В идеальной Бразилии центр города превратили бы в музей под открытым небом, как только лидеры республики начали бы переезжать в Бразилиа. К сожалению, никто об этом не подумал, а если бы такая мысль и пришла кому-нибудь в голову, она была бы невыполнима. Как можно устроить настоящий музей и что-то сохранить, если среди экспонатов ежедневно толкутся два миллиона людей? Не говоря уже о ценных коллекциях, архивах и хранилищах, повествующих об истории страны, которые были увезены из города, и часть из них до сих пор увозят, никто не знает куда. Единственная причина, почему центр еще не обезображен окончательно, заключается в том, что, так и оставив его осью своего вращения, Рио передвинулся поближе к пляжам и все в этом районе обесценилось: фирмы, здания, клиентура. Они не стоили даже того, чтобы снести их и выстроить все заново. Так или иначе, офисы продолжали работать (те, что выжили, несмотря на неисчислимые кризисы бразильской экономики), и некоторые компании тоже, хотя к этому времени конкуренцию им составляли даже уличные торговцы. Но захватывающая ночная жизнь в этом районе сошла на нет: его улицы и площади, где всю первую половину двадцатого века бурлила жизнь и люди сновали до самого утра, превратились в пустыню, как только последний секретарь или директор отправился на машине или на автобусе в зону Суль или в зону Норте.
Хотя все зависит от того, что вы сочтете пустыней. В своем рассказе «Искусство ходить по Рио-де-Жанейро» Рубен Фонсека заставил своего героя пройтись на рассвете по городу-призраку, в который превратился теперь центр. Декорации все еще напоминали описанное Жоакимом Мануэлем де Машеду и Луишем Эдмунду, но на улицах ему встречались преемники персонажей Жоау ду Риу: бездельники, беззубые шлюхи, сутенеры, наркоторговцы, граффиттисты, трансвеститы, уличные торговцы, проповедники, люди, пришедшие посмотреть стриптиз или порнофильмы, — те самые люди, которых не совсем удобно будет пригласить на чай к вашей незамужней тетушке. Это художественное произведение — вымысел, но он удручающе близок к истине. Города, в отличие от фильмов и пьес, не могут выбирать себе действующих лиц.
Начиная с 1970-го все, кто мог уехать из центра, уехали. А те, кто приходил туда днем, появлялись там только по работе. Это было жестоко и несправедливо, потому что, несмотря на свое внешнее оскудение, центр все еще мог похвастаться многим из того, чем радовал своих гостей и раньше: рыбой в ресторане «Альбамар», разливным пивом в баре «Луиш», заграничными товарами в «Лидадор», народными танцами в «Эстудантина», книжным магазином «Леонардо да Винчи», Национальной библиотекой, Real Gabinete Português de Leiture (Королевским португальским читальным залом), лавками подержанных книг, музеями, церквями, чайными и барами. Конечно, верно, что неожиданно стали ярко заметны некоторые контрасты: оставшиеся еще традиционные, изящные, почти женственные магазинчики, торгующие шляпами и зонтиками от солнца, например, или маленькие очечные, кондитерские или конфетные лавки казались еще более хрупкими в новом, грубом окружении.
Я так и не привык к этому. Многие из моих знакомых в зоне Суль гордятся тем, что многие годы и носа не кажут в центр, а я еще и в восьмидесятых временами бродил в тех краях, надеясь, что, проходя по одной из этих отвратительных улиц, я вдруг вновь окажусь в прошлом, когда все здесь еще сияло новизной. Ничего подобного так и не случилось, но очень трогательно было видеть, как прошлое, сколько бы его ни притесняли, все-таки отказывалось совсем покидать эти места.
За фасадами учреждений, оставшихся здесь, когда правительство перебралось в Бразилиа, на пустых этажах заброшенных зданий, можно было увидеть декоративные кирпичные полы, расписные панели, резную мебель, витые колонны, хрустальные люстры, лестницы с коваными или резными деревянными перилами, потолки, украшенные фризами, застекленные цветным стеклом крыши — все, что не увезли и не похитили позже. Чтобы пройтись по этим интерьерам, даже при ярком свете дня, в качестве музыкального сопровождения потребовались бы творения Миклоша Роши. Все это воспоминания о тех днях, когда по полам и мостовым центра сновали посетители, — а кто-то из них и жил здесь, — такие люди, как Анатоль Франс, Энрико Карузо, Поль Клодель, Альберт Эйнштейн, Фрэнк Ллойд Райт, Мари Кюри, Томас Манн, Редьярд Киплинг, Стефан Цвейг, Орсон Уэллс, Дариус Мийо, Олдос Хаксли, Андре Мальро, Альбер Камю, Джон Дос Пассос, Грэм Грин, Жан Поль Сартр, ученые, музыканты, писатели — можно перечислять знаменитые имена хоть до конца книги. (Романист Шервуд Андерсон по дороге в Рио умер в открытом море от перитонита, когда, лакомясь канапе, проглотил зубочистку.) Не считая политиков, промышленных магнатов, банкиров, дипломатов и туристов, прибывавших ежедневно пароходами, самолетами и даже дирижаблями, великолепное прошлое Рио — неимоверное количество денег, стекавшихся в центр, и тонкий вкус, с которым их использовали, — нашло свое отражение в этих интерьерах. А когда денежные потоки мигрировали в другие города, качество это не перенеслось вслед за ними.
Но перед вами не фантастический рассказ, и я имею удовольствие сообщить вам, что так же, как Рио перестал быть миром Машеду и Луиша Эдмунду, так и его центр уже не тот, что в историях Рубена Фонсеки. В самый неожиданный момент жизнь, молодость и перспективы вернулись сюда. Нашлось немало людей, которые в отличие от меня не бродили по городу, засунув руки в карманы, пиная крышечки от бутылок и проклиная халатность чиновников, а, не поднимая особого шума, решили «сделать хоть что-то». И они знали, что делать.
В 1979 году группа людей, имеющая отношение к префектуре, поняла, что сам Рио оказался в опасности из-за утраты своего исторического наследия. Риск был велик, поскольку в отличие от Оуро Прету, Парати, Олинды и других шедевров, сохранивших единство колониального архитектурного стиля, бразильские государственные органы, занимающиеся национальным культурным достоянием, не считали Рио «историческим городом», потому что он очень большой, разношерстный и «искалеченный». То есть, отдавая приоритет архитектуре (и даже здесь — только своим любимчикам, колониальному стилю и модернизму), бюрократы в этих ведомствах, по сути, голосовали против истории. Им не важно было, что каждый век бразильской истории, особенно девятнадцатый, оставил неизгладимый след на улицах Рио, и даже шрамы, уродующие их, — тоже вехи истории. И Рио осознал: если он хочет выжить, ему придется рассчитывать только на себя.
Идею подал архитектор Аугусту Иван де Фрейташ Пинейру, секретарь по планированию города в префектуре Рио. Он предлагал создать «культурный коридор»: составить список из десятков монументов, сформировать вокруг них заповедные зоны, восстановить изнутри и снаружи 1600 домов на легендарных улицах и площадях города. И даже более дерзко: все это — не истратив ни цента правительственных денег, полагаясь только на добрую волю владельцев зданий: в самом начале им за это не обещали даже налоговых льгот.
Удивительно, но все было именно так. Аугусту Иван и горстка смельчаков решили просить сотни людей, обеспеченных и не очень, вложить деньги в восстановление своей собственности, помочь избавиться от уродливых «усовершенствований», которые изменили облик города за сотню лет. А префектура в свою очередь обещала благоустроить улицы, что, в общем-то, было ее прямой обязанностью. В ближайшем будущем, обещали они, все от этого выиграют. Речь шла не о стремлении возродить мертвое прошлое — целью было не отстроить заново «старый Рио» для ностальгирующих одиночек, но сделать его более подходящим для дня сегодняшнего и передать в руки молодым, которые и не знали о его существовании. Это был восхитительно романтический проект, может быть, идеальный для какого-нибудь немецкого, швейцарского или голландского городка. Но в Рио?! Смех прогремел от Амазонки до уругвайской границы.
Это выглядело невозможным. Пять лет ушло только на то, чтобы перейти от проектов к делу, но они сумели воплотить проект в жизнь. Команда архитекторов, историков, писателей (в том числе и Рубен Фонсека), художников, дизайнеров, музыкальных критиков — все они были представителями богемы и знали город с самых разных сторон — вышла на улицы. Они стучали в двери во всех уголках центра и уговаривали хозяев магазинов и домовладельцев отреставрировать свои дома и фасады, привести их в соответствие с изначальными проектами, перекрасить в «правильные» цвета. Для убедительности они показывали старые фотографии и гравюры, рассказывали о прошлом домов, и часто оно оказывалось удивительным. Например, владелец одного здания на руа ду Лаврадиу с радостью и удивлением узнал, что в 1930-х годах Дон Педру I устроил здесь любовное гнездышко. И только тогда владелец дома осознал, сколь благородные очертания спрятаны под жуткими пластиковыми вывесками или достроенной в более поздние времена стеной. Когда эти схватки за историю начались в 1984-м, никто не знал, когда им суждено окончиться, и возможно ли вообще такое. Все только надеялись, что центр продержится.
