу Седова.

Этот день был удачным для экспедиции, но корреспонденты ходили мрачные и злые. Дело в том, что они получили от редакций указания чаще передавать сообщения об экспедиции, а из-за плохой слышимости в этих широтах их сенсационные материалы застряли в радиорубке.

На обратном пути в море Королевы Виктории разыгрался сильный шторм, который лишил возможности подойти к мысу Бророк. Пришлось лечь в дрейф. Шестнадцать часов обледенелый пароход бросало и носило по воле волн. Только в ночь на 25 августа море утихло. Появилась возможность подойти к мысу Бророк. Именно там, по рассказам матросов Линника и Пустотного, был похоронен Георгий Яковлевич Седов. Встали на рейде. Подходя к мысу, приспустили флаг. Было около часа ночи.

Вскоре шлюпка с участниками экспедиции направилась к мысу. Едва она подошла к берегу, как начался оглушительный обвал ледника.

Могилу отважного соотечественника найти не удалось. Ни поставленных 15 лет тому назад лыж, ни признаков могильной насыпи нельзя было разглядеть среди россыпи камней. Возможно, бывающие здесь непрерывные обвалы и движение льдов снесли прах Седова в море.

Участники экспедиции установили на берегу деревянную доску с надписью: «Здесь погиб Георгий Яковлевич Седов», а затем вернулись на корабль.

Тем временем работы на станции в бухте Тихой подходили к концу. Рабочие уже с нетерпением ждали возвращения ледокола. И вот 27 августа в Британском канале появился «Седов».

Нас отделяло от судна километров 15—17. Мы видели его, но считали, что корабль не возвращается в бухту Тихую, потому что члены экспедиции заняты различными научными работами. А оказалось, что ледокол затерт льдами, которые все крепче и крепче смерзались.

Над «Седовым» нависла угроза зимовки. Правда, можно было еще уйти на юг, но тогда на станции надо было оставить, кроме зимовщиков, еще и рабочих. Этого Отто Юльевич допустить не мог.

— Я отправлюсь на станцию пешком, по льду, — сказал Шмидт. — Я должен убедиться, что зимовщики в тепле, радиостанция работает. Вернусь вместе со строителями. А сейчас в бухту Тихую со мной пойдут географ Иванов, матрос Иванов и корреспондент Громов. Надеюсь, товарищи не откажутся отправиться со мной в этот рискованный путь?

Условились, что, дойдя до бухты, группа Шмидта разожжет костер.

27 августа в 9 часов вечера партия Шмидта в составе четырех человек, взяв парусиновую лодку и сани, покинула корабль.

— Я думаю, при благоприятных условиях через четыре-пять часов вы будете на берегу, — напутствовал товарищей Визе.

Однако прошли ночь и день, а условных сигналов не было. Все недоумевали. Капитан был мрачен и под вечер решил выслать матросов на поиски партии Шмидта. Но пока собирались, льды словно проснулись и зашевелились. Начинался шторм.

— Остановить поисковые партии, готовить машину, — отдал команду капитан.

Через час появились разводья, ледокол стал разворачиваться и наконец направился в бухту.

Шли медленно, часто давали гудки, внимательно осматривали каждую льдину и берега. Но людей нигде не было видно.

В это время ветер уже достиг силы шторма. Пошел снег. Берега пропали. Настроение на судне стало подавленным.

Мы сидели в кают-компании станции, когда до нас донеслись нервные, тревожные гудки. Выбежав из дома, едва различили в бухте наш ледокол. Стащив с берега лодку, втроем — Илляшевич, Алексин и я — отправились на корабль.

Наше крохотное суденышко то взлетало на гребень волны, то скрывалось в провалах так стремительно, что следившие за нами с берега стали бояться за благополучный исход плавания.

Наконец полузалитая водой лодка подошла к ледоколу с подветренной стороны, и мы, насквозь мокрые и в снегу, поднялись на палубу.

— Отто Юльевич на станции? — прежде всего спросил капитан.

— Нет, а разве он не с вами? — недоуменно ответил Илляшевич.

— Нет. — И Владимир Иванович рассказал нам все, что произошло. — Надо немедленно искать,— продолжал он. — Если им не удалось добраться до берега и они остались на льду, их может вынести в открытое море. Надо торопиться. Вы ищите на Скотт-Кельти, а мы пойдем в Британский канал.

Через несколько минут «Седов», давая гудки, скрылся за снежной завесой. Время тянулось медленно. Наконец кочегар Ожигин закричал:

— Человек на берегу! Человек!!!

— Наши! Наши! Ура! — почти одновременно с Ожигиным увидел партию Шмидта капитан.

Быстро спустили шлюпку, и через час четыре путешественника уже поднимались на борт «Седова». В кают-компании за горячим чаем они рассказали о своих приключениях.

Вначале они шли довольно быстро, но когда ровные поля сменились нагромождениями торосов, движение замедлилось. Под утро были всего лишь в 5 километрах от ледокола. Наконец кончились торосы, но начались бесконечные разводья. Через них приходилось перебираться на случайных льдинах, служивших паромами. Потом подул сильный ветер. Льдину, на которой они находились, понесло не в бухту, а в открытое море. Положение стала угрожающим. Нужно было во что бы то ни стало добраться до ближайшего берега. Они прыгали с одной льдины на другую, переплывали в лодке, которая уже текла. Началась метель, и стало ясно, что берега им не достигнуть. Вдруг льдина, на которой находилась группа Шмидта, зацепилась за низкий островок. Через минуту все были в безопасности.

В сумерки на лодке перебрались на остров Скотт-Кельти. Здесь-то и нашли их седовцы.

Все вместе на ледоколе вернулись в бухту Тихую. Мы к этому времени закончили монтаж радиостанции. Эрнст включил передатчик и впервые вышел в эфир: «Всем, всем, всем! Слушайте, слушайте! Говорит Земля Франца-Иосифа!»

Затем, надев наушники, долго и напряженно слушал. Ответа все не было. Снова, уже в который раз, проверяли монтаж, аппаратуру, и опять в эфир неслись точки и тире.

В ожидании сенсационного материала для своих корреспонденции к нам на станцию с судна прибыли корреспонденты. Но двусторонней радиосвязи все не было, и двое журналистов уснули с блокнотами в руках у меня в механической.

Вдруг среди ночи Кренкель закричал: «Ура!!! Заработала!!!»

Разбуженные криком корреспонденты бросились в радиорубку.

— Радиолюбитель Евсеев из Нижнего Новгорода ответил и дает свои позывные, — радовался Эрнст, занося в журнал первый прием.

Неизвестно откуда появилось шампанское, и мы подняли бокалы за новорожденную станцию.

Утром 30 августа ледокол расцветился флагами, и все, кроме стоящих на вахте, съехали на берег. Ровно в 3 часа дня начался митинг, посвященный открытию станции. Первым выступил Отто Юльевич Шмидт. Он сказал:

— Здесь, на Земле Франца-Иосифа, мы сооружаем научную станцию на благо науки всего мира и, в частности, для мореплавания всех стран. Этот бревенчатый дом станет самым северным в мире форпостом советской науки.

Слово взял Владимир Юльевич Визе: